Не Знающая Любви (СИ) - Монтано Крис

Но и это, черт побери, я не знаю наверняка, а только чувствую!

Горькая правда

Миновали еще три месяца. Связь Ники и Матвея претерпела некоторые изменения. Причиной тому был уход Гребецкого из фирмы. Как и предполагалось, акции достигли пика своей цены, вслед за которым должно было неминуемо начаться снижение, и он, ведомый своим феноменальным чутьем на прибыль, немедленно избавился от контрольного пакета акций, прибавив тем самым к своему состоянию еще несколько миллионов.

Нике новость о том, что он покидает свой элегантный кабинет, скорее обрадовала. Она по-прежнему чувствовала себя влюбленной и любимой, и потому необходимость тщательно скрывать их отношения постепенно стала ее тяготить. Руководствуясь логикой, девушка полагала, что с уходом из компании Матвей сможет чаще видеться с ней, не боясь пресловутой профессиональной этики.

Все действительно переменилось. Однако совсем в ином смысле. Перестав быть формальным начальником Нике, Матвей начал превращаться в самого настоящего тирана. Теперь, когда никто на свете не мог обвинить его в том, что он использует свое служебное положение в личных целях, он принялся помыкать ей не на шутку.

Он звонил ей в любое время дня и ночи, и она бросала все свои дела, чтобы приехать к нему. Точно так же неожиданно и без объяснений он мог отменить свидание, к которому она готовилась загодя.

Он стал дарить ей дорогие подарки — но заодно и начал постоянно напоминать ей о том, что он их дарит. Норковую шубку, например, он вручил ей со словами: «Надеюсь, в нашем климате тебе не скоро понадобится следующая».

Самое же тревожное заключалось в том, что он разительно переменился в постели.

Собственно, и до этих перемен Нику устраивало отнюдь не все, но влюбленная девушка честно пыталась подстроиться под прихоти своего любовника. Однако теперь перемены совершались все более стремительно, и результаты всего этого становились все более экстремальными.

Он стал почти груб с нею. Его ласки все чаще причиняли ей физическую боль, а некоторые любовные игры внушали едва ли не отвращение. Прошло совсем немного времени, и ей стало казаться, что во время каждого их свидания она подвергается самому настоящему изнасилованию.

Матвей больше не ждал, когда она будет готова любить его. Брал ее иногда прямо в прихожей, на полу, выламывая руки и не целуя — впиваясь в ее тело. Ника была вынуждена перейти на тонкие водолазки, закрывающие шею и грудь, сплошь покрытые синяками и ссадинами, оставленными ее любовником.

Иногда он прерывался на самом пике ласк, холодно отстранялся и буквально приказывал ей одеваться и уходить. Дрожащая от возбуждения и унижения одновременно, растерянная и сердитая, она уходила и после этого долго бродила по улицам, пытаясь успокоиться.

Если бы все так и шло, она, возможно, взбунтовалась бы, но, как истинный мучитель, Матвей искусно перемежал унизительные и шокирующие своей непристойностью свидания с романтическими ужинами при свечах, был галантен и ласков, предупредителен и чуток. Ника все еще была влюблена в него и потому, как это свойственно всем влюбленным женщинам в мире, уговаривала себя потерпеть, не обращать внимания, переждать…

Наверняка у него какие-то неприятности с бизнесом. Жизнь миллионеров вовсе не так безоблачна, как может показаться. Наверное… Кроме того, он опытнее ее, изощреннее в искусстве секса, в то время, как она, все еще ходит в ученицах.

И Ника, стиснув зубы, училась. Училась, несмотря на то, что все чаще ее охватывало отвращение — вместо возбуждения, страх — вместо желания, облегчение, что все закончилось, — вместо блаженного удовлетворения.

Она и сама не понимала сигналов, которые подавал ее собственный организм. Так, только несколько месяцев спустя, она отдала себе отчет, что ей на самом деле неприятен запах его пота, его странные бабьи повизгивания во время любовного акта, а больше всего — грязные слова, которые градом слетали с его языка в минуты наивысшего возбуждения.

