Повести - Юрий Сергеев

Старик придирчиво осмотрел гостя и раскрыл дверь пошире.

— Пальма, нельзя! Заходи, чего ж теперь, ночуй.

В избе тепло и чисто. Горят дрова во вделанном в русскую печь пригрубке. Путник протянул к плите грязные, с отросшими чёрными ногтями руки.

— Задубел совсем, скоро снег сыпанёт…

— Сыпанёт, сыпанёт непременно. Кости ломит. Может, и в эту ночь. Старик, достал рогачом из печи чугун, налил чашку щей и поставил перед гостем.

— Сам варю, опробуй…

Разделся, сел на лавку и с жадностью набросился на еду. Поужинав, вылез из-за стола, закурил папиросу с золотым ободком по длинному мундштуку. Молча щурился на старика. У лесника ёкнуло сердце от этого угрюмого и пронизывающего взгляда.

Что-то забытое и близкое. чудилось в истрёпанном, рано увянувшем человеке, одетом в дорогую, и чужую к его небритому лицу и грязным рукам обнову.

— Ч-то? Не признаёшь, батя?

Старик вскинулся, лихорадочно забегал по незнакомцу глазами, привстал…

— Ты, штоль? Пашка? — Бросился к сыну, неловко обнял и притих. — Откуда тебя принесло? Где был столь-то лет, не писал пошто, подлец едакий? — Лицо старика светилось, бледные губы прыгали и дрожали. — Думал, пропал, похоронили уж, а вон… Живой!.. Паша-а-а… Да чево ж это я стою-то?! — Забегал, засуетился, собирая на стол.

Достал из шкафа бутылку водки, початую и заткнутую газетной пробкой, загремел стаканами. Пашка молча курил.

— Мать-то отошла уж десять, лет как. Э-м-х! Бесстыжьи твои глаза. Как она по тебе убивалась, как ждала, мать-то! И не дождалась. Говорила, мол, чую, что живой Паша, явится всё одно домой…

Павел сам налил полный стакан и единым махом выплеснул в рот. Грызанул луковицу жёлтыми и редкими зубами.

— На Севере, батя, пропадал. Новые города строил, на повале работал, в леспромхозах…

— И не женился до этих пор?

— Подженивался. Нет но мне подходящей бабы, не хотят они проживать в лесу, телевизоры подавай им, наряды. На мой век баб и так хватит. — Тяжело поднялся. — Спать, батя, хочу, устал в дороге, потом поговорим.

Не раздеваясь, упал на кровать и, ворохнувшись, устраиваясь половчей, заснул, скрипнув напоследок зубами, и больно, долго стонал.

Лесник, тяжело вздохнув, вышел на крыльцо. Пальма подметала хвостом доски, жмурилась, преданно глядя на хозяина.

— Вот, язви её, надо же! — Старик, счастливо улыбаясь, побрёл от избы. — Ить, как нашёл он меня? Столько годов прошло? Сын.

Мысли приходили грустные и тревожные. Какая-то смутная загадка проступала в появлении Пашки и его скитаниях. Тяжело и круто же измахратила судьба сынка. Старик стариком сделался, а ведь всего сорок лет… Пашка, Паша…

Лесник сел на пень, и потекли-побежали воспоминания. Как в немом кино, мелькала кусками жизнь, то радостная, то в безутешном горе. Жена, Наталья, умирала тяжело, в сознании.

Извёлся с нею и высох, хоть рядом клади самого. Да и вообще, война жизнь перекрутила, перемяла и разбросала всех родных по белу свету. Он ещё долго сидел наедине с памятью и своим прошлым, травил заболевшую душу…

Рано утром разбудил Пашку. Тот резво вскочил, пугливо озираясь и лязгая зубами, сунул руку за пазуху. Чуть не вышиб у отца кружку.

— На, испей молочка парного… — Старик подал ему кружку, встал и вышел из хаты. В груди ёкнуло и заболело: "Не тот Пашка… Чужак, Боится, чёй-то сотворил, раз так встрепенулся. Видать, кружку за наган принял. В глаза отцу родному глядеть не могёт. Змию, чёй-то ждёт. Эх, Пашка!"

Лесник вернулся в дом, снял со стены двустволку и, свистнув Пальму, пошёл вдоль опушки. Когда брал ружьё, то приметил, как живой иконой встыл Павел в углу, не тронув молока. И такая жалость захлестнула старика!

Увидел он в этот миг в сыне родном матёрого и загнанного волка. Как он, скалясь, отбивается от своры собак, жмёт трусливо хвост под пузо и рвёт слабых на лету. Ссутулясь, брёл старик по заваленной палим листом тропинке, загребая сапогами шуршащую разноцветную волну.

Из-под самых ног поднялся вылинявший заяц. Полетел, высоко прыгая с лёгким шорохом. Сбросив с плеча старенький «зауэр», выстрелил навскидку отрешённо и автоматически. Поднял за ноги белого и тяжёлого от летнего разнотравья зайчишку, погладил ладонью по мягкой и пушистой шерстке.

— Хорош белячок… Хорош.

И вдруг почувствовал, как потекла по щеке горячая капля. Видно, прохудилась душа за горечь потерь, скучную бобылью жизнь, постылую судьбу Натальи и Пашки. Он смахнул мокроту рукавом, подивился себе! "Совсем старею!"

Вернулся домой в потёмках, бросил зайца в угол и повесил на место ружьё.

Пашка лежал на койке, курил и молчал. Старик устало откинулся на лавке… — Ну? И как дале придумал жить?

— Работать пойду, только вот документы потерял. — Брешешь, Пашка, вижу по тебе, что брешешь. Ищут тебя, видать, по энтим документам. Хоть бы сказал отцу чё сотворил лихое?

Сын скосил глазом, молча встал вышел. За порогом остановился:

— Не сочиняй, батя, говорю, что потерял или в поезде украли, не помню, выпимши я был. — И прикрыл дверь.

— Брешешь, Пашка! Всё одно брешешь. — Медленно поднял голову вверх.

Над кроватью в большой самодельной рамке висели две увеличенные фотокарточки довоенных лет. Молодая Наталья смотрела серьёзно и испытующе на него.

— Вот, Наталья Мироновна, как дело-то поворачивается с Пашкой нашим. Не говорит мне ноте, а сам, как мертвец живёт. Не знаю, чё и думать, как дальше жить, Натаха? Молчишь… А вот люди молчать не станут, когда проведают, зачем Паника за пазуху руку суёт. Не станут… Так люди страшатся только смерть свою, а от ней не отстреляешься. Чую, вперёд меня он будет у тебя там. Уж повперёд… Прости меня, Мироновна, старого. Нагляжусь досыта на него и пойду заявлю в Совет. Пусть проверяют.

Может, и вправду документы потерял. Может, я всё и придумал на старости лет? Дай-то Бог!

МВД ЯАССР

ТЕЛЕФОНОГРАММА

На рынке Пскова соболя, изъята крупная партия меха. Экспертами Ленинградской пушно-меховой виды установлена добыча юге вашей республики. Насадка шкурок госстандарта. Ранее установленные утечки городах Пятигорске, Симферополе, Лиепае вашему запросу не соответствуют, мех Красноярского края и Забайкальских кряжей.

Москва. Полковник Пономарев

Майора Вазганова вызвали в управление поздно вечером. У шефа шло совещание. Когда оно закончилось, генерал вызвал из приёмной заждавшегося офицера. Положил перед ним, на стол телефонограмму.

— Что скажете? Это — по вашей части

— Ну, что я могу сказать… Скупщик, скорее всего. Контакт с охотниками через подставных лиц. Обычное дело.