Одиссея Варяга - Александр Чернов

Госпиталя в России всегда были магнитом для молодых девиц из хороших семей. Ну, где еще вместно искать себе партию приличной девушке, если не среди героев, проливших кровь за отчизну? А уж молодой красавец-поручик со знаменитого на весь Артур бронепоезда, на котором в уже осажденную крепость как рыцарь на белом коне с чудотворной иконой в руках прорвался на помощь подданым сам наследник престола!

В общем, такого обилия женского внимания поручик Ветлицкий не испытывал никогда, и от полной безысходности ситуации уверенно шел на поправку. Никакие объяснения, что сам он был приписан к бронепоезду "Алеша Попович", который прикрывал отход, тогда как Товарищ Великий Князь был за четыре версты, на головном "Добрыне Никитиче", не могли прервать просьбы описать геройские подвиги Его Высочества. "А почему поручик называет Великого Князя своим товарищем?" – мгновенно следовала пулеметная очередь следующего вопроса. Поэтому, когда в дверь палаты, прорвав осадные боевые порядки девиц, ворвался Василий Балк, Ветлицкий встретил его как избавителя.

Кольцо прелестных надушенных головок, мгновенно оставив Ветлицкого, сомкнулось вокруг Балка, у которого почему-то сразу всплыла в голове забавная картинка. Однажды на охоте в тайге он, отстав от товарищей, был окружен стаей волков, те тоже перемещались слажено, быстро, но без лишней суеты… Мотнув головой, чтобы отогнать столь странную ассоциацию, Балк принялся куртуазно раздавать комплименты и давать уклончивые и подобающие ответы на заданные с придыханием вопросы. В отличие от помолвленного, трепетно любящего свою невесту, да еще и раненного Ветлицкого, Балк был совсем не прочь в легкую пофлиртовать и наслаждался приятным обществом.

– Лейтенант, но почему вы не остались во Владивостоке, на "Варяге"? Это ведь самый героический корабль нашего флота? – раздался очередной вопрос из щебечущей стайки поклонниц.

– Мне скучно, бес! – как не раз и в своем времени, и уже в этом, во Владивостоке, ответил на подобный вопрос Балк. Но тут стандартное течение беседы – после такого признания обычно следовали восхищенные вздохи женской половины слушателей, и можно было подсекать подходящую жертву – было нарушено.

Из дальнего угла палаты, где в тяжелом забытье лежал позабытый всеми мичман с "Баяна", раненый еще во время ночного рейда на японские транспорты, раздался глубокий, уверенный и насмешливый девичий голос. Поившая мичмана девушка, до сих пор не не обращавшая на происходящее никакого внимания, внезапно решила поучаствовать в беседе:

Что делать, Фауст?

Таков положен вам предел,

Его ж никто не преступает.

Вся тварь разумная скучает:

Иной от лени, тот от дел;

Кто верит, кто утратил веру;

Тот насладиться не успел,

Тот насладился через меру,

И всяк зевает да живет -

И всех вас гроб, зевая, ждет.

Зевай и ты.104

– Сухая шутка, – машинально пробормотал себе под нос пораженный Балк, и довольно невежливо отодвинув с дороги обступивших его девиц, направился в декламатору.

Из угла на него из-под платка и копны кое-как уложенных рыжих волос смотрела пара голубых, нет, синих, нет – ярко-васильковых глаз. Герой войны, взявший на абордаж броненосный крейсер, подорвавший мост, построивший бронепоезд, прорвавший на нем кольцо вражеского окружения, и почти разблокировавший гавань Порт-Артура… лейтенант, без пяти минут капитан второго ранга Балк был поражен в самое сердце, и тонул, тонул в этих глазах…

****

Утром следующего дня в газете "Новый край" был дан комментарий, что сила взрыва японского брандера была намеренно ограничена соображениями безопасности горожан и кораблей. И что для полного дробления "Фусо" на куски потребуется ещё минимум 40-50 таких подрывов. Читатели были благодарны газете за ее всегдашнюю оперативность и правдивость: обыватели радовались за свои сохраненные в целости стекла, японская резидентура за незыблимость трехмесячного сидения артурской эскадры под замком…

Как только осел или был вынесен отливом поднятый взрывом ил, водолазы стали крепить тросы к обнажённым взрывом шпангоутам японского "утопленника". Будучи перепущенными через верхнюю палубу "Ангары", тросы и удлиняющие их цепи крепились к сваям, вбитым в грунт Тигрового хвоста. В отлив на крейсер доставили 500 тонн угля в мешках, натянув все тросы. И с первым приливом японская груда железа и бетона накренилась и сдвинулась с места. Выждав момент, водолазы растянули вдоль показавшегося из грунта днища броненосца следующий шланг с динамитом. Город услышал очередное раскатистое "бум".

