Корабли Мериора - Дженни Вурц

В таверне Нармса, за стенами которой завывают холодные зимние ветры, Пескиль, командир итарранских наемников, достает кошелек и опрокидывает его содержимое на стол, тем самым прекращая все возражения упрямого капитана торгового судна, которому он заявляет:

— Здесь больше, чем ты запросил. А теперь иди и готовь свой проклятый корабль к плаванию. Мы поплывем на север… Знаю, что это безумие, но я очень тороплюсь и не хочу рисковать. Уж лучше застрять во льдах и зазимовать в какой-нибудь бухте, чем оказаться добычей варваров Ма-ноллы. Мы обойдем Камрис с моря. К весне мне нужно быть в Авеноре. Когда доплывем, получишь еще…

В пустом зале портовой таверны Иниша Аритон усердно упражняется на лиранте. На втором этаже, в грязной комнатенке, Дакар, отупевший от пьянства и избытка женских ласк, вдруг просыпается, разбуженный стучащимся в его мозг пророчеством. Милашка, что лежит с ним рядом, хихикает, слушая, как Безумный Пророк выкрикивает предупреждение, касающееся бестелесного мага, который отправился куда-то кого-то искать. Эти слова достигают Альтейнской башни, и Сетвиру, слышащему их, отнюдь не до смеха…

Подгоняемое последними зимними штормами, судно «Черный дракон», обычно промышляющее перевозом контрабанды, проходит Миндерлийский пролив, по обе стороны которого в сероватой дымке виднеются вершины заснеженных холмов. На палубе рядом с капитаном Диркен стоит Джирет Рыжебородый. Он везет необычайно важные известия для своего наследного принца, которого не видел семь лет…

ГЛАВА XI

Тучи сгущаются

Торговый корабль, нанятый Пескилем в Нармсе, сумел добраться лишь до Миральта, и то с большим трудом. Дальнейший путь преграждали льды. Итарранскому головорезу и его соратникам предложили зимовать вместе с хрусталем, железной рудой, упоительно ароматными южными винами и цветными тканями, которыми был заполнен трюм корабля. Пока судно стояло в гавани и матросы чинили порванные паруса и обледенелые снасти, капитан не терял времени даром. Часть груза он сумел выгодно обменять на меха и тюлений жир, что весной обещало ему порядочный барыш в любом порту.

Выслушав предложение, Пескиль лишь презрительно хмыкнул. Он не хуже Лизаэра знал, что безделье портит солдат. Да и непозволительно торчать в заснеженном Миральте, когда принц Илессидский должен как можно быстрее получить важные известия. Поэтому на следующий же день Пескиль с отрядом пустились в дальнейший путь. Хотя этот путь и не пролегал через Орланский перевал, его нельзя было назвать приятным и даже сносным. Зимой только крайняя необходимость могла заставить людей пересекать заснеженные равнины Кармака. Постоялые дворы на дорогах встречались крайне редко. В столь же редких деревнях предпочитали иметь дело со знакомыми караванами. Чужаков на постой не пускали. Койки в закрытых каморках пустовали, а в соломенных тюфяках селились мыши. Взывать к здравому смыслу было бесполезно: здравый смысл местных жителей отличался от городского. С поздней осени и до весенних оттепелей в здешних краях приходилось рассчитывать лишь на имеющиеся припасы.

Привычные к тяготам походной жизни, спутники Пескиля, однако, успели возненавидеть нескончаемое завывание ветров и шелест снега, забивавшего каждую складку их плащей. Стук снежной крупы по обледенелым шлемам мог свести с ума кого угодно. Но еще хуже были ночи у походных костров. Время почти переставало течь. В небе заиндевело поблескивали равнодушные звезды. Из окрестных лесов доносился унылый волчий вой, заставлявший лошадей всхрапывать и тревожно бить копытами.

Когда отряд наконец добрался до Эрданы, самым сильным желанием Пескиля было вымыться в горячей воде. Последний раз ему удалось это сделать в Миральте. Будучи командиром, Пескиль имел привилегию платить за постой вполовину дешевле. Однако мэр Эрданы, узнав, что он союзник принца Лизаэра, проявил особое гостеприимство и отвел ему покои для гостей прямо у себя во дворце. Соратников Пескиля разместили в казарме. Понимая, что его бойцы заслужили отдых, командир выдал каждому некоторую сумму на выпивку и прочие городские развлечения.

Наконец-то Пескиль погрузился в большую медную лохань с горячей водой. От мыльной пены поверхность воды была белой, напоминая о ненавистных равнинах Кармака. Прикрыв глаза, командир на ощупь отскребал ступни своих неуклюжих ног с вывернутыми наружу пальцами. От морозов и грязи кожа на ступнях ороговела, и Пескиль испытывал странное наслаждение, сдирая омертвевшие куски. В дверь негромко постучали. Командир знал, что слуга должен принести бритвенные принадлежности, а потому хрипло бросил:

— Входи.

Но вместо облаченного в ливрею слуги к нему явились совсем другие посетители. Вернее, посетительницы. Нет, Пескилю не почудилось: зашелестели тонкие шелковые одежды, запахло изысканными духами и защебетали насмешливые женские голоса.

Женщины эти ничем не напоминали размалеванных и развязных красоток, которых иногда навещал Пескиль (в основном после какого-нибудь тяжелого и кровопролитного похода). Похоже, его удостоили визитом дамы из местной знати. Их кожа поражала белизной, а мягкие лайковые туфельки на изящных ножках позволяли ступать почти бесшумно. Волосы незнакомок были либо убраны в затейливые прически, либо обрамляли лица кокетливыми локонами. Многочисленные драгоценные камни, украшавшие платья из тончайшего шелка, чем-то напомнили Пескилю запеченные фрукты в пирогах, какие в Итарре обычно пекли на праздник солнцестояния.

Когда нежданные гостьи приблизились, Пескиль увидел, что две из них, черноволосые, совсем молоды. Командир не знал, что это любимые (и порядком избалованные) дочери эрданского мэра. Впрочем, рядом с рыжеволосой женщиной, которая возглавляла процессию, они казались служанками. Эта красавица была наряжена в платье, отделанное горностаевым мехом и золотистыми кружевами. Внизу перламутровый шелк ее наряда оканчивался золотистой каймой, перед этим незаметно перейдя в пену кружевных складок цвета морской волны. Кожа ее была прозрачной, как алебастровая ваза, а ресницы — чернее ночи. И даже не будь на ней великолепных нарядов, одним своим присутствием она, казалось воплощала замысел Эта-Создателя, повелевшего ей завладевать вниманием каждого мужчины.

Густо покраснев до складок кожи на костлявой шее, Пескиль торопливо убрал торчащие из воды ступни ног и выпрямился. Влажные ягодицы шумно ударили по днищу лохани, и она тут же загудела. Взбаламученная вода хлынула через край. Командир наемников был сейчас чем-то похож на… желток разбитого яйца.

Подобно тигрице, завидевшей добычу, странная гостья быстро обвела глазами жилистый, покрытый шрамами торс Пескиля. Она уже атаковала свою жертву силой красоты, заглушающей и усыпляющей разум. Теперь ее алые губы удивленно изогнулись. Пескиль инстинктивно опустил в воду и руки. Предводитель наемников попадал в переделки намного серьезнее этой, однако сейчас чувствовал себя волком, загнанным в угол сворой охотничьих собак.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});