Хождение в Москву - Лев Колодный

Неловко восклицать и восторгаться, стоя рядом с малознакомым человеком. Но он понимающе смотрит на меня, молчит, стараясь не отвлекать от того, что он может видеть каждый день, а другие никогда.

- Интересно отсюда смотреть, когда вечером зажигаются огни или когда утром восходит солнце...

Николай много лет смотрит на Москву с высоты. До этого он много лет мечтал о том, чтобы вот так запросто подняться на вершину башни. Он увидел ее впервые вместе с московским небом в тот миг, когда его вынесли из родильного дома, стоящего рядом с башней. Николай увидел башню в перевернутом виде, как все новорожденные. И сейчас он часто видит ее перевернутой - сверху вниз, когда висит в люльке, поглядывая сразу и на свой родильный дом, и на свой отчий дом. Домам ничто не угрожает. Башня стоит неколебимо. Ее наклон всего 6 сантиметров - почти за полвека.

Когда-то башня Шухова тросами была связана с другой деревянной мачтой. Николай помнит, как однажды перед войной в плохую погоду зацепился за трос между ними почтовый самолет. Самолет упал, башня не пострадала.

Мальчишки соседних домов, среди них и Николай, прибегали в детстве играть к ней и просили старого мачтмейстера Назаренко показать Москву с высоты. Назаренко учил потом Николая профессии верхолаза. А теперь дети Николая просят поднять их ввысь.

Верхний ярус сливается своим цветом с небом. Сейчас он сохнет, и мне за воротник падает пара белых капель.

Тучи нависают низко со всех сторон, но дождя пока нет, и тучи бросают на город сверху синеватую тень, сливающуюся с синей дымкой.

- А на Чукотке дымки нет, - вдруг говорит верхолаз, служивший там солдатом. - Говорят, кислорода там не хватает, и холодно, и ночь - а мне нравится. Воздух чище. Охота какая! Грибы, ягоды - вот только высоты нет...

Мы зависли над самой вершиной. Но клеть не болтает. Ветер проскальзывает сквозь широкие окна ферм. Поднимали как-то сюда, наверх, бутылку с водой. Бутылку не сдуло, поверхность воды чуть-чуть всколыхнулась. Единственный враг - коррозия. Поэтому красят башню. Раньше в черный и желтый цвета. Сейчас - по новому стандарту - в белый и оранжевый.

И краски города меняются. Белые панели наложили на каркас гостиницы "Россия". Голубеют дома-исполины на Арбате. Сначала хочется узнать старых знакомых: высотные здания, купол Театра Советской Армии. Но потом уже нет охоты рассматривать картину по частям.

Мне, может быть, никто не поверит, но город вдруг стал розовым. Я присмотрелся: красные кирпичные стены сливаются с желтоватой плиткой новых домов, позолота куполов - с белыми стенами башен, зелень листвы - с синевой воды; все это замешано на дымке и излучает розовый цвет.

Смотри не смотри - не запомнишь всего. А как хотелось бы закрыть газа и видеть всегда то, что вижу сейчас: Москву, ее звезды, извилистую Москву-реку и висящий над ней Крымский мост, такой же красивый, как Шухова башня.

А на другом, северном краю города, прямо против нас выросла телебашня в Останкино. А как же старая вершина, откуда начались первые телепередачи, откуда вещала самая мощная радиостанция имени Коминтерна? Ей нашлась работа и тогда, когда эфир прорезали лучи останкинского небоскреба.

Но даже если когда-нибудь работы на Шаболовке не окажется, башня Шухова останется стоять как памятник, воздвигнутый Москвой в 1922 году, холодным и голодным временем, как память о том, что не хлебом единым жив человек.

"Майна!" - прозвучала команда мачтмейстера. Лебедка раскрутилась обратно, клеть пошла вниз, и занавес над Москвой опустился.

ДВА ДОПОЛНЕНИЯ К РЕПОРТАЖУ

Циркуляр № 25/366

Первое дополнение взято из старого бюллетеня Народного комиссариата почт и телеграфа № 18 за 1922 год, где опубликовано циркулярное распоряжение № 25/366. Строки циркуляра сложены в честь героев-строителей. Вот полный текст этого документа:

"На Красную доску

При постройке башни на Московской Шаболовской радиостанции в период 1919-1921 гг. рабочие-строители этой башни, несмотря на ненормально получаемый паек и одежду, ревностно выполняли и довели до конца порученную им работу, сознавая исключительное значение строительства башни. Даже в тяжелые моменты, будучи совершенно голодными и плохо одетыми и невзирая на жертвы, происшедшие при крушении башни, эти рабочие, воодушевляемые своей комячейкой, непоколебимо остались на посту.

