Повести - Юрий Сергеев

13 июля Ахтинской партии экспедиции 22 выстрелом из ружья убит геофизик Бойченко.

Преступники Постолов Павел Николаевич 21 февраля 1936 года рождения, уроженец деревни Книжная Ашевского района Псковской области, по национальности русский, холостой. Ранее дважды, судимый. Рост 162–167 см, на руках имеет татуировки. Одет чёрный ХБ костюм, болотные сапоги.

Второй Николаев Яков Петрович 1940 года рождения, уроженец Алданского района якут, рост 170–174 см, худощавый, лицо продолговатое, ранее судимый по статье 145 часть 2 УК РСФСР. Оба преступника вооружены.

В случае обнаружения этих лиц на объектах работ Южно-Якутской экспедиции, не принимая никаких мер, немедленно радировать органы милиции.

12/86, Главный инженер ЮЯКЭ Барымов"

РАДИОГРАММА

от 16/7-76 г.

Начальникам геологических подразделений экспедиции.

В поисковом отряде экспедиции 22 похищен выносной ящик, где хранился пистолет ТТ, деньги сумме 2686 рублей, 26 патронов, бутылка спирта.

Помимо этого, там же у старшего геолога Центральной экспедиции похищен из палатки неизвестными лицами карабин, бинокль, теплая одежда, подробная карта района работ.

Срочно принять меры установлению посторонних лиц ваших объектах. Привлечь опытных проводников расследованию. Принять неукоснительному исполнению РД от 15/7-76 за ЛЗ 12/86 появления Постолова — Николаева.

Немедленно усильте контроль ведомственного нарезного оружия. Под роспись запретить повторно одиночные маршруты. Принятых мерах дать информацию сегодня.

22/87. Начальник экспедиции Янополец.

В район работы экспедиции из Якутска прибыли группы поиска со служебно-розыскными собаками. Молодые ребята. Командовал ими не менее молодой лейтенант, подтянутый, с лёгкой фигурой спортсмена.

Он давал каждой улетающей группе инструкции по карте, дружески хлопал по плечам, может быть этим и нарушая устав, но приказывал надевать пуленепробиваемые жилеты в случае огневого контакта, запрятанные до поры и рюкзаки. Не на рыбалку улетали ребята.

Потом и сам подался в вертолёт, пропустив впереди себя черноспинного кобеля на тонком поводке.

Вертолёты кружились над тайгой в ранние утренние часы в надежде засечь дым костра. Поиск шёл под контролем МВД Республики. Боевое оружие, попавшее в руки убийц, могло в любое время наделать кучу бед.

Были перекрыты все дороги, аэропорты, автостанции. Разосланы фотографии для опознания по всем отделениям и милицейским постам, оповещены оленеводы и охотники в тайге.

Но беглецы из тайги не выходили. Два месяца поисков впустую. Сказался опыт потомственного охотника Николаева, спившегося и сменившего тропу охотничью на преступную.

А следы на этой тропе потерялись у большой реки, хотя и было обнаружено место, где построен и спущен на воду плот, затухший под елями костер, две остывшие лёжки. Поиск следов ниже по реке тоже оказался безуспешен.

Преступники, видимо, ушли руслом одной из многочисленных речушек, впадавших с обеих сторон поймы. Осень обожгла морозами сопки, пожелтели лиственницы низко над тайгой поплыли туманы я снеговые облака.

В родных местах преступников не оказалось. След потерялся окончательно.

Только перед самой весной молоденький егерь потревожил неизвестных охотников, живущих в землянке и укравших в ближайшем колхозе лошадь на мясо; очнулся через сутки и прочитал записку: "Вякнешь кому, грохнем, под землёй сыщем, сосунок. Не мешай охотиться!"

Не вякнул, побоялся, уж больно серьёзными были рожи тех, у кого он пытался потребовать охотничьи билеты. Такие найдут. Егерь рассчитался и уехал.

3

Сижу в потемках, откинувшись на смолистую стенку избушки. в углу скребется мышь. Зову её Эдик. Эдик-маленький. Эдик — большой лентяй, он приходит за полночь, шуршит и мешает спать.

Свет не зажигаю, остался малюсенький кусочек свечи. Эдик-маленький добрался и до неё, оставил следы зубов на парафине, не понравилась, бросил. За окном — тьма.

В печке шипят сырые дрова, сохнет одежда сто стенкам на гвоздях, булькает переспелый чай. Кончился пушной сезон, кончаются продукты и моё одиночество.

Кажется, совсем недавно, умаявшись от производственной текучки, взял полугодовой северный отпуск и решил его провести на сезонном промысле.

Старый друг, Толик Дайнекин, забросил попутно на вертолёте в глухую таёжную падь. Одного. В нарушение всех инструкции.

Я спрыгнул на землю и огляделся. На слиянии двух рек стояла древняя, вросшая в мох избушка с заплесневелым, невесть, как попавшим сюда стеклом в небольшом окне. Толик сам выбрал мне это место.

Выгрузив все продукты и вещи, мы обнялись, распрощались. Он, как всегда, спешил. Уже сев за штурвал и раскрутив винты Ми-4 до свиста, подмигнул за стеклом и помахал рукой. Вертолёт, задрав хвост, взвился в осеннюю предснежную сутемь. Обступила тишина.

Чёрный пес Махно недоверчиво обследовал избу, ставя на углах свои метки. Накосо навалена куча ящиков с продуктами, капканами, тюки с тёплой одеждой, спальником и прочей утварью.

Избушка оказалась в исправности, но запущена и замусорена. В углу стояла прогоревшая жестяная печь, обложенная камнями-окатышами из реки. Ржавая пила с выломанными зубьями согнулась у стены.

Топорище тяжёлого кованого топора рассохлось и едва держится, а топор — самый верный друг человека в тайге. Самодельный стол из грубо тёсанных плах, узкие нары с истлевшим тряпьём, земляной пол, засыпанный гнилым корьём и щепой.

Посидел на краешке нар, как в гостях, и вышел. С неба поплыл мелкий и нудный дождь. Он сбивал отмершую хвою с лиственниц, перемежался со снежной крупой. Руки чесались по настоящей забытой работе.

Первым делом прибрал в зимовье. Вымел всякий сор, починил стол и нары, утеплил и укрепил дверь. Притащил и разместил свой скарб.

К вечеру пошёл снег — Махно спрятался от мокрых хлопьев под прибрежные ели. Угомонились на новом месте далеко за полночь.

Перед сном я устроил себе праздник новоселья. Достал из рюкзака фляжку со спиртом, плеснул в огонь, как учили эвенки, чтоб была удача, и принял пару крышечек за неё, удачу. За неизвестность, за благое одиночество, за охоту.

Снег сменился дождём. Он неслышно сёк поросшую мхом и травой крышу, только журчали струйки воды, падая на землю.

Проснулся на рассвете. Окошко белым пятном освещает наискось угол и мои ноги. Встал, пройдя босиком по холодному и влажному полу, распахнул двери и остановился…

Белый туман, прятавший всё вокруг на расстоянии вытянутой руки, дохнул в лицо сыростью, пополз в сумрак жилья. Высоко над туманом курлыкали журавли. Озноб разбежался гусиной кожей по ещё горячему от сна телу, я захлопнул дверь и затопил печь.