Сармат. Все романы о легендарном майоре спецназа - Александр Звягинцев

– Засранцы! – крикнул он в объектив. – За то, что вы бросили меня в эту душегубку, я оторву вам ваши дебильные головы!

– У меня такое чувство, что русский слышит сквозь стены, – зябко поежился Махмуд. – Признаться, брат Али-хан, я бы с наслаждением выпустил из него кишки.

– После выполнения русским задания можешь делать с ним что угодно, – ткнул ему палец в грудь Али-хан. – Но до этого ты отвечаешь своей головой за его жизнь.

– Слушаю и повинуюсь! – поклонился Махмуд и впился в экран монитора.

– Кяфир, кто не хотел мне подчиниться, давно пребывает на небесах! – злобно прошипел он.

Но Сарматов словно услышал его и, внезапно выбросив в международном жесте руку, разъяренным тигром бросился на стену. Взбежав по стене под потолок, он сбил ногой видеокамеру и благополучно приземлился на бетонный пол.

– Русский может ходить по вертикальной стене! – вырвалось у Али-хана. – Невероятно!

– Бешеный шайтан, сейчас я уйму тебя! – злобно прошипел Махмуд и, прежде чем Юсуф успел помешать ему, щелкнул рубильником на панели управления.

…Из раскрывшегося в потолке проема на Сарматова обрушился поток холодной воды и сбил его с ног. Вода быстро заполняла бункер и достигла концов оборванных проводов. От ударов тока Сарматов забился в судорогах.

– С ума сошел! – оттолкнул Махмуда Юсуф и возвратил рубильник в исходное положение. – Ты же убьешь его…

– Болван, ты теряешь контроль над собой и становишься опасным для нашего дела! – взорвался Али-хан и залепил Махмуду звонкую пощечину. – Немедленно верни русскому одежду и запусти к нему в бункер «клоаку».

– Слушаю и повинуюсь! – прижал руку к груди Махмуд и злобно добавил: – Если, конечно, он еще жив…

– Моли Черную Кали, чтобы он был жив, – процедил Али-хан и положил перед собой пистолет. – Ты не забыл, как у нас поступают с теми, кто ставит свои страсти и эгоизм выше общих интересов братьев? Если русский мертв, та же участь немедленно постигнет и тебя.

– Да свершится то, что должно свершиться, – согнулся в поклоне Махмуд, и лишь его злобный взгляд выдал клокочущую в нем ярость.

Вода с шумом ушла в железный решетчатый сток. Сарматов, отдышавшись от «эпилептической трясучки», растер сведенные судорогой мышцы. Его взгляд остановился на лежащей у стока серой корабельной крысе. Она посверлила его темными бусинками глаз и боком поползла в сторону. Взяв зверька за голый хвост, он несколько раз встряхнул его и положил на топчан. Быстро придя в чувство, крыса настороженно следила за движениями человека. Но Сарматов, не обращая внимания на шипение, безбоязненно потрепал ее за ушами. Потом сел на корточки и, посвистывая, протянул в ее направлении руку. По вытянутой руке крыса перешла на плечо человека и глазами-бусинками заглянула в его лицо. Человек тихонько засмеялся и подмигнул ей.

– Не бойся, – сказал он. – Ты, конечно, тварь мерзкая, но кто сказал, что ты не имеешь права на жизнь, как все прочие мерзкие твари, которые тебе в подметки не годятся? Это я о людях толкую, Маруська…

Крыса доверчиво потерлась о его руку. Сарматов отнес ее в угол и, отойдя к двери, позвал тихим свистом. Зверек смело подбежал к нему и, вновь по руке добравшись до плеча, заглянул в его лицо.

– Итак, Маруська, нас уже двое! – улыбнулся Сарматов, проводя ладонью по шерстке зверька. – Держись ко мне поближе, или, боевая подруга, пропадешь ни за грош.

Когда он вытянулся на мокрых досках топчана, крыса юркнула к нему под мышку. Через некоторое время в двери лязгнул ключ. Крыса молнией метнулась под топчан.

Кто-то бросил на пол одежду и тут же захлопнул дверь. Через некоторое время снова открылась дверь, и два охранника-араба молча показали автоматами на одежду и на выход. Быстро одевшись, Сарматов протянул руку, и крыса проворно забралась на его плечо. Вместе с ней он вышел в огражденный колючей проволокой дворик.

Здесь он спустил крысу на землю.

– Давай чеши отсюда скорее, боевая подруга, и дыши сколько влезет сладким воздухом свободы, – сказал он, подталкивая ее к кустам. – Чеши, чеши, говорю!..

Но вместо того, чтобы юркнуть в кусты, зверек снова забрался на его плечо и доверчиво потерся мордочкой о небритую щеку.

– Ну как хочешь… Оставайся… Может, нам с тобой повезет, Маруся, и друзья нас услышат, – не спуская глаз с охранников, шепнул он зверьку.