Пожелавший присутствовать при этом событии генерал Фок, отсутствовавший в свите Стесселя на первом подрыве, неосторожно высказался об "очередной неудачной затее моряков", после чего получил от Макарова весьма резкую отповедь, суть которой сводилась к необходимости организации противодесантной обороны полуострова и обязанности Фока поднять квалификацию армейских наблюдателей, чтобы те не путали миноносец с крейсером и русскую канонерку с японской. И еще, что Великий князь Михаил Александрович…

Тут генерал благоразумно и весьма быстро откланялся не ожидая продолжения эскапады Степана Осиповича, провожаемый постепенно переходящим в откровенное ржание тихим хихиканьем собравшихся морских офицеров…

Наблюдавшему ситуацию Балку подумалось, что ТВКМ очевидно заработал авторитет и на флоте, пусть в том числе и ценой "бития носа" (ведь и верно – кому докажешь?) одного конкретного представителя армейского генералитета…

Три следующих дня водолазы крепили к японскому брандеру новый комплект тросов, на этот раз уже цепляя их за килевую балку практически лежащего на борту корабля. Затем эти тросы натянули, и вслед за окончательной разгрузкой "Ангары" от угля и котловой воды, очередной прилив позволил откантовать "Фусо" – ни много ни мало, а аж на 15 метров от его первоначального положения! Еще одно повторение, и этого станет вполне достаточно для прохода броненосцев в большую воду. Хотя, теоретически это можно было сделать уже сейчас, но для всех не посвященных фарватер всё ещё был закрыт, так как существовала опасность навала на полуобнажённые останки брандера.

Потом был пущен в ход третий шланг с динамитом, а когда вода успокоилась, на все так же торчащий над водой изуродованный борт "Фусо" были запущены два десятка китайцев с молотками и зубилами. Для сторонних наблюдателей, а среди них были и весьма заинтересованные лица с азиатской внешностью, это был ярчайший жест несостоятельности всей прежней затеи со взрывами – зубилом хоть и медленнее, но надёжней. Посвящённые же натягивали тросы для решающего рывка, призванного окончательно расчистить фарватер…

К концу первой недели работ о том, что разделаться с "Фусо" решил весьма популярный в кругах молодых офицеров сорвиголова Василий Балк, знал весь Артур. Способствовали этому и регулярные вечерние посиделки, которые Балк после очередного дня подводной борьбы с "Фусо" вместе с двоюродным братом, отличившимся со своими "силачами" еще во время ночного поединка по "сумо надводному" с тем же самым броненосцем, регулярно устраивали в кафе-шантане на Этажерке или в ресторане "Звездочка", примыкавшем к полупустому в связи с военным временем зданию гражданского управления Порт-Артура.

Посиделки эти отличались удивительной демократичностью – Балк-младший сразу поставил дело так, что за столом были равны все: и моряки, и армейцы. Вскоре сие заведение благодаря энергии и приветливости, бездонному фольклерному кладезю в виде анекдотов и песен, щедро источаемых означенным Балком на окружающих, а так же его истинному воинскому обаянию, сделалось духовно-энергетическим центром для всех молодых "офицеров военного времени".

Да и не только молодых. Покинув общество "больших начальников", обычно собиравшихся в центральном ресторане "Саратов", в сию заводную и веселую компанию перекочевали полковник Ирман и некоторые его офицеры, из крепостных артиллеристов завсегдатаями стали капитаны Гобято и Коровин с Электрического утеса, поручик Люпов с Золотой горы. Ну и, естественно, моряки. Среди них выделялись кавторанг Лутонин и лейтенант Рощаковский с "Полтавы", лейтенанты Тырков и Бестужев-Рюмин, флаг-офицеры Макарова Дукельский и Кедров, кавторанги Васильев, Русин и Лебедев 2-ой, несколько офицеров с "Новика" во главе со своим отважным командиром Николаем Оттовичем фон Эссеном, а так же многие из командиров "своры легавых" – артурских миноносцев.

На то, что иногда там шумели, а порой даже постреливали на заднем дворе, и Гантимуров и Микеладзе закрывали глаза, поскольку как и за фон Эссеном, за лейтенантом Василием Балком уже прочно закрепился имидж макаровского протеже. И не удивительно, ведь "беспокойный адмирал" лично предоставил означенному лейтенанту особые полномочия при проведении работ на "Фусо", вплоть до отдачи прямых распоряжений начальнику порта и мастерских! Сие беспрецедентное свое решение, шутка ли – лейтенант указывает контр-адмиралу, Макаров откомментировал штабным и Григоровичу коротко и просто: "Времени у него нет, господа, копаясь на этом "Фусо" треклятом, по инстанциям с бумажками туда – сюда бегать. Что скажет – считайте я так и приказал!" Вторая часть фразы Макарова быстро стала достоянием артурского общества…