Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

время, апелляции вызвали бы у наших сторонников большое разочарование. Мы стремились донести до широких слоев общественности мысль о том, что в борьбе за свободу оправданны любые жертвы.

Адвокаты были недовольны нашим решением и настаивали на подаче апелляций. Однако мы с Уолтером и Гованом хотели вначале понять, какой на следующий день будет процедура вынесения приговора. Если нас, действительно, приговорят к смертной казни, то как это будет происходить? Нам ответили: после того как судья Куарт де Вет огласит смертный приговор, он спросит меня, обвиняемого под номером один: «Есть ли у вас основания утверждать, что существуют какие-либо причины, по которым вам не должен быть вынесен смертный приговор?» Я сообщил Брэму Фишеру, Джоэлю Иоффе и Вернону Беранже, что в таком случае мне будет что сказать в ответ. Я бы ответил судье, что готов умереть, зная, что моя смерть сможет способствовать нашему делу, за которое я отдаю свою жизнь. Моя смерть (или же наша смерть) не будет напрасной: в этом случае я (или же мы) мог бы послужить нашему делу в качестве мученика более весомо, чем если бы мне была сохранена моя жизнь. Адвокаты заявили, что такая речь вряд ли будет полезной для апелляции, и я подтвердил, что мы не будем ее подавать.

Если же нам не вынесут смертный приговор, то тем более существовали веские причины не подавать апелляцию. Прежде всего, мы можем проиграть. Апелляционный суд может решить, что судья Куарт де Вет был слишком снисходителен к нам и что мы заслуживаем смертной казни. Кроме того, подача нами апелляции сбила бы волну протеста международной общественности и сократила бы масштабы международного давления на власти Южной Африки с требованием освободить нас.

Для правительства Национальной партии смертный приговор нам был бы наиболее подходящим решением. Как мы слышали, Джон Форстер, министр юстиции, как-то заявил своим друзьям, что величайшей ошибкой премьер-министра Яна Смэтса во время Второй мировой войны было то, что его, Джона Форстера, в свое время не повесили за государственную измену. По его выражению, националисты-африканеры не допустили бы такой ошибки.

Я был готов к смертной казни. Чтобы быть по-настоящему готовым к чему-то, нужно, действительно, ожидать, что произойдет именно это. Нельзя быть готовым к чему-то, втайне веря, что этого не случится. Мы все были готовы не потому, что являлись безумными храбрецами, а потому, что относились к числу реалистов. Я вспомнил строчку из Шекспира: «Готовься к смерти, а тогда и смерть и жизнь – что б ни было – приятней будет»[66].

58

В пятницу, 12 июня 1964 года, мы в последний раз оказались в зале судебных заседаний Дворца правосудия. Со времени наших судьбоносных арестов в Ривонии прошел почти год. Власти приняли совершенно беспрецедентные меры безопасности. Наш конвой мчался по улицам под непрекращающийся вой сирен. Все дороги, ведущие к Дворцу правосудия, были для обычного транспорта перекрыты. Полиция проверяла личность любого, кто пытался приблизиться к Дворцу правосудия. Контрольно-пропускные пункты были установлены даже на местных автобусных и железнодорожных станциях. Несмотря на кампанию властей по запугиванию наших сторонников, около двух тысяч человек собрались перед зданием суда, держа в руках различные транспаранты и плакаты, такие как «Мы поддерживаем наших лидеров». Галерка для зрителей была переполнена, стоячие места были предусмотрены лишь для представителей местных и зарубежных средств массовой информации.

Я помахал в знак приветствия Винни и своей маме. Мне было приятно увидеть их. Моя мать проделала неблизкий путь из Транскея. Должно быть, это очень странное ощущение – находиться в зале суда, где на твоих глазах будет решаться, приговорят ли твоего сына к смертной казни. Хотя я подозревал, что мама не понимала в полном объеме всего происходящего, ей следовало отдать должное: она никогда не переставала поддерживать меня. Винни осталась такой же стойкой, как и раньше, и эта стойкость придала мне сил.

Секретарь суда объявил: «Государство против Манделы и других».

До оглашения приговора было заслушано два ходатайства о смягчении наказания. С первым выступил наш адвокат Га рольд Хансон, со вторым – Алан Пэйтон, президент Либеральной партии Южной Африки.

Выступление Гарольда Хансона было очень ярким и эмоциональным. Он заявил, что народное недовольство не может быть принудительно подавлено, поскольку люди всегда найдут способ выразить его. Хансон подчеркнул: «Противоправными были не цели обвиняемых, а только средства, к которым они прибегли». Он отметил также, что судье следовало бы вспомнить, что его собственный народ, африканеры, яростно боролся за свою свободу.

Что же касается Алана Пэйтона, то он, осудив сам принцип использования насильственных методов, заявил при этом: «У обвиняемых было только два возможных пути: либо склонить головы и беспрекословно подчиниться, либо сопротивляться с применением силы». Он высказался за помилование подсудимых, иначе, по его выражению, «будущее Южной Африки будет мрачным».

Однако судья Куарт де Вет, казалось, не слушал ни того, ни другого выступавшего. Он не поднимал глаз, не делал никаких записей, пока они говорили, и казался погруженным в свои собственные мысли. Складывалось впечатление, что он уже принял окончательное решение и теперь просто ждал момента, чтобы объявить о нем.

Когда наступило время оглашения приговора, судья Куарт де Вет сделал нам знак, чтобы мы встали. Я попытался поймать его взгляд, но он даже не посмотрел в нашу сторону. Его глаза смотрели куда-то вдаль, лицо было очень бледным, сам он тяжело дышал. Мы посмотрели друг на друга и, как нам показалось, все поняли: нас ожидал смертный приговор. Иначе какая другая причина заставила бы этого обычно спокойного человека так нервничать?

Затем судья Куарт де Вет начал говорить:

«В ходе этого судебного процесса много говорилось о недовольстве неевропейского населения нашей страны и его горестях. Как рассказали мне обвиняемые и их адвокаты, подсудимые, являвшиеся лидерами неевропейского населения, были мотивированы желанием улучшить положение своего народа. Я не могу быть полностью уверен в том, что мотивы обвиняемых были столь альтруистичными, как они хотели бы представить это суду. Те, кто организует революцию, обычно в результате этого приходят к власти, и личные амбиции в качестве мотива их действий не могут быть полностью исключены».

Судья Куарт де Вер на какое-то мгновение сделал паузу, словно для того, чтобы перевести дыхание. Его голос, который и раньше был приглушен, теперь стал едва слышен:

«Задача этого суда, как и любого другого суда в любой другой стране, заключается в обеспечении правопорядка и соблюдении законов государства, в котором он функционирует. Преступление, в котором обвиняются подсудимые, относится к числу тяжких преступлений, преступлений по сговору, и оно, по существу, является государственной изменой. Однако прокурор решил не предъявлять обвинения в совершении преступления