Вдобавок ко всему нервы Ники совершенно расстроились. Она почти перестала спать, пила галлонами кофе, вздрагивала от телефонных звонков и начала делать ошибки в рабочих документах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Теперь ей приходилось тщательно и интенсивно пользоваться повседневным макияжем, замазывая по утрам синяки под глазами и маскируя искусанные, потрескавшиеся губы. Юбки сползали на бедра, зато бюстгальтеры оказались неожиданно малы. Ника предполагала, что все это связано с некими гормональными изменениями, но истинной причины не подозревала.

В один прекрасный вечер случилось то, о чем говорили за ланчем Марина И Таня.

Матвей был непривычно рассеян, хотя и не груб, однако через некоторое время совершенно бесцельной и какой-то безразличной возни в постели неожиданно отстранился от Ники, встал, накинул халат и вышел из комнаты, бросив ей:

— Одевайся. Нам надо поговорить.

Она похолодела. Медленно, молча оделась, старательно подправила косметику, причесалась перед зеркалом, изо всех сил оттягивая тот момент, когда придется выйти в гостиную и выслушать… Что выслушать, она не знала, но то, что ничего хорошего, чувствовала точно.

Он стоял у окна. Спина и плечи были напряжены, руки заложены за спину, и Ника видела, как он до синевы сжал кулаки. Девушка осторожно села на край стула, постаралась унять нервную дрожь. Матвей повернулся, и в горле Ники шевельнулся слегка истерический смешок. Ее возлюбленный выглядел комично, хотя наверняка старался произвести грозное впечатление. Из-под бордового халата с кистями торчали голые бледные ноги, безволосая грудь выглядывала из неплотно запахнутого одеяния, но на носу высокомерно и холодно поблескивали хорошо знакомые очки в тонкой золотой оправе. Глаза за стеклами очков блестели, словно две голубых льдинки.

Он откашлялся.

— Милая, нам надо серьезно поговорить.

— Я слушаю, Матвей.

— Ты знаешь, я никогда не лгал тебе, не принимал на себя обязательств, которые не могу выполнить.

— Я этого и не требовала…

— Помолчи, пожалуйста. Извини. Я волнуюсь немного. Хочу, чтобы ты все правильно поняла. С некоторых пор наши отношения дошли до той стадии, на которой необходимо делать выбор. Ты — не девушка по вызову, а я — не мальчик, который не может справиться со своими гормонами. Я прав?

— Да.

— Кроме того, наши отношения стали влиять на мой бизнес, вернее, на мою трудоспособность. Нет-нет, ни в коем случае не мешать! Влиять — но довольно ощутимо. Вероятно, и на твою тоже. Ты выглядишь усталой.

— Да.

— Я вовсе не собираюсь порывать с тобой, хочу, чтобы ты это понимала. Однако мы не можем больше видеться так часто, как до этого. В частности, в ближайшее время я буду занят. Очень занят. Это понятно?

— Да.

— Что ты заладила — да да, да! Скажи хоть что-нибудь еще. Аргументируй. Спорь, наконец!

Когда он сердится, у него слюна пузырится в углах губ, отметил бесстрастный голос в голове у Ники. Она чуть качнула головой, чтобы заставить этот новый, неизвестный голос заткнуться.

— Мне все понятно, Матвей, и спорить я вовсе не собираюсь. Разумеется, ты не должен действовать в ущерб своему бизнесу. Мне только не очень понятен твой тон. Ведь все эти месяцы отнюдь не я навязывалась тебе. Ты сам выбирал время и звонил, я бросала все и ехала к тебе, потому что…

Казалось, он ждал этих слов, потому что в голубых глазах совершенно явственно промелькнуло облегчение, после чего разразилась настоящая буря.

— Ах, вот как, Волкова?! Стало быть, это вы жертвовали своим драгоценным временем, исполняя мои прихоти? Стало быть, это я отрывал вас от важнейших и неотложнейших дел? Может, еще скажете, что из-за меня пострадал ваш бизнес? Хотя, насколько я помню, вы наемный работник, обыкновенный менеджер…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она подняла голову и спокойно посмотрела ему в глаза.

— Я — обыкновенный ХОРОШИЙ наемный работник. Самый обычный ТОП-менеджер. И ничем я не жертвовала. Просто мне казалось, что нас связывают некие чувства, а не только необходимость выкраивать время на занятия сексом.