Не Знающая Любви (СИ) - Монтано Крис

И не позволит остаться один на один с теми неприятностями, которые ее наверняка поджидают, если судить по тем ужасным следам, которые оставила на ее теле рука мужчины.

Он проводил ее до машины, а потом долго стоял и смотрел ей вслед. Ника видела это в зеркальце заднего обзора.

Издали он снова напомнил ей Вадима. Тот вот так же подпирал стенку, дожидаясь ее возле выхода из подземки.

И глаза у них похожи, ужасно похожи. Глаза хищной птицы, пронзительные и зоркие, всегда немного сердитые, но почему-то в них хочется смотреть еще и еще.

Она ехала и улыбалась своим мыслям. После сильнейшего потрясения, испытанного ею в кабинете этого акушера-экстремала, она чувствовала себя странно отдохнувшей и посвежевшей. Словно стряхнули с нее черное наваждение последних месяцев, и не стало больше мучительных мыслей о Матвее Гребецком, зато вернулись прежние удивительные ощущения от всего, что ее окружало.

Она ехала по знакомым улицам, узнавая их заново, наслаждаясь забытыми ощущениями. Теперь все будет иначе. И обязательно — хорошо.

Потому что теперь у нее целых две жизни — большая и маленькая.

Женщина-мечта

Сергей Резных тряхнул головой и вернулся к себе в кабинет. Постоял на пороге, потом неожиданно резко и сильно втянул ноздрями воздух.

Аромат духов Вероники Волковой еще не выветрился. Больничный запах дезинфекции не смог его заглушить.

Женщина-рассвет. Женщина-заря. Огненные волосы и изумрудные глаза — такое банальное и такое прекрасное сочетание.

Беременность будет ей очень к лицу, хоть она и поймет это не сразу. Белая кожа станет будто прозрачной, светящейся изнутри, а изумрудные глаза приобретут оттенок Ирландского моря. Рыжие волосы станут мягче и пушистее, грудь округлится, а потом, когда живот станет больше, изящные нежные руки станут казаться руками античной богини. Сергей не знал зрелища прекраснее, чем женщина, ожидающая ребенка.

Он сел за стол и бездумно окинул взглядом его поверхность. Протянул руку и осторожно стер пыль с маленькой выцветшей полароидной фотокарточки в простой деревянной рамке. С нее на него вызывающе и весело смотрел его родной брат, навеки оставшийся двадцатилетним.

Вадим Резных…

Сближение

Вероника приехала на прием через два дня. Анализы у нее были хорошие, чувствовала она себя вполне прилично, но Сергей все равно тщательно осмотрел ее, померил давление и прописал кислородные коктейли и витамины. Пока он выписывал рецепт, она задумчиво смотрела на него, а потом вдруг спросила:

— Простите… У вас, случайно, не было родственника по имени Вадим?

Надо признать честно: он выронил ручку. И уставился на свою пациентку такими глазами, что несчастная отодвинулась от стола вместе со стулом.

— Я что-то не то спросила? Просто… вы очень похожи на одного человека… Я его знала много лет назад…

Он молча развернул к ней фотографию в рамочке. Ника очень осторожно взяла ее и долго смотрела, бессознательно поглаживая карточку кончиками пальцев. У него перехватило дыхание. Он осторожно кашлянул и спросил:

— Вы… наверное, учились вместе?

— Что? А, нет… Училась я в другом городе. Вадим жил у меня. Последний месяц… своей жизни.

— Так это были вы! Та шала… деви… девушка, у которой он прятался от полиции?

Она осторожно поставила карточку на стол и подняла на взволнованного врача свои изумрудные глаза.

— Я не была его шалавой. И девицей тоже. Честно говоря, я вряд ли успела кем-то стать для него. А вот он для меня стал очень многим.

— Вы его… любили?

— Не знаю. Раньше была уверена, что нет, а теперь думаю, может, только его и любила? У нас с ним было очень мало времени.

— Да, месяц — это маловато…

— У нас с ним была всего одна ночь. И он был для меня самым первым. А на следующий день он погиб.

— Знаете что, зовите меня Сергеем, а я буду звать вас Ника, ладно?

— Хорошо. Так лучше.

