Сармат. Все романы о легендарном майоре спецназа - Александр Звягинцев

Громила, тот, которого серб назвал «потрошителем из Германии», соскользнул с матраца и стал осторожно подбираться к Сарматову. Он уже занес руку, чтобы всадить узкую длинную заточку в горло спящему, но в воздухе мелькнула тень, и «потрошитель» с диким воплем закрутился на месте, пытаясь отодрать от перекошенного лица разъяренную Маруську. Проснувшиеся громилы не торопились прийти к нему на помощь. Сарматов, увидев рядом с топчаном заточку, зашелся в хохоте.

– Ну, даешь, Маруська! – отодрав крысу от окровавленного носа «потрошителя», сказал он сквозь смех. – Фриц – можно сказать, белобрысая бестия, а ты ему арийскую фотографию портить!..

Китаец Ли Фан, проснувшийся позже других, оценив ситуацию, вскочил, как подброшенный пружиной, и отбросил «потрошителя» на середину бункера. Он уже занес сжатые в замок ладони над бугристым черепом жертвы, но Сарматов остановил его:

– Не надо. Пусть живет, вонючий хорек…

– Зачем ему жить? – удивился китаец.

– Не знаю, Фан. Но… зло не лечат злом.

Подумав, китаец согласно кивнул:

– Так же говорил великий учитель Конфуций.

Однако продолжить сон обитателям бункера не удалось – неожиданно распахнулась дверь, и туда ворвались вооруженные арабы. Они бесцеремонно вытолкали всех в предрассветный прогулочный дворик. Последним, с Маруськой на плече, вышел Сарматов. Арабы держали его под прицелами автоматов, но старались не приближаться.

Маленький Чжан, китаец-полицейский, замаскировавшийся с видеокамерой на склоне, примыкающем к вилле, вел непрерывную съемку длиннофокусным трансфокатором.

– Мистер Бейли, – оторвавшись от камеры, шепнул он храпящему рядом Рыжему Бейли, – там монах, мистер Бейли. Он почему-то с крысой на плече…

– Какой монах?.. С какой крысой? – сонно откликнулся тот.

– Монах, который дрался с вами на полицейском катере, а потом сбежал с пристани.

– Если ты не ошибся, Маленький Чжан, то с шефа бутылка виски… Только он не монах, а всего лишь пациент монастыря в одежде послушника! – вмиг проснулся Бейли. – Снимай, парень! Снимай крупным планом, чтобы потом каждую морду опознать можно было. А я пока разбужу мистера Корвилла, – добавил он, поднося к губам трубку мобильной связи.

Через некоторое время вплотную к воротам виллы подкатил рефрижератор, и арабы стали загонять громил в его длинный, как туннель, кузов. Понимая, что арабы стрелять не осмелятся, громилы в яростной потасовке оттеснили их и заняли круговую оборону у дверей рефрижератора.

– Иглу!.. Иглу!.. Иглу!.. – орали они, и громче всех звучал голос трясущегося в ломке серба по кличке Ржавая Сука.

Из виллы показался разъяренный Махмуд.

– У вас только два выхода, грязные христианские свиньи! – крикнул он. – Или работа в джунглях и куча денег, или вонючая тюрьма Гонконга, из которой вас выдадут вашим странам. Выбирайте.

– Иглу!.. Иглу!.. Иглу!.. – еще громче завопили громилы.

Махмуд махнул рукой, и на пороге виллы появился доктор Юсуф. Пожилой араб нес за ним поднос со шприцами.

Обрадованные громилы, кроме Ли Фана и Сарматова, выстроились в очередь, и Юсуф по очереди сделал им долгожданные инъекции.

– Брат Юсуф, почему ты не посадил на иглу русского? – с раздражением спросил Махмуд. – Не может быть, чтобы бесстрашный воин Черной Кали испугался какой-то мерзкой крысы!..

– Предоставляю сделать это тебе, брат Махмуд, – смиренно ответил тот.

По знаку Махмуда к Сарматову бросились несколько арабов. Двое из них, напоровшись на его молниеносные удары, с воплями покатились по асфальту. Остальные отпрянули и вскинули автоматы. Их свирепые лица не сулили Сарматову ничего хорошего.

– Не стрелять! Прочь, прочь, ублюдки! – закричал на них Юсуф и повернул искаженное яростью лицо к Махмуду: – Если ты и твои бандиты еще раз сунете свои длинные носы в мои дела, то будете иметь дело со Старцами Горы. Последний раз предупреждаю тебя, брат Махмуд…

– Хорошо, брат Юсуф, – сквозь зубы процедил тот и крикнул что-то арабам. Те, как цепные псы, бросились на громил.

Под их ударами размякшие после дозы узники безропотно полезли в рефрижератор. Последним скрылся в его чреве Сарматов. Охранники торопливо закрыли дверь, и, как только доктор Юсуф занял место в кабине, рефрижератор сразу же покинул территорию виллы.

Проводив его хмурым взглядом, Махмуд направился в дом. В холле он столкнулся с взволнованным молодым арабом.

– Брат Махмуд, – затараторил тот. – Я запеленговал радиопереговоры… Совсем близко, брат Махмуд. Клянусь Аллахом!..

