Люди и боги (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич

Кайр из линии обороны подбежал с докладом:

— Баррикады горят!

— Тушите их.

— Капитан, противник подвел лучников. Пытаемся тушить — попадаем под обстрел. Есть потери.

— Тьма бы их…

Айсвинд поднял сразу два меча. Один сунул в ножны, вторым рубанул воздух.

— Ваше решение, командир? Надеемся, что Агата пошлет дождь?

Очередной бочонок огня упал на площадь. Один из кайров вспыхнул, товарищи кинулись к нему на помощь.

— Кони, — сказал Ганта Гроза. — Капитан, с лошадьми беда будет.

Гордон Сью огляделся. На площади собрались и пешие, и конные. Лошади всхрапывали, пугливо шарахались от огня.

— Когда разгорится, уже не повоюешь. Все силы пойдут, чтоб успокоить скотину.

— Можно сражаться пешком…

— Дурачина. А кони что будут делать?

Слова Грозы тут же получили подтверждение. Лошадь без седока с диким ржанием выбежала на площадь, у нее горели хвост и грива.

— Берегись! — крикнул кто-то, пешие воины шарахнулись в стороны. Но один зазевался, и лошадь протаранила его. Тявкнул арбалет, животное упало с болтом в черепе, судорожно забило ногами.

Гроза поморщился с досадой.

— Залпа через три все кони сойдут с ума. Решай, капитан. Времени мало.

— Ганта, а ты что предлагаешь? Атаковать? Встретят нас на выезде и перебьют по частям.

Гроза огладил усы.

— Да есть одна задумка…

Почти половина северян сражалась пешим порядком: на баррикадах, на крышах домов, в засадах. Их лошади стояли на двух улицах, перегороженных телегами, словно в загоне. На третьей был собран тягловый скот. Горящие снаряды падали вокруг них, поджигая дома, обдавая лошадей искрами и жаром. Страх овладевал животными. Кони бурлили, как кипящая вода, готовые в любую минуту проломать барьеры и вырваться на свободу.

Ганта Гроза вскочил на телегу, перекрывавшую выезд в сторону поля. Издал гортанный, гикающий крик — и лошади в загоне на один вдох притихли, уставившись на шавана.

— Откатывай! — Приказал ганта и перепрыгнул на своего коня.

Кайры откатили телегу, и лошади в загоне увидели путь к свободе. С оглушительным ржанием, теснясь, кусая друг друга, кони рванули из горящей улицы на волю, к спасению. А шаван пришпорил коня и помчал навстречу вражеским рыцарям. Табун без оглядки понесся следом за ним.

В тот же миг солдаты открыли два других загона — и еще два потока хлестнули из них. За минуту ошалелые кони достигли рва, перелетели, выплеснулись в поле. Навстречу белым рыцарям помчалась неудержимая лавина.

* * *

Майор Тойстоун много раз видел кавалерийские атаки. Нынешняя была самой красивой из них — хотя не имела отношения ни к кавелерии, ни к атакам. Несколько сотен коней без седоков выплеснулись диким, неуправляемым потоком — и как раз в этом была их сила. Животный страх, безумный, как стихия, правил этим табуном. Кони забыли всю выучку, покорность командам, вкус удилов, а помнили одно: бежать! Мчаться без оглядки — для того и создана лошадь!

Путь табуну преграждали боевые жеребцы с рыцарями на спинах. Они сильней и тяжелей, защищены броней и копьем в руке всадника. Но сила стихии была на стороне табуна. Рыцари ринулись в стороны от лавины, а кто не успел — был опрокинут и сметен. Рыцарские кони утратили покой. Они видели бег собратьев и рвались присоединиться, бежать вместе со всеми. Они ржали и гарцевали, с пеной во рту грызли удила. Огромных усилий стоило — удержать их на месте. Некоторые рыцари не справлялись, их жеребцы мчали вслед за табуном. Отставали под тяжестью железа, сверкали глазами, злобно всхрапывали, будто крича своим: стойте же, подождите нас!

В ту минуту, когда конница приарха не была способна ни на что, из горящего Обрыва показались вражеские всадники. Выехали одновременно изо всех улочек, дюжина за дюжиной. Видимо, все, кто остался.

— Твою Праматерь!

— Они же разобьют наших! Надо отступать!..