И он стал рассказывать ей про Вадима и маму, про всю свою жизнь, про то, как плакал над двумя одинаковыми холмиками земли, а капли дождя смешивались со слезами… Ника слушала взволнованно и внимательно, подавшись вперед, а когда он умолк, начала рассказывать, как Вадим спас ее в вагоне подземки и почему оказался у нее дома, про ночевки на диване и про первую их ночь, оказавшуюся единственной и последней…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Этот разговор сблизил их до такой степени, что через неделю он с удивлением ощутил себя едва ли не отцом будущего ребенка Вероники. Во всяком случае — дядей. Это было глупо и по-детски, но он ничего не мог с собой поделать. Если бы не та проклятая перестрелка, Вадим познакомил бы ее с мамой, и не было бы двух холмиков на кладбище, а была бы их большая, дружная семья, и Вадим ушел бы из банды, потому что рядом с ней невозможно представить себе такое безобразие, и Сергей ездил бы к ним из Москвы, а потом все равно стал бы акушером и принимал бы если не первого, то уж второго своего племянника — наверняка!

Они сблизились стремительно и незаметно, два одиноких человека в большом городе, создали иллюзию единого прошлого, доверились друг другу настолько, что и будущее могли представить только совместное…

Хотя к любви это пока еще не имело никакого отношения.

Поддержка

Помимо поездок в клинику и все крепнущей дружбы с врачом в жизни Вероники пока еще не наметилось серьезных перемен, если не считать резкого улучшения здоровья.

Недолгий токсикоз первых недель сменился прекрасным самочувствием и удивительно хорошим настроением. Она самую малость раздалась в талии, но пока еще живот был не виден, зато грудь наливалась с каждым днем. Ее потянуло на яблоки, и она поглощала их в течение всего рабочего дня, заставляя соседок по комнате то и дело вздрагивать от звуков сочного хруста.

Марина и Татьяна узнали об окончательном решении сохранить беременность первыми — и единственными. Она сама не знала, почему, но доверяла им безоговорочно. Через несколько днейу нее на квартире состоялся первый военный совет прекрасного триумвирата.

Татьяна прошлась по всему дому — настоящая кошечка, осторожно исследующая новую территорию. Обиталище Вероники ей понравилось, и она предложила устроить здесь нечто вроде штаб-квартиры.

— У меня — Макс, он старичок и зануда. Маришка будет то и дело смотреть на мужа — как бы он не ухлестнул за нами с тобой. А у тебя хорошо и удобно, ты же одна…

— Тань…

— Мариш, я вовсе не такая бестактная дрянь, как ты думаешь. Я имею в виду, Гребецкий ведь сюда не ездит, не так ли?

Ника улыбнулась, ставя на стол стаканы для сока, соковыжималку и вазу с фруктами.

— Я должна вам сообщить следующее. Полагаю, что история с Гребецким окончена раз и навсегда.

— Ох!

— Ты уверена?

— Больше чем уверена. Знаете, беременность влияет на мозги. Я вдруг словно проснулась — и поняла, что не хочу жить с этим тираном. И быть с ним не хочу. И уж тем более — не хочу с ним спать, даже изредка.

При этих словах ее слегка передернуло, что не укрылось от внимательного взгляда Марины. Темноволосая красавица прищурилась.

— Сдается мне, ваша последняя встреча была не из самых романтичных в твоей жизни?

— Понимаешь, Марин, мне вообще не стоило начинать всю эту историю с Матвеем. На самом деле довольно быстро выяснилось, что мы друг другу ну никак не подходим.

— В смысле постели?

— В любом смысле. Я пошла на поводу у собственных фантазий, вбила себе в голову всякую ерунду — о загадочном взгляде, об огне подо льдом… На самом деле он никакой не загадочный, а смотрит так, потому что близорукий. И секс он любит такой… который мне совсем не нравится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Какой, расскажи!

— ТАНЯ!

— Марин, ну мне же интересно! Ника, будь хорошей девочкой, расскажи — раз уж все равно все кончено…

— Нет. К этому я пока не готова. Но могу сказать одно: Матвею Гребецкому стоит поискать другую девушку.

Девушки опять многозначительно переглянулись, но на это раз Ника заметила их взгляд и насмешливо прищурилась.