Когда Сарматов с крысой на плече возвратился в бункер, под потолком снова мигал огонек новой видеокамеры. Он приготовился было расправиться и с этой видеокамерой, но дверь распахнулась, и охранники втолкнули в бункер нескольких оборванных и давно не знавших душа громил. Еще одного, окровавленного, арабы бросили на решетку стока воды, посредине бункера. Увидев сидящего на топчане невозмутимого Сарматова с крысой на плече, громилы словно остолбенели, потом, перебросившись между собой насмешливыми репликами, стали с угрожающим видом обходить его с флангов. Их предводитель, огромный, с отечным лицом, в складках жира, выпирающих из-под расстегнутой джинсовой куртки, бросил в сторону крысы указательный палец и просипел по-английски:

– Факинг!.. Факинг!.. Факинг!..

Не дождавшись реакции Сарматова, жирный громила с ревом разъяренного быка бросился на него. Не поднимаясь с топчана, Сарматов уклонился, и громила по инерции врезался головой в стену. Очухавшись, он выхватил нож и, скалясь гнилыми зубами, злобно смотрел на невозмутимого Сарматова.

– Сейчас бразилец размажет русского по стенам бункера, – уставясь в экран монитора, напрягся в предвкушении кровавого зрелища Махмуд.

Юсуф, поймав на себе тревожный взгляд Али-хана, лишь усмехнулся.

Сарматов между тем отправил перепуганную Маруську под топчан и невозмутимо ждал дальнейшего развития событий. Когда жирный громила занес руку с ножом для удара, он ушел корпусом в сторону и слегка чиркнул его ладонью по кадыку. Даже не вскрикнув, тот опустился на пол с вывалившимся языком и выпученными глазами. Озлобленные громилы бросились на Сарматова скопом.

– Воду на грязных христианских свиней! – заорал Али-хан.

– Не надо, – остановил Махмуда, бросившегося к рубильнику сброса воды, Юсуф. – Холодный душ твоим свиньям устраивает мой русский, – показал он на экран монитора, на котором громилы пластались по стенам бункера от страшных ударов Сарматова.

– Вах, вах, настоящий шайтан! – прохрипел Махмуд. – Я заплатил триаде за этих ублюдков круглую сумму!..

– Сочувствую, брат Махмуд, – развеселился вдруг Али-хан. – Товарного вида твои свиньи уже не имеют, значит, на «бойню» в джунглях тебе придется их продать по дешевке…

– Ваш русский просто зверь!.. – злобно прошипел Махмуд. – Он… он хуже крысы!

– Он борется за свое место под солнцем, вернее, за лидерство в «клоаке», – пожал плечами Юсуф. – И кажется, оно ему уже обеспечено.

– Откуда в бункере взялась крыса? – спросил Али-хан.

– Из какого-нибудь китайского борделя, – пояснил Юсуф. – Проститутки приручают крыс, чтобы с их помощью выпроваживать назойливых пьяных клиентов.

– О, освященная столетиями мудрость Востока! – закатил глаза Али-хан.

Потерявшие «товарный» вид громилы уже не могли встать на ноги. Отплевывая выбитые зубы и выхаркивая кровь, они корчились на полу, с бессильной яростью и страхом наблюдая за Сарматовым. А тот опять уселся на топчан и тихонько сказал по-русски:

– Маруська, место… Нам ли с тобой бояться всякую шантрапу!..

Крыса высунула из-под топчана испуганную мордочку и по протянутой руке быстро вскарабкалась на его плечо. Громила с рыжей копной на голове со стоном перевернулся на бок и уставился на Сарматова только одним глазом, ибо второй был скрыт под фиолетовой опухолью.

– Иван рязанский, что ли? – спросил он по-русски, но с явным акцентом.

– Английский Джон я, но по-русски разумею, – ответил Сарматов.

– А-а-а, – сник громила. – Я-то думал, братушка…

– Ты кто?..

– Серб я, Станко Рубич, по кличке Ржавая Сука.

– Почему Ржавая?..

– А почему Сука не спрашиваешь?.. Ха-ха– ха!.. Прозвали так в югославской армии за то, что у меня даже на яйцах волосы рыжие. Последнее место службы и должность – капрал французского Иностранного легиона.

– Что такое «Иностранного легиона»?

– Сдвинутый, что ли? – вытаращился на него одним глазом серб. – У французов военная часть, что-то вроде спецназа. Из разного иностранного сброда набирается, которому война – мать родна, неужели не слышал?

Сарматов пожал плечами.

– А эти, – кивнул он на лежащих на полу громил. – Они тоже из Иностранного легиона?

– Из Иностранного легиона, рехнулся?!. Эти – отбросы со всего света, – ответил серб и всадил каблук в спину хрипящего жирного громилы. – Этот жирный боров – потрошитель проституток, из Бразилии. Вон тот с расквашенной мордой – садист, из кубинских гусанос. От парней Кастро бежал в Штаты, оттуда в Колумбию. Работал по мокрым делам у какого-то тамошнего наркобарона… Тот, что со свекольным носом, обожал вспарывать животы неграм в Родезии. А тот красавчик у двери – серийный потрошитель экзальтированных фрау из Германии; вон тот с рожей Квазимодо – растлитель малолетних из Бельгии. Вон тот косоглазый – гангстер, – показал серб на отрешенного китайца, не принимавшего участия в драке. – Говорит, что на Формозе он укокошил с дюжину полицейских, но, скорее всего, врет для понта.