Автор и герой в эстетическом событии - Михаил Михайлович Бахтин

роковых для европейской послекантовской мысли проблем, в частности, проблем теории познания. Его «эстетика» – созерцание в пространстве и времени в первую очередь – имеет характер чистого описания.

51 Ср. прим. 7 к I фрагменту АГ.

52 Ср.: автор находится «как бы на касательной к изображаемой им действительности», к «хронотопам» произведения (ВХ. – ВЛЭ, С. 404, 405). «Обстояние» – словцо Андрея Белого.

53 Рассуждения Бахтина, содержащиеся в данном разделе – своеобразная «философия действия» – являются диалогической реакцией на идеи А. Бергсона, развитые в его книге «Материя и память». Цель книги Бергсона – преодоление дуализма материи и сознания, тела и души; в частности, желая исключить из своих представлений объективное бытие, Бергсон сближает материю с восприятием, тело же рассматривает как один из образов, данных человеку, и ведомый ему «не только извне, посредством восприятий, но и изнутри, посредством чувствований» (Бергсон А. Материя и память // Бергсон А. Собрание сочинений. Т. 3. СПб., 1914. С. 5). «Действие» – важная категория того раздела «философии жизни» Бергсона, который представлен данной книгой. Будучи проявлением «жизненного порыва», действие хотя и обнаруживается в телесной среде, однако существенно принадлежит внутреннему миру человека: «Реальное движение есть, скорее, перенос состояния, чем вещи» (Материя и память. С. 201). Бахтин, заостряя внимание на внутреннем характере действия, использует ключевые шнтуиции Бергсона для обоснования своей «архитектонической» концепции. См. также прим. 54.

54 Ср.: «Вот, например, моя рука, помещенная в точке А. Я переношу ее в точку В, пробегая промежуток одним движением. В этом движении есть сразу и образ, который воздействует на мое зрение, и акт, который дан моему сознанию в виде мускульного ощущения. Это внутреннее ощущение вполне просто. <…> На первый взгляд кажется, что я могу по желанию считать это движение и множественным, и неделимым, смотря по тому, рассматриваю ли я его в пространстве или во времени, – как образ, который рисуется вне меня, или как акт, который выполняется мною самим. Однако, устранив всякую предвзятую мысль, я очень быстро замечаю, что у меня нет выбора, что само мое зрение схватывает движение от А к В как нераздельное целое» (Бергсон А. Материя и память // Указ. изд. С. 186). Ср. также: «Когда я поднимаю руку из положения А в положение В, это движение одновременно представляется мне в двух видах. Извнутри оно чувствуется, как простой нераздельный акт. Извне же оно представляет пробег некоторой дуги АВ. <…> Механическое воззрение видит здесь одни только положения. Учение о целесообразности считается и с их порядком. Но и то, и другое учение проходит мимо движения, являющегося самой реальностью. В известном смысле движение есть нечто большее, чем положения и их порядок» (Бергсон А. Творческая эволюция (Собр. соч., т. 1. СПб., 1914. С. 83)).

55 Ср. «То, что я зову “моим настоящим”, въедается сразу и в мое прошлое, и в мое будущее. В мое прошлое, ибо тот момент, в который я говорю, уже далек от меня; в мое будущее, ибо к будущему наклонен этот момент, в будущее устремляюсь я сам» (Бергсон А. Материя и память. С. 136); «То, что я называю своим настоящим, есть позиция, занятая мною перед лицом непосредственного будущего, это мое надвигающееся действие» (там же. С. 139).

56 Ср. прим. 55.

57 Ср.: «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Левит 19, 18; Мф. 19, 19; Рим. 13, 9). Трудно сказать, возражает ли Бахтин данной библейской – как ветхо-, так и новозаветной заповеди непосредственно, или же спорит с известной ему ее интерпретацией. В статье друга Бахтина М. Кагана «Еврейство в кризисе культуры», написанной в начале 1920-х годов, Каган сообщает, что по-еврейски изречение «возлюби ближнего как самого себя» имеет смысл («великий смысл в Торе») – «он – это ты» (см.: Каган М.И. Еврейство в кризисе культуры // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 6. Париж, 1988. С. 231–232). Возможно, Бахтин, с позиции его «архитектоники», не принимает именно этого вывода Кагана. В таком случае этическое учение Бахтина, вершиной которого является теория диалога, можно рассматривать в качестве его собственного толкования библейского императива.

58 Ср. вывод исследователя в связи с этикой Г. Когена: «Правовое отношение мыслимо только между субъектами. Здесь a priori требуется Другой, как логическое условие возможности отношения права. Самое отношение права и есть это созидание Другого, а через него и созидание Я, т. е. самосознания. В этом созидании субъекта самосознания и скрыта глубочайшая сущность права» (Савальский В.А. Основы философии права в научном идеализме. М., 1908. С. 299).

59 Ср. о даре: Бахтин М. Из лекций по истории русской литературы. Вячеслав Иванов (ЭСТ. С. 380).

60 Ср.: «Примечательно, что ребенок, который уже приобрел некоторый навык в речи, все же лишь сравнительно поздно (иногда через год) начинает говорить от первого лица, а до этого говорит о себе в третьем лице («Карл хочет есть, гулять» и т. д.)» (Кант И. Антропология с прагматической точки зрения // Кант И. Соч.: Вбт. Т. 6. М., 1966. С. 357).

61 Ср. заключительные строки стихотворения Ф. Тютчева «О чем ты воешь, ветр ночной?»

62 Ср.: «…Сплошная овнешненность – очень важная особенность образа человека в классическом искусстве и литературе» (ВХ. – ВЛЭ, 284).

63 Под «чистым идеализмом» Бахтин здесь подразумевает феноменологию Э. Гуссерля (1869–1938), основы которой им были разработаны в «Логических исследованиях» (1900–1901). Феноменологию – «науку о сущностях», «эйдетическую науку» – Гуссерль противопоставлял кантианству, подчеркивающему в познании субъективный и, в частности, психологический фактор: сам он выдвинул представление о «чистой логике», предмет которой – идеальные связи в мыслительном акте. Методом «феноменологической редукции», полагал Гуссерль, наличное знание может быть освобождено от неабсолютных моментов: в результате «вынесения за скобки последних обнаруживаются «чистые идеи», корреляты вещей в сознании. Бахтин хочет сказать, что античности был чужд этот пафос углубления в сущность вещей, отрицания внешнего во имя внутреннего. Ср. его высказывание по поводу образа человека в Античности: «Все телесное и внешнее одухотворено и интенсифицировано в нем, все духовное и внутреннее (с нашей точки зрения) – телесно и овнешнено. Как гётевская природа <…>, он “не имеет ни ядра, ни оболочки”, ни внешнего, ни внутреннего» (ВХ. – ВЛЭ, 286).

64 Ф.Ф. Зелинский (1859–1944) – филолог-классик, профессор Петербургского университета, чьи лекции посещал Бахтин, (см.: Clark К., Holquist М. Mikhail Bakhtin). Зелинский призывал к непредвзятому взгляду на Античность, к отказу от «тусклого фонаря конфессионализма» при исследовании основ античного миросозерцания (Зелинский Ф.Ф. Древнегреческая религия. Пг., 1918. С. 11). Концепция Античности Зелинского содержала решительную