Дети войны. Народная книга памяти - Коллектив авторов

Связи с деревней не теряли. Ребята постарше выходили на край леса, залезали на высокое дерево и в бинокль наблюдали за деревней. Если в деревне никого не было, они сообщали об этом своим родителям, и те ходили в деревню, в основном за провиантом, пекли в печках хлеб, топили баню и мылись, а вечером уходили обратно в окопы. В основном вся деревня жила в окопах, которые были вырыты еще в 41 году. Там была и печка.

Плохо было с питанием. Все продукты, картофель, мука были спрятаны в земле еще осенью, и достать их было невозможно. Ели, в основном, картошку, которую собрали с пепелищ. Была еще гороховая мука. Витаминов никаких не было, поэтому, в основном, дети покрывались коростой. Еще нас донимали вши. Вечерами мы снимали с себя одежду, искали там вшей. И так почти каждый день. Вши были, в основном, из-за того, что мы плохо питались.

В середине января 44 года партизаны нас предупредили, чтобы мы уходили в лес, потому что немцы создавали большие карательные отряды по борьбе с партизанами и могли появиться и на нашем хуторе. Мы перебрались в окоп. Топили печку круглые сутки.

В середине января 44 года партизаны нас предупредили, чтобы мы уходили в лес, потому что немцы создавали большие карательные отряды по борьбе с партизанами и могли появиться и на нашем хуторе. Мы перебрались в окоп. Топили печку круглые сутки. Морозы были не очень сильные, поэтому было терпимо.

В один из дней января немцы предприняли акцию против партизан. Отряд немцев выехал одновременно из Порхова в Сольцы, из Солец в Дно, из Дно в Порхов. Партизаны об этом знали. От нашей деревни в двух километрах находится деревня Костыжицы, вниз по течению Шелони. На том берегу находится костыжицкое кладбище. Там партизаны сделали засаду. Когда немецкий отряд проехал нашу деревню и выехал на открытое место между деревней и лесом, открыли огонь. Немцев было около ста человек. Ехали они на лошадях, в санях. Лошади были – немецкие битюги. Сколько шел бой – я не знаю, но лошадей убили почти всех. Саней было около 30. Убили много немцев. Так этот отряд перестал существовать. Война между партизанами и немцами становилась все ожесточеннее. После этого боя в нашей деревне немцы уже оставались постоянно. Их было немного, в деревне осталось мало домов, где можно было жить. Стояла там минометная батарея.

Мы не знали ничего о том, что в Ленинграде была снята блокада, и наши части приближались к нам, а немцы готовили оборону. И вот, в один из дней, это было 27 февраля 44 года, утром, часов в 10, начался обстрел нашей территории. Стреляли из дальнобойной артиллерии из деревни Боровичи. От нас километрах в десяти. Снаряды ложились, не долетая до нас и перелетая дальше. В районе наших землянок взрывов не было. Земля была промороженная, и поэтому во время взрывов наша землянка подпрыгивала. Мы сидели вдоль стенок землянки. Длилось это часа два. Потом все стихло. Все жители землянок зашевелились. Стали на буржуйках варить обед, то есть готовить картошку. Картошку сварили и стали обедать. В это время по реке Ситне шел тот же старичок дядя Вася, который предупредил нас в деревне о карательном отряде. На этот раз он нес хорошую весть. Он просто кричал: «Хозяйки, выходите, наша армия пришла!»

В этот же вечер пришли офицеры и наши земляки. Они были одеты в белые полушубки, в погонах, на шапках звездочки, в валенках. Радости не было предела. Люди целовались, плакали. Лично для меня пришло новое понятие, что дальше мы будем жить. До этого в моем детском уме была мысль о том, что нас все равно убьют. За два последних месяца было очень много смертей. Умер дедушка, мама, сгорела бабушка, погиб в партизанах троюродный брат Вася, погиб дядя Петя, который гнал партизанский самогон.

В этот день мое сознание перевернулось, и я понял, что теперь не надо будет бегать по лесам, прятаться от карателей и что теперь можно никого не

бояться. Этот день я помню с утра и до вечера: если с утра мы сидели в землянке, прижавшись к мерзлой стенке, то вечером – такая радость. Деревня наша еще была не освобождена, но мы уже твердо знали, что это будет сделано в ближайшее время.

Радости не было предела. Люди целовались, плакали. Лично для меня пришло новое понятие, что дальше мы будем жить. До этого в моем детском уме была мысль о том, что нас все равно убьют. За два последних месяца было очень много смертей.

Наши части, что приходили к нам лесами, в основном были лыжники. Ночью послали трех разведчиков в нашу деревню. Немцы знали, что наши части подошли к деревне. Они на чистом поле закопались в снег, пропустили в деревню наших разведчиков, те прошли в деревню, никого там не обнаружили и вернулись в лес. На следующий день утром целый батальон на лыжах вышел из леса и был накрыт огнем из пулеметов и минометов. Погиб почти весь батальон. После этого немцы отступили в деревню и заняли оборону вдоль ручья, который был в середине деревни. После этой трагедии наши основные силы шли по шоссе Новгород – Псков. К полудню этого же дня они подогнали катюши. Катюши ударили по Сухлову, и немцы, которые остались живы, убежали на запад. За два последующих дня освободили весь Порховский район, а через неделю дошли до Пскова. Псков немцы укрепили очень здорово, и наши войска там были остановлены. Шоссе Псков – Новгород стало иметь стратегическое значение. Вся техника и войска двигались в сторону Пскова днем и ночью. Когда боевые действия у нас прекратились, тетя Надя, Женя и Соня ушли в деревню. Баня, хоть без крыши, осталась цела, и ее нужно было приспособить под жилье. Тете Наде в ту пору было 23 года.

Дня через три жилье было готово. Там выбросили каменку, сделали пол, поставили буржуйку, расширили окно. Амбар наш саперы разобрали и сделали из него мост через ручей, который протекал из полей и впадал в реку Шелонь. Народ в деревню стал возвращаться – у кого было какое-нибудь жилье. Осталось в деревне несколько домов. Уходя, немцы оставляли в домах какую-то жидкость, которая потом сама воспламенялась.

Так сгорел и большой дом моей крестной. У моей крестной была семья, двое сыновей и дочь Аня. С младшим Сашей мы дружили. Отец был глухонемой и поэтому для армии был непригоден и все время был в семье. У них осталась баня и амбар. Они приспособили его под жилье. Многие семьи, которым негде было жить, оставались в окопах на Ситне до лета. Летом они соорудили жилье в тех окопах, которые сделали немцы, когда отдыхали в нашей деревне в 42 году. Жили в этих окопах некоторые семьи до 48 года.

Начало марта – всегда хорошая погода. Тетя Надя и Женя ушли в деревню, меня с собой не взяли, хотя я очень просился, и я решил идти самостоятельно. Дорогу я знал хорошо и, предупредив Екимовну, пошел в деревню. Стояла солнечная тихая погода. Дорога была накатана. Когда я вышел из леса, то увидел в поле большую кучу ящиков, хорошо уложенных. Вдалеке виднелась еще такая же куча. Это были брошенные немецкие полевые склады с боеприпасами и взрывчаткой. На самой дороге валялись немецкие винтовочные патроны. Их было много, как будто кто-то их специально насеял, патроны были зеленые, а пули были белые, никелированные. На некоторых концы пуль были окрашены, это означало, что они зажигательные. Я набил два кармана и с этим грузом пришел в баню. Там, на чердаке бани, я спрятал этот товар и, конечно, забыл про него. Соня обнаружила эти патроны через несколько лет.