— Муж мой…

Но большинство не поддалось панике. Зазвучали хладнокровные голоса:

— Спокойствие, господа! Иксы измотаны, а наши свежи. Табун ускачет, наши опомнятся и разобьют их!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Тойстоун видел: враг обескровлен и измотан. Рыцари Эрроубэка вдвое убавили в числе, кайры потеряли треть. И те, и другие идут в атаку без задора, без боевых кличей; их движения выдают усталость. Но противник по-прежнему опасен, и он разобьет белых рыцарей, если ударит в миг замешательства.

— Ваше преосвященство, нужно выиграть время. Бросьте в бой резерв, он задержит врага, пока опомнятся наши основные силы.

Табун удалялся. Пропустив его, белые рыцари начали восстанавливать порядки. Совсем немного времени им нужно, чтобы заново приготовиться к бою. А двести всадников резерва горели желанием ринуться в атаку. Победа уже близка — самое время вступить в бой и покрыть себя славой без особого риска.

— Отдайте приказ, ваше преосвященство! Мы задержим кайров!

— Да будет так, — изрек Галлард и взмахнул синей звездой.

Две роты конницы, доселе окружавшие штаб, рванули с места. Пришпорили коней, с кровожадными кличами помчали наперерез врагу. Славный будет решающий удар!

Одно неясно: где застрял блэкморский полк?

Тойстоун в который уже раз оглянулся, всмотрелся в даль — и вдруг увидел всадника. Выехав из-за рощицы, тот помчал к штабу приарха. Всадник имел очень хорошего коня и не был обременен тяжелыми доспехами. Он приближался со скоростью ветра, что внушало изрядную тревогу. Размахивая мечом над головой, всадник пытался привлечь внимание. Он кричал — но шум боя не давал понять слова.

Грохот сшибки сотрят воздух: резерв приарха атаковал иксов. Леди Лаура ахнула, штабные офицеры издали радостные крики. Очевидно, первый удар вышел удачным, но Тойстоун даже не посмотрел туда — не смог отвести взгляд от одинокого всадника. То был Эйб Турс, десятник разведки. Майор узнал его в тот же вдох, когда разобрал крик:

— Уходите! Прячьтесь в город! Ориджин идет!

19 июня 1775 г. от Сошествия

Уэймар

— Подъем, солдат. Началось.

Стояла темная ночь. Джоакин с трудом выкарабкался из глубины сна, глухого и темного, как погребальный колодец. Наощупь добрался до дверей, отпер. По глазам ударили фонари в руках графских рыцарей. Рихард Ориджин лично возглавлял отряд.

— Пять минут на сборы. Построение у ворот.

— Да, милорд…

Айви предложил помощь с экипировкой, и она пришлась кстати. Джо чувствовал странную растерянность, двигался неловко, путался в вещах. Умылся, плеснул на голову холодной воды — но и это не помогло.

— Что с тобой, парень?

— Спал больно крепко… Ничего, сейчас соберусь.

— Хорошо бы. Корабли на подходе.

Наконец, справившись с экипировкой, они выбежали к воротам. В отряд входило восемь человек: Джоакин, Лед и шестерка графских рыцарей. Все носили легкую броню и плащи, за исключением Льда — тот вовсе обходился без доспехов. Вся его амуниция состояла из кинжала на поясе и Перста, скрытого в широком рукаве рубахи. Пока часовые отпирали ворота, произошло кое-что. Из тени возникла Хаш Эйлиш, полностью одетая, будто и не ложилась этой ночью. Подошла к Джоакину, взяла за запястье.

— Сегодня вы совершите великое дело. — И добавила пугающим шепотом: — Не бойтесь, сир Джоакин.

— Выдвигаемся, — скомандовал Лед, и Джо отнял руку.

Лошадей не брали, двигались бегом, и это было хорошо: прогоняло дрему. Впрочем, туман еще клубился в голове. Джо глядел на спящий город и силился взбодрить себя мыслью: от нас зависит жизнь всех этих люди, мы — спасители Уэймара! Однако думалось иное: что со мной не так? Похмелье, что ли? Но стал бы я пить перед сражением!

Тут Джоакин обнаружил странную штуку: он не может вспомнить, что делал прошлым вечером. Днем сопровождал графа: показывали Хорису линию обороны, выбирали позиции для частей закатников. Потом беседовал с Хаш Эйлиш — вернее сказать, флиртовал. Потом граф и Перкинс вернулись с каких-то грядок, и граф велел: «Впусти-ка меня к душеньке». Джо отпер спальню Ионы… и все, дальше как отрезало. Ну, точно, похмелье!