Две Дианы - Александр Дюма

Она замолчала. Независимый вид бывшей фаворитки поразил и разгневал Франциска II. Он смутился, покраснел и наконец сказал:

– Герцог де Гиз счел для себя возможным изложить вам, сударыня, наши намерения.

Диана медленно повернулась к герцогу и, увидев на его губах тонкую, издевательскую улыбку, попыталась ей противопоставить самый властный из взглядов разгневанной Юноны.[62] Но герцога не так-то легко было смутить.

– Сударыня, – низко поклонился он Диане, – королю известно, в какое глубокое горе поверг вас удар, поразивший всех нас. Он благодарит вас за сочувствие. Его величество уверен, что предвосхищает ваше заветное желание, предлагая вам сменить двор на уединение. Вы можете удалиться, когда сочтете для себя удобным.

Диана погасила пламя ярости, бушевавшее в ее испепеляющем взгляде.

– Ваше величество идет навстречу моим сокровенным мечтам. И в самом деле: что мне делать? Для меня нет ничего милее изгнания. Будьте уверены, сударь, я не стану задерживаться!

– Тем лучше, – небрежно заметил герцог, поигрывая кистями своего бархатного плаща, и добавил: – Однако, сударыня, ваш замок в Ане, подаренный вам покойным королем, – слишком светское, слишком шумное и суетливое убежище для такой, как вы, обездоленной затворницы. Вот почему королева Екатерина полагает, что ее собственный дворец в Шомоне-на-Луаре, несколько более отдаленный от Парижа, будет лучше соответствовать вашим нынешним желаниям и потребностям, и я с ней согласен. Он будет передан в ваше распоряжение, как только вы пожелаете.

Госпожа де Пуатье прекрасно поняла, что подобный вынужденный обмен есть не что иное, как настоящее насилие. Но что делать? Как воспротивиться этому? Она же лишена всякой власти! Надо было уступить, и она с мукой в сердце уступила.

– Я буду счастлива, – глухо произнесла она, – предложить королеве роскошное владение, которое действительно досталось мне от щедрот ее благородного супруга.

– Я удовлетворена, – сухо ответила Екатерина Медичи, метнув герцогу одобрительный взгляд, и, помолчав, добавила: – Отныне дворец в Шомоне-на-Луаре – ваш, и он будет приведен в порядок для встречи новой владелицы.

– Там, в тишине, – с легкой усмешкой заключил герцог, – вы сможете отдохнуть от тяжких трудов последних дней, когда вы вели вместе с господином де Монморанси такую огромную переписку…

– Я думаю, что я сослужила добрую службу покойному королю, согласуя все необходимые вопросы с великим государственным мужем и лучшим полководцем Франции.

Но, торопясь уколоть герцога де Гиза, госпожа де Пуатье упустила из виду, что сама дает оружие в руки противника: она ненароком напомнила Екатерине о другом ненавистном ей враге – о коннетабле.

– Совершенно верно, – жестко отчеканила Екатерина, – господин де Монморанси потрудился на славу добрых два царствования! Настало время, сын мой, – обратилась она к королю, – отправить его на почетный отдых, который он всецело заслужил.

– Господин де Монморанси, – с горечью заметила Диана, – так же как и я, был подготовлен к награде за свою многолетнюю службу. Сейчас он как раз у меня. Вернувшись, я сообщу ему о ваших добрых намерениях, и он поспешит принести вам свою благодарность и откланяться. Но он все-таки мужчина, он – один из могущественных вельмож королевства! И нет сомнения, что рано или поздно он еще найдет возможность проявить свою признательность не только королю, который так свято чтит заслуги прошлого, но также и новым его советникам, которые не без пользы служат делу общего блага и справедливости.

«Она еще угрожает! – подумал герцог. – Гадюка под пятой, а голову тянет. Что ж, тем лучше! Это я люблю!»

– Король всегда готов принять господина коннетабля, – побледнела от негодования королева, – его выслушают и воздадут ему должное.

– Я тотчас же направлю его сюда, – пренебрежительно ответила госпожа де Пуатье и, высокомерно поклонившись королю и обеим королевам, вышла из комнаты.

Да, она вышла с гордо поднятой головой, но была опустошена и повержена.

Если бы Габриэль ее увидел, он был бы удовлетворен своей местью.

Однако Екатерина Медичи обратила внимание на то, что при упоминании имени коннетабля герцог де Гиз замолчал и перестал отвечать на дерзкие выпады Дианы.

Неужели он боится Монморанси? А может, он намерен заигрывать с ним? Уж не способен ли он при нужде пойти на сделку с заклятым врагом Екатерины?

Ей необходимо было знать, чего держаться, прежде чем передать всю полноту власти в руки Франциска Лотарингского. И чтобы проверить его, а заодно и самого короля, она как бы вскользь заметила:

– До чего дерзка эта госпожа де Пуатье! И как крепко держится за своего коннетабля! Однако не секрет: если вы, сын мой, вернете коннетаблю хоть какую-то власть, то влияние Дианы сразу же наполовину восстановится.

Герцог де Гиз по-прежнему молчал. Екатерина продолжала:

– Я прошу ваше величество лишь об одном – не разбрасываться, не дробить свою единую королевскую волю между несколькими лицами, остановите свой выбор либо на господине Монморанси, либо на герцоге де Гизе, либо на другом вашем дяде, Антуане Бурбонском. Но только на одном, а не на нескольких! Как вы думаете, герцог?

– Так же, как и вы, ваше величество, – как бы со снисхождением ответил герцог де Гиз.

«Вот оно что! Значит, я угадала: он все-таки хочет связаться с коннетаблем. Тогда пусть выбирает между собой и им! И долго колебаться ему не придется», – подумала Екатерина, а вслух сказала:

– Вам, герцог, действительно стоит разделить мое мнение, поскольку оно всячески благоприятствует его величеству. Королю известен мой план: ни коннетабля де Монморанси, ни Антуана Наваррского я не прочу ему в советники. И если я возражаю против некоторых лиц, то вас я при этом не имею в виду.

– Ваше величество, поверьте мне, – отозвался герцог, – я вам глубоко признателен за это и буду верен до конца.

Тонкий политик, он подчеркнул последние слова, как бы молча указывая, что выбор им сделан и теперь он отдает коннетабля на растерзание Екатерине.

– В добрый час! – кивнула Екатерина. – Когда эти господа из парламента явятся сюда, они увидят перед собой удивительно редкостное единство взглядов. И это совсем неплохо!

– А я доволен больше всех! – захлопал в ладоши король. – С такой советницей, как матушка, с таким министром, как дядя, я могу примириться даже с королевской властью, как она ни страшна мне была поначалу.

– И править мы будем всей семьей! – весело добавила Мария Стюарт.

Екатерина Медичи и Франциск Лотарингский с улыбкой глядели на молодую королевскую чету, витавшую в облаках. Каждый из них считал, что достиг того, чего добивался: герцог де Гиз полагал, что королева не будет возражать против облечения его полнотою власти, она же надеялась, что он в качестве министра разделит эту власть вместе с нею.