Банальное убийство - Рекс Тодхантер Стаут

мы стоим на сквозняке, и я боюсь простудиться.

Хейдт вышел, я захлопнул за ним дверь, навесил цепочку, после чего вернулся в кабинет, уселся за свой стол и сказал:

– Ну вот, а вы говорили, что многого ждали от этой встречи!

Вулф недовольно хмыкнул, потом спросил:

– Ты все напечатал?

– Да. Дюжина страниц получилась.

– Можно взглянуть?

Это была просьба, а не приказ. Не забыл, значит, что это наше общее дело.

Я выдвинул ящик, достал первый экземпляр отчета и передал Вулфу. Он внимательно изучил шапку, прочитал первую страницу, пролистал остальные, проверил заключение, затем бросил отчет на стол и вежливо сказал:

– Блокнот, пожалуйста. – (Я достал блокнот и приготовил ручку.) – В двух экземплярах. Первый – мне. Заголовок прописными буквами: «Официальные письменные показания Ниро Вулфа». Сверху, как всегда: «Штат Нью-Йорк, город Нью-Йорк». Текст: «Настоящим удостоверяю, что нижеследующий текст, отпечатанный на двенадцати страницах, является полным и дословным изложением разговора, который состоялся в моем кабинете тринадцатого сентября тысяча девятьсот шестьдесят первого года между мной, Сьюзен Маклеод и Арчи Гудвином, точка с запятой, что в отчете ничего не пропущено и не добавлено, точка с запятой; что сам разговор с первого и до последнего слова был импровизированным, а не подготовленным или продуманным заранее». Оставь место для моей подписи, а ниже – стандартная формула для нотариального заверения. В своем экземпляре сделай то же самое, только не забудь внести в текст соответствующие изменения.

Я поднял голову и посмотрел на него:

– Что ж, отрадно заметить, что я не зря корпел над этим отчетом, хотя сначала был уверен, что вы просто хотели от меня отделаться. Похоже, с юридической точки зрения мы имеем полное право пустить этот документ в ход. Да и этическая сторона, похоже, не страдает. Сью сама к нам пришла и сама все рассказала, никто ее за язык не тянул. К тому же я ее герой. Маслоу прав: сделай я ей предложение, она и правда вышла бы за меня замуж. Жаль только, танцевать толком не умеет, хотя, кто знает, может, еще и выучится, если очень постарается. Кстати, ее доходы существенно превышают жалованье, которое вы мне положили, а с детишками мы можем пока повременить. Вы высказали сомнение, что присяжные вынесут ей обвинительный вердикт, но для меня этого недостаточно. Поэтому, прежде чем я подпишу это заявление, хотелось бы получить от вас клятвенное обещание не отказываться от завершения нашего общего дела и после того, как я выйду сухим из воды.

– Гррр!

– Целиком и полностью согласен. Это чертовски обременительно. Лишь по вине Сью я оказался в этой трясине, а когда хорошенькая девушка заманивает одинокого мужчину в трясину, он имеет полное право оттуда выкарабкаться, однако, если помните, теперь я ее герой, а герои просто так не выкарабкиваются. – Перехватив испепеляющий взгляд Вулфа, я счел за благо не затягивать речь. – Так вы готовы подтвердить, что конечная цель нашего общего дела состоит в том, чтобы уберечь от тюрьмы не только меня, но и Сью?

– Как я могу ручаться, пока не разобрался в перипетиях дела?

– Хорошо, поставлю вопрос иначе. Вы даете слово, что не бросите расследование, после того как вызволите меня?

Вулф шумно втянул ноздрями воздух, а выдохнул уже ртом.

– Ладно, – неохотно согласился он, – в стороне я не останусь. – Он бросил взгляд на мой отчет, потом сказал: – Если тебя не затруднит, завтра утром, без пяти девять, приведи ко мне мисс Пинелли.

Я развел руками:

– Ничего не выйдет. Она придет в половине десятого.

– В таком случае проводи ее в оранжерею без двадцати десять и прихвати с собой отпечатанные документы на подпись. – Он кинул взгляд на настенные часы. – Отпечатать их, наверное, можешь и утром, ведь ты не смыкал глаз без малого сорок часов. Тебе надо выспаться.

Это неожиданное проявление заботы так меня растрогало, что, будь я собакой, завилял бы хвостом и лизнул его в нос. Поднимаясь по лестнице в свою комнату, я просто таял от умиления. Поражало и другое: священнодействуя в оранжерее с девяти до одиннадцати утра, Вулф разрешал себя беспокоить лишь в случае стихийного бедствия, а вот сейчас не пожелал откладывать нотариальное заверение наших письменных показаний до одиннадцати часов, когда спускался из оранжереи.

Скользнув под одеяло и выключив свет, я начал ломать голову над тем, когда лучше просить Вулфа повысить мне жалованье, сейчас или в конце года, но в итоге заснул, так и не придя к определенному выводу.

Как я ни пытался, так и не сумел убедить себя в необходимости переложить вину на Сью. Я все еще продолжал занимать выжидательную позицию, когда в четверг, позавтракав, позвонил Лайле Пинелли, которая служит секретаршей в одном из административных зданий на Восьмой авеню и, возможно, добавляет пару баксов, работая в качестве нотариуса. Сами по себе наши с Вулфом официальные письменные показания ни к чему меня не обязывали. Все зависело от решения, как нам действовать дальше. Лайла Пинелли быстро приехала, откликнувшись на мою просьбу, и я проводил ее наверх, в оранжерею. Несмотря на то что время поджимало, Лайла, никогда прежде не видевшая орхидей, как и любой нормальный человек, пришла в восторг при виде стоявших на скамейках горшков с изумительными цветами – от маленьких изящных онцидиумов до больших ярких и крикливых лелиокаттлей. В итоге она покинула оранжерею уже в одиннадцатом часу. Расплатившись с ней, я проводил ее к двери, вернулся в кабинет и запер документы в сейф.

Хотя, как я уже говорил, мне так и не удалось убедить себя в необходимости переложить вину на Сью, все-таки это случилось. В десять минут двенадцатого, когда Вулф, который только что спустился из оранжереи и сидел теперь за столом, просматривая утреннюю почту, а я разбирал принесенные им карточки с данными о проращивании луковиц, в дверь позвонили. Я вышел в прихожую, посмотрел сквозь одностороннюю стеклянную панель на незваного гостя, вернулся в кабинет и сказал:

– Это Кремер. Я, пожалуй, спрячусь в подвале.

– Проклятье! – процедил Вулф. – Впрочем, будь что будет.

– По-моему, еще не принят закон, который обязывал бы нас отпирать всякому, кто звонит в дверь, – пробормотал я. – Не так ли?

– Так. Впусти его.

Тяжело вздохнув, я вернулся в прихожую, открыл дверь, сказал «доброе утро» и отступил на шаг в сторону. Кремер перешагнул через порог, достал из кармана сложенный вдвое лист бумаги и протянул мне. Я развернул бумагу и внимательно прочитал, хотя и одного взгляда вполне хватило бы.

– По крайней мере, моя фамилия написана без ошибок, – прокомментировал я, вытягивая к нему руки. – И на том спасибо.