Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

именно в такой формулировке. Принимая это во внимание и придавая этому вопросу очень серьезное значение, я решил не применять высшей меры наказания, смертной казни, которая в таких случаях обычно является наиболее соответствующей мерой наказания. Однако это единственное снисхождение, которое я могу проявить к подсудимым. Приговор в отношении всех обвиняемых – пожизненное заключение».

Мы посмотрели друг на друга и широко улыбнулись. Одновременно по всему залу суда пронесся общий вздох. Однако некоторые зрители не смогли расслышать слов Куарта де Вета, поэтому испугались. Жена Денниса Голдберга встревоженно окликнула его: «Деннис, что?!»

– Жизнь! – крикнул он ей в ответ, улыбаясь. – Жизнь! Я живу!

Я повернулся к галерке для зрителей, широко улыбаясь и ища взглядом Винни и мою мать, но в зале суде стояла полная сумятица, все кричали, полиция выталкивала присутствовавших наружу. Я так и не смог их увидеть. Я поднял сжатый кулак с большим пальцем вверх, жест Африканского национального конгресса. Многие зрители побежали на улицу, чтобы сообщить собравшейся там толпе наших сторонников о вынесенном приговоре. Охранники начали выталкивать нас со скамьи подсудимых к двери, ведущей в камеры суда. Я вновь обернулся в поисках Винни, но так и не увидел ее.

В камерах суда нас держали в наручниках. Полиция проявляла нервозность, опасаясь толпы снаружи. Нас не выводили на улицу больше получаса, надеясь, что вскоре все разойдутся. Затем нас провели через задний двор судебного комплекса и посадили в черный фургон. Когда нас повезли, мы могли слышать рядом эскорт мотоциклистов. Судя по всему, фургон поехал объездной дорогой, чтобы избежать толпы перед входом во Дворец правосудия, но мы даже на удалении могли слышать восторженные возгласы: «Amandla!» («Власть!») Они перемежались медленным красивым распевом: «Nkosi Sikelel’ iAfrika» («Боже, благослови Африку»). Мы просунули сквозь решетку окна свои руки, сжав их в кулаки и надеясь, что наши сторонники смогут заметить нас, хотя и не были в этом уверены.

Теперь мы все являлись осужденными заключенными. Нас разделили с Деннисом Голдбергом, потому что он был белым, и его перевезли в другую тюрьму. Всех же остальных заперли в камерах тюрьмы «Претория Локал», подальше от других заключенных. Вместо восторженных криков и красивых песен нам теперь был слышен только лязг тюремных дверей и ворот.

* * *

В ту ночь, лежа на циновке на полу своей камеры, я обдумывал возможные причины, по которым судья Куарт де Вет принял свое решение в отношении нас. Несомненно, он находился под психологическим воздействием демонстраций протеста, начавшихся по всей Южной Африке, и нараставшего международного давления на правительство Национальной партии. Против судебного разбирательства выступили международные профсоюзы. Профсоюзы докеров по всему миру пригрозили бойкотом грузов из Южной Африки. Российский руководитель Леонид Брежнев написал премьер-министру Южной Африки Хендрику Фервурду письмо с просьбой помиловать нас. Члены Конгресса США выразили протест действий южноафриканских властей. Пятьдесят членов британского парламента организовали в Лондоне демонстрацию протеста. Ходили слухи о том, что премьер-министр Великобритании Александр Дуглас-Хьюм проводил негласные переговоры, стараясь помочь нашему делу. Эдлай Стивенсон, постоянный представитель США в ООН, написал открытое письмо, в котором говорилось, что правительство США сделает все возможное, чтобы предотвратить вынесение нам смертного приговора. Как я понимаю, как только Куарт де Вет признал, что мы еще не приступали к практическим действиям по организации партизанской войны и что Африканский национальный конгресс и формирования «Умконто ве сизве» являются разными структурами, ему после этого было уже чрезвычайно проблематично вынести нам смертный приговор. Это показалось бы чрезмерным.

Отчитываясь перед парламентом, Хендрик Фервурд сообщил, что на решение суда не повлияли телеграммы протеста, приходившие в правительство Национальной партии со всего мира. Он похвастался, что выбрасывал в мусорную корзину все соответствующие телеграммы из социалистических стран.

Ближе к концу судебного процесса судья Куарт де Вет мимоходом заметил Брэму Фишеру, что сторона защиты смогла организовать масштабную пропагандистскую кампанию международного уровня. Возможно, тем самым он признавал, что испытывает сильное давление при ведении нашего дела. Он осознавал, что, если бы он вынес нам смертный приговор, многие сочли бы его нашим убийцей.

И все же самое большое давление он испытывал со стороны своего собственного народа. Он являлся белым африканером, результатом комплексного воздействия всей общественно-политический системы и психологической атмосферы в Южной Африке. У него не было ни малейшего желания идти против той системы убеждений, которая сформировала его личность. Поэтому, с одной стороны, он поддался этому давлению, приговорив нас к пожизненному заключению, а с другой стороны, оказал этому давлению сопротивление, отказавшись вынести нам смертный приговор.

Я был удивлен и крайне раздосадован тем приговорами, которые Куарт де Вет вынес Ахмеду Катраде, Элиасу Мотсоаледи и Эндрю Млангени. Я ожидал, что он освободит Ахмеда и вынесет более мягкий приговор Элиасу и Эндрю. Последние двое были членами формирований «Умконто ве сизве» достаточно невысокого ранга. Вину этих троих по совокупности преступлений, которые им вменялись, вряд ли можно было сравнить с той, которую несли все остальные. Следует признать, что именно наш отказ от апелляции негативно отразился на судьбе Ахмеда, Эндрю и Элиаса, поскольку апелляционный суд наверняка сократил бы им тюремный срок.

Каждый вечер в тюрьме «Претория Локал» перед тем, как тушили свет, раздавалось эхо песен африканских заключенных. Это были песни свободы. И мы тоже принимали участие в этом замечательном хоре. И каждый вечер за несколько секунд до того, как наступала темнота, словно повинуясь какой-то безмолвной команде, гул голосов прекращался, и вся тюрьма погружалась в тишину. Затем из десятков мест по всей тюрьме раздавалось восклицание: «Amandla!» («Власть!») Вслед за этим раздавался ответ сотен голосов: «Ngawethu!» («Власть – наша!») Впоследствии мы сами начинали и сами же продолжали эту перекличку, но в тот первый вечер после вынесения нам приговора другие безымянные заключенные взяли инициативу в свои руки, и голоса по всей тюрьме казались необычно сильными. Они словно готовили нас к тому, что нам предстояло.

Часть восьмая. Остров Роббен: мрачные годы

59

Посреди ночи я проснулся и уставился в потолок. Сцены судебного процесса все еще крутились у меня в голове и не давали мне крепко уснуть. Внезапно я услышал шаги в коридоре. Я насторожился: меня поместили в одиночную камеру, находившуюся вдали от остальных. В дверь моей камеры стукнули, и я увидел сквозь решетку лицо полковника Аукампа.

– Мандела, – поинтересовался он хриплым шепотом, – ты не спишь?

– Нет, – ответил я.

– Ты просто счастливчик, – заявил он. – Тебя везут туда, где ты обретешь свою свободу. Ты сможешь там передвигаться и будешь видеть океан и небо, а не только серые стены.

В его словах не было никакого сарказма, однако я прекрасно понимал, что место, о котором он