– Ну и что? – раздраженно отмахнулся Махмуд.

– Переговоры шли на полицейской частоте… В них упоминался доктор Юсуф и…

– Еще кто? – схватил его за грудки побледневший Махмуд.

– Какой-то Джон…

– Джон?.. Ты не ошибся, брат Надир? – переспросил Махмуд.

– Нет, не ошибся… Еще они упоминали о каком-то Дервише и Каракурте…

– Иди к себе и слушай дальше, брат Надир, и никому ни слова.

– Слушаю и повинуюсь, брат Махмуд! – поклонился тот и скрылся в одной из боковых комнат.

– Да свершится то, что должно свершиться! – процедил сквозь зубы Махмуд и, подняв глаза, встретился с жестким взглядом Али-хана, стоящего у балюстрады второго этажа.

– Брат Махмуд, немедленно приступай к эвакуации штаб-квартиры, – приказал Али-хан. – Уничтожьте шифры, компьютерные дискеты и все документы. Через час от штаб-квартиры должны остаться лишь головешки…

– Слушаю и повинуюсь! – подавив растерянность, смиренно уронил Махмуд.

В кабинете Корвилла зазвонил телефон. Послушав, комиссар повернулся к Метлоу:

– Звонит Рыжий Бейли. В квадрате четыре одиннадцать горит.

– Что горит?! – в нехорошем предчувствии вскинулся тот.

– Вилла Дервиша… Похоже, облили бензином и подожгли. Мои копы сейчас там под видом пожарных, но дом пуст. Сукины дети улизнули, Джордж. По-видимому, через канализационные трубы, проходящие под виллой.

– Серьезный у нас противник, – ничуть не удивившись, констатировал Метлоу. – Тысячелетний опыт конспирации, учись, Рич…

– Насколько я понимаю, единственная ниточка, которая теперь может вывести нас на них, – это рефрижератор, в котором едет Джон. Нам остается ждать новых сигналов от Джона.

– Но нас еще интересуют «торговец ананасами» и Дервиш. Они-то где?

Корвилл бросил удивленный взгляд и схватился за телефон:

– Прикажу копам прочесать все рынки города. По крайней мере, может, возьмем «торговца ананасами»…

– Вот этого делать не надо! – повысил голос Метлоу. – Едва они что-то почувствуют, как снова спрячут концы в воду. А «торговца ананасами», уверен, уже нет в Гонконге, но он от меня теперь никуда не денется.

– Пожалуй, ты прав, будем пасти рефрижератор, – согласился Корвилл.

Сигнал от Сарматова поступил буквально через несколько минут. Корвилл послушал и передал трубку Метлоу:

– Опять твой офицер.

– Алло!.. Что случилось, Стив? – спросил тот. – Где, ты говоришь, их выгрузили? В порту? И сигналы идут из квадрата четыре. Понял. Продолжайте слушать, капитан.

– Приказываю стянуть все наличные силы в порт. Сознаюсь, мне не терпится скорее прихлопнуть эту шайку.

– У каждого уходящего из порта корабля где-то есть конечная точка плавания, – покачал головой Метлоу. – Если сейчас устроить в порту облаву, то эту точку мы с тобой никогда не узнаем.

– Но не сидеть же сложа руки! – возмутился Корвилл.

– Сидеть! – жестко ответил Метлоу. – Сидеть и терпеливо ждать, как когда-то наш взвод сидел в камбоджийских болотах под Стынгтраенгом.

– Ты не меняешься, Джордж, – улыбнулся Корвилл. – А я, признаться, до сих пор вижу во снах те проклятые камбоджийские хляби.

– Люди, как панцирь черепахи, всегда все свое носят в себе, во снах и в своей потаенной памяти, – ответил Метлоу. – Иначе, Рич, свихнуться можно в нашем взбесившемся мире.

Низкие облака лохматыми космами пластались над морским простором. Порой они опускались так низко, что цеплялись за косой парус джонки. На ее бамбуковой мачте непрерывно крутилась антенна локатора, тщательно замаскированная переплетением веревок, кусков джутовых циновок и связками вяленой рыбы. Утлое на вид суденышко, помимо паруса оснащенное еще и мощным двигателем, ревущим под настилом из грубых досок, ходко прорезало волны. Посреди джонки возвышалось крытое брезентом некое подобие китайской фанзы, с радиоантенной на крыше. Через открытую дверь «фанзы» виднелись хлопочущие по хозяйству молодые китаянки. Из-за их юбок выглядывали любопытные детские рожицы с блестящими раскосыми глазенками. Но стоило Сарматову повернуть лицо в их сторону, как они моментально прятались за мамашами. Старый китаец с пергаментным лицом, стоя у штурвала, вслушивался в рокот двигателя и, по-видимому, не доверяя экрану локатора, напряженно всматривался в волны. Он искусно обходил рыболовецкие сейнеры и джонки, попадающиеся навстречу. Порой из тумана, совсем рядом с их хрупким суденышком, возникали стальные борта огромных океанских кораблей – танкеров и сухогрузов. На борту одного из них серб Станко Рубич по прозвищу Ржавая Сука громко прочитал по-русски: «Капитан Чирсков». С корабля под непритязательный перебор гитарных струн рвалась надрывная русская песня: