Вечный двигатель - Виктор Брусницин

– Похоронить бы ребят надо!

Вечер, а то и ночь – окрест гиблая мгла. Однако по могильным оградам, высветившимся от неверного света неба, можно предположить кладбище. Толя, сильно и часто дыша, долбил ломом спекшуюся землю.

На палубе парохода на фоне кровяного заката стояли Костя и Анатолий.

– Вот, – Толя указал рукой и пошевелил пальцы ноги, – ноги отморозил. Теперь боли не чувствую.

Костя, вкось опиравшийся на перила палубы и безотрывно смотревший на приятеля, переменил ногу. Отвернулся:

– Грубые прикосновения действительности…

Рассказ, если вы помните, начался в квартире. Она – существует. Борис, видимо, давно проснулся и вошел в канву истории, ибо трезво и внимательно, как и Вадим, смотрел на Костю. Именно он и предложил, поднимая стакан:

– Нда… давайте – не чокаясь!

***

Происходил шикарный весенний день: сверкала дородная сосуля, заходились птицы, гулял тяжелый и любезный воздух – ярмарка адреналина. К дому, где живет Вадим, подъехало такси, оттуда вышел он – с вместительным баулом, радостно-напряженный. Авто отъехало, а Вадим не торопился: насыщался, набирая взглядом местность – очевидно, что человек приехал издалека.

На звонок принеслась открывать молодая Ирина. Бросилась на шею Вадиму – любя, талдыча:

– Наконец-то! Господи, Вадька, как я истосковалась!

Мельтешила теща, елейно талдычила относительно того, что зятек соизволил припереться, дабы заняться сыном и вообще семьей. Существовала молчаливая солидарность Вадима с тем, что он – хороший человек («что могут слова», светилось в счастливой физиономии). Далее шла суетня с самим сыном, двухлетним бутусом, который принимал дядю, как очередную игрушку, и неизвестно еще – адекватного ли достоинства.

Достаточно снабдившись первыми впечатлениями, Вадим уселся на диван, выражения лица и глаз, каждая часть тела орали о состоянии предельного достижения.

– К черту! – после минуты упоения высказался Вадим. – Отныне я больше чем на неделю из дома ни-ни.

– Да уж, папуля! – согласилась Ирина, разбираясь с вещами Вадима. – Год ты нас помурыжил, хватит этих экспериментов… – В ней проснулась женщина, практический взгляд стрельнул в Вадима. – Ну что, как ты и звонил – все нормально?

– Да, – каждое слово было наполнено покоем, – всё чики-чики.

Заканчивался обед, теща уже вышла из-за стола, собирала и мыла посуду. Вадим и Ирина еще сидели, ненасытно поглядывая друг на друга. Ирина попыталась помочь, собирала последнее, но теща пресекла:

– Оставь, я сама! Идите лучше сыном занимайтесь.

– Он спит, мама!

– Ну, либо отдохните. Вы мне на кухне не мешайтесь – брысь отсюдова!

Улыбаясь, трогая друг друга, молодежь удалилась.

Они стояли на балконе, оба курили. Ирина прислонилась, рука лежала на плече Вадима, он бормотал, все еще не веря:

– Надо же – бывают ведь в жизни минуты! – Переполненный глядел в просторы. После паузы повернулся к жене: – Ну что, вечером в ресторан?

Ирина скептически шевельнула щекой:

– А надо? Может, дома посидим? Ты, я смотрю, за границей привык. В общем, как хочешь.

– Так деньги жмут, хочется шикануть – год, все-таки, аскетствовал! – Озарился мыслью: – Костяру с Галиной подключим – столько не виделись!

Ирина оживилась:

– Слушай, у Кости вроде какие-то приключения! Я толком не знаю, там темное. Звоню, Галка несуразицы толкует: больница, еще что-то.

Вадим – удивление, переходящее в испуг.

Вадим звонил в дверь квартиры, открыла молодая женщина. Увидев пришедшего, приветливо распахнула дверь шире:

– О-о, потеря! Проходи, Вадик, наконец-то прибыл!

Тот переступил порог:

– Здравствуй, Галочка! На вот – тебе. – Подал цветы. – Ну, где этот змей?

– Так он еще с работы не пришел! Звонил, что задержится, но вот-вот придет. А ты чего предварительно не предупредил? Когда приехал-то?

– Вчера… Предупредить? Да что-то на сюрпризы потянуло.

Они сидели на кухоньке – коньяк, хорошее вино. Вадик повествовал:

– Авантюрой мой контракт оказался по большому счету. Инфляция видишь какая? – а в договоре цифры год назад прописаны были. Они, конечно, корректировались, но… Английский, правда, выучил. По мыслям кое-что нарыл, только сейчас это мало кому нужно. Гляжу в телевизор – Лени Голубковы, шоу-бизнес, сердце падает. Жизнь несется, а я опять, похоже, не успел… Кстати, Костя писал про кооператив какой-то.

– Кооперативы – это прошедшее, теперь по-другому называется. Как раз с переоформлением возится. Что-то по строительству – я толком не понимаю. – Видно, что Галя говорила неохотно. – Колотится, как видишь, днями и ночами, а прибыли особой нет… – Сбилась: – Как Артемка? – я его полгода назад видела.

Вадик охотно подхватил:

– У-у, этот мужик суровый. Дядя, говорит, ты мне думать не мешай.

Засмеялись. Вадим:

– А что там о больнице какой-то Ирина сказывала?

Галина потемнела, мялась:

– Так… немного прихворнул. Придет, сам расскажет… – Она странно замкнулась, убрала глаза. Вадим деликатно занялся раздачей хмельного. Галина послушно взяла рюмку, поднесла к губам, но убрала здесь же. Горло натужно вытолкнуло: – Ты, Вадик, его не спрашивай. Понимаешь, я испугалась, сдуру обмолвилась Ирине. А он не велел, сердиться будет. – Посмотрела на часы, с сердцем бросила: – Господи, да где же он!

Вадим испуганно пялился на Галину. Положил свою руку на ее, приказал:

– Ну-ка давай рассказывай!

Галина глядела в стол, нерешительность лежала на лице, поминутно поправляла волосы, что передавало даже и волнение. Неожиданно лицо расправилось, за суровым выражением просматривалось преодоление:

– Плохо дело. В психушке Костя побывал! (Вадим отпрянул.) С полгода назад случилось. Что-то с ним начало происходить, дерганный какой-то стал, закрытый. Думала, с работой связано – нет, там, напротив, складывалось… – Галина замолкла, потупилась. Выпростала: – Ночью произошло. Слышу – звуки странные. Просыпаюсь, свет включила. Он сидит на кровати и тихо смеется. Глаза невменяемые, смотрят куда-то в точку… Я тормошу – что, дескать? А он смеется… Потом говорит: над всей Испанией безоблачное небо. И так несколько раз подряд… – Галя, видимо, представив эту картину, оживила лицо, прижала к груди руки. – Я так испугалась! Побежала к соседке – она что-то понимает – скорую вызвали! В общем, увезли Костю.

Стояла тишина. Галя, глядя в стол, сосредоточенно молчала. Вадим безотрывно смотрел в нее. Вопросил:

– А теперь?

Галя оправила кофту, беззаботно уронила:

– Да нормально! – Сделала мечтательный взгляд, едва ли не ласково объяснила: – Бывает, конечно. Ночью вдруг заскулит, как волчонок. Думаешь, во сне? Нет, глаза открыты. Спросишь, что? – еще хуже, скулит. А промолчишь – перестанет. – Заключила тихо и быстро: – Ну и… осунулся – чахнет.

Вечером того же дня Вадим нервно ходил по комнате у себя дома, взвинчено передавал Ирине (та, прижав к щекам руки, внимала):

– Он, когда явился, так мне обрадовался! А я в себя прийти не могу – Костя, такое! – Вадим остановился, удивленно жал плечи. – Вообще-то ведет себя совершенно нормально – другой расскажи, я бы не поверил… Но действительно, похудел страшно.

Ирина предположила:

– Может, что-то по наследству передалось? Это, я слышала, бывает.

Вадим растерянно вздернул губы:

– Мне он ничего такого не рассказывал.

Оба удрученно собирались ко сну. Вдруг Ирина замерла, напряженное воспоминание передавало лицо. Полно повернулась к Вадиму, глаза были широко открыты, она – взволнована:

– Послушай-ка! А ведь было дело, странно повел себя раз Костя… Почти год назад, ты только уехал, зашли они с Галкой – уж и не помню по какому поводу. Ну, сидим, чай пьем. А накануне фильм давали – испанский… м-м… как же название?.. Нет, не помню. В общем, там отец, чтоб спасти себя, намеренно топит сына. А потом не вынес – покончил с собой… Пообсуждали с Галкой, и тут дернуло меня – кино, дескать, но и в жизни не слабо бывает. И к Косте, мне Вадик рассказывал про твоего приятеля в Кыштыме. Тоже, мол, история. Так вот ты знаешь, Костя так странно отреагировал – мне показалось, что он испугался. Точно! Он и чай не допил, утащил Галку.

Вадим молча таращился в Ирину. Та осела на стул.

– Вадь! Да не про себя ли он рассказывал?

Весна окончательно разъярилась – налились листья, сирень умащивала глаз, сверкали голыми ногами женщины. К обочине тротуара подъехало авто, из него вышел Костя. Да, он худ, как-то изможден, что особенно просматривается во взгляде. Обошел машину и смотрел на колесо – оно было спущено.

– Твою мать! – сердито рассудил Костя.

Взял ключ, открыл багажник, зло хлопнул себя по бокам, восклицая:

– Ну в гробину же так – и запаски нет!

Установив машину на домкрат, Костя взялся бортовать проткнутое колесо. Изрядно покорячившись и управившись, пустился накачивать. Наконец тронулся. Вдруг где-то под сердцем, в пустоте, словно вспыхнула дородная спичка, острое пламя коснулось тканей и, уцепившись за них, резво побежало, точно круг по воде. Скоро полыхала вся грудь. Голова прянула, скорчилось от боли лицо, рука комкала рубашку. В сомкнутые до узкой щели глаза пробивался мучительный и испуганный взгляд. Костя с перекошенным лицом остановил автомобиль, тер область сердца…