За такой героизм и сознательное отношение к своим обязанностям нижепоименованные товарищи заносятся на Красную доску:

Инженер-изобретатель В.Г. Шухов, мастера и рабочие А.П. Галанкин, И.П. Галанкин, А.С. Федоров, А.К. Сычев, Малышев, братья Смирновы, Воронин, Гусев, Казаков, Власов, Шмельц, Каманин, Петрушин, Анисимов, Сукманов, Варенышев, Орлов, Лебедев, Филатов, Ланин, Туманов, Сергеев, Мохов, Петрушков, Мусатов, Ухорцев, Шван, П. Галанкин".

Письмо Н. Галанкиной

Второе дополнение - письмо дочери А.П. Галанкина, чье имя занесено на Красную доску. Это письмо прислано в редакцию "Известий" в 1967 году.

"...Было это давно, в девятнадцатом году. Отец мой, Александр Галанкин строил вместе с известным инженером В.Г. Шуховым знаменитую радиобашню на Шаболовке. Отец сидел часами над проектом Шухова, разрабатывал чертежи, подбирал рабочих, доставал металл. А тогда не только металла, ткань простую достать очень трудно было. Помню, когда уже секции монтировали, отец для сигналов придумал какую-то систему флажков. А вот материи для флажков нигде достать не мог. Сидели мы с ним вечером, он спрашивает:

- Соседка наша в красной кофте ходит?

Я и ответить не успела, а он уже побежал. Возвращается с кофтой. Была она не совсем красная, в какую-то горошинку. Отец ее на свет посмотрел и начал на флажки резать.

- А что с горошинками - это ничего. Они совсем незаметны будут.

Жили мы за Преображенской заставой, трамваи не ходили, и отец каждое утро отправлялся через всю Москву на велосипеде. Каждый день, зимой и летом, - и так два года подряд. А башня, самое высокое тогда сооружение в стране, росла.

Отец приезжал с работы усталый, ужинал и снова садился за свои бумаги. Иногда брал в руки гармошку. Учился играть. Решили они с рабочими устраивать концерты. Кто-то из рабочих сказал, что без гармошки ничего не получится. Отец и купил гармошку. Потом о концертах галанкинской артели много говорили.

Когда башню закончили, отец взял меня с собой. В тот день он проверял ее в последний раз. Мы влезли с ним в какой-то деревянный ящик, отец махнул рукой, закрутились барабаны лебедок, и мы медленно поднялись вверх. Оба молчали. Я взглянула на отца и поняла, что не было у него минуты счастливей, чем эта. Я даже не могу описать, какое было у него выражение лица, хотя отлично все помню. Светлое - наверное, это будет самое точное слово. Позднее в дневнике отца мы нашли слова: "Это башня отняла у меня полжизни, но и дала радости на всю жизнь".

ОСТАНКИНСКАЯ БАШНЯ

Она выше всего, что построено в Москве. Прежде чем подняться в небо, строители спустились под землю. 31 августа 1960 года экскаваторщик Иван Глотов зачерпнул ковшом своей машины первый куб останкинской земли.

Меньше чем через месяц в землю уложили первый кубометр бетона. Это произошло 27 сентября 1960 года, когда журналисты всего Советского Союза хронометрировали сутки, создавая летопись дня мира.

Но вдруг работы прервали, и ученые начали дискуссию: выдержит ли фундамент без свай полукилометровую башню весом в десятки тысяч тонн?

Решили на всякий случай укрепить фундамент.

Напряженный железобетон, по расчетам, должен выстоять века. В этих веках - годы жизни главного конструктора Николая Никитина, архитекторов Леонида Баталова, Дмитрия Бурдина, Владимира Милашевского, главного инженера Бориса Злобина и всех тех, кто вкладывает в основание башни бетон и железо.

Какими железными объятиями схвачен фундамент, уже засыпанный землей, вижу внутри конуса башни. Откуда-то сверху спускается стальной трос, толстый, как корабельный канат. Не только фундамент, но и вся башня внутри бетонного стакана стянута тросами.

Стакан - не то слово. Внутри башни, пока ее еще не заполнили шахты лифтов, как в стенах высочайшего собора с нерасписанными стенами, тишина и величие.

...Башня растет даже в самые лютые морозы. В это трудно поверить. Но, попав в стены башни, забываю, что на дворе холодно. Свет, тепло. Пахнет битумом, штукатуркой - всем, чем пахнет при сооружении жилого дома. Так и есть: в конусе башни, по существу, многоэтажный дом телецентра.

Кухня ресторана - самого высокого на земле - располагается у подножия, на отметке 43 метров. А столики - на высоте 328 метров. Если учесть, что лифт движется со скоростью 7 метров в секунду, то официант сможет подать закуску на стол через минуту после того, как ее отправят наверх.

Побывать на строительстве башни, не поднявшись на вершину, все равно что увидеть новейший самолет и не полетать на нем.

Лететь на высоте 250 метров неудивительно. Но стоять, не слыша рева моторов, стоять на четвертькилометровой вершине так же удивительно, как летать на небывалой высоте.