Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Женщина с чавкающим звуком извлекла руки из разверстой человеческой грудины и медленно подняла голову.
Ее косы были уложены венцом. Алебастровой белизны лоб и щеки отливали холодом, как и большие зеленовато-серые глаза, обрамленные густыми ресницами. На бледных губах женщины появилась слабая улыбка, которая, впрочем, нисколько не украсила это холодное лицо. Женщина властно указала Василию на скамью у стены.
Повинуясь жесту окровавленной руки, Василий сел, ощущая трепет во всем теле. Он был бы рад убежать отсюда, но его вдруг обуяло какое-то безволие.
В том, что перед ним волховица, сомнений у Василия не было никаких. Дальнейшее поразило его еще больше.
Женщина уверенными движениями запахнула две части распоротой человеческой плоти, будто полы полушубка, и очень медленно провела по разрезу ладонью, что-то шепча себе под нос. После чего – Василий не верил своим глазам! – от разреза не осталось и следа.
На зов волховицы появились сыновья мельника и унесли своего отца из горенки, причем мельник более походил на бревно. Один из сынов держал его за голову, другой за пятки. Тем не менее тело мельника оставалось вытянутым в струнку, с прижатыми к бедрам руками.
Затем волховица пригласила Василия к столу. Василий повиновался.
Мельничиха погрузила свои обагренные свежей кровью руки в глубокое блюдо с молоком и омыла их неторопливыми заботливыми движениями. Создавалось впечатление, что эта необычная женщина очень любит и лелеет свои руки. Омытые в молоке, они и впрямь поражали своей нежной белизной и перламутровым блеском розоватых ногтей.
Вытираясь рушником, мельничиха искоса наблюдала за Василием. От нее не ускользнуло, с какой пристальностью тот разглядывает кровавые пятна на столешнице.
– Не верь очам своим, – с усмешкой промолвила мельничиха и простерла правую руку с растопыренными пальцами над столом, сделав плавный круг.
На глазах у изумленного Василия кровь вдруг задымилась и исчезла, будто испарилась.
Мельничиха поставила на стол две глиняные кружки, налила из кувшина медовой сыты, себе и Василию. Опустившись на стул, женщина первой осушила свою кружку, высоко подняв согнутый локоть и откинув голову назад. При этом явственно обозначились под облегающим платьем ее упругие груди, стала видна белая нежная шея. На вид волховице было не более двадцати пяти лет.
Она стукнула по столу опорожненной кружкой и повелительно сказала, взглянув на Василия:
– Пей!
Василий несмело пригубил из своей кружки. Медовая сыта пришлась ему по вкусу.
– Ты волховица? – осторожно спросил он.
– А ты как думаешь? – Женщина хитро улыбнулась, сверкнув белыми ровными зубами.
– После увиденного…
– Повторяю тебе, не верь очам своим.
– Чему же верить, как не очам?
– Сердцу верь и вещаниям Судьбы.
– А коль молчат и сердце, и Судьба?
– Все до поры, младень.
– Когда же наступит моя пора?
– Тебе не терпится любить?
– Нет. Хочу знать, что ждет меня впереди.
– А не боишься?
– Не боюсь.
Волховица несколько мгновений пристально глядела в глаза Василию. Она была необычайно серьезна.
– Вижу по очам твоим, младень, дерзости полна душа твоя и не будешь ты знать покоя ни на этом свете, ни на том. В метаниях и поисках проведешь ты дни, отведенные тебе Судьбой.
– Что будет со мной на том свете, мне неинтересно, – нетерпеливо вставил Василий. – Ты скажи, совершу ли я что-нибудь достойное в этой жизни. И много ли дней отмерено мне Богом?
– Дней отмерено тебе немного, не доживешь ты и до тридцати лет, – вздохнула волховица, – а достойные поступки ты уже совершил. И один из них – твой отказ проливать кровь собратьев-новгородцев. Правда, недостойных поступков покуда больше в твоей жизни.
– Я не про это, – отмахнулся Василий. – Пройдет ли обо мне слава по всей земле Русской?
В больших глазах мельничихи промелькнуло удивление.
– Зачем тебе это?
– Каждому свое, – отрезал Василий. – Ты желаешь оставаться молодой до ста лет, а мне хочется славы громкой.
Волховица понимающе покивала красивой головой, затем безмолвно стала распускать свои русые косы.
Василий молча взирал на нее.
Окутавшись пышными волосами, как плащом, волховица достала из-под стола небольшую кадушку, до половины наполненную водой, и водрузила ее на стол. Потом она принесла откуда-то немного золы и бросила в воду. Затем волховица подожгла от лучины сухой березовый веник и, помахивая им перед собой, зашептала какие-то заклинания. Загасив веник в воде, она бросила его на пол. Склонившись над кадушкой, волховица долго вглядывалась в темный круг мутной воды, словно со дна кадушки должно было вынырнуть невесть что.
Наконец женщина шепотом подозвала к себе Василия.
– Гляди. – Она ткнула пальцем в кадушку. – Вот она, твоя суженая, которая, однако, тебе не достанется.
Василий склонился над кадушкой. Перед ним едва колыхалось черное оконце банной водицы, пропахшей березовым дымком, и больше ничего.
– Где? – прошептал Василий.
Волховица подула на воду, из ее темного мрака вдруг проступили очертания женского лица с большими глазами и прямым носом.
– Да это же ты! – воскликнул Василий.
Волховица отодвинулась от кадушки, но женский образ на воде не исчез, наоборот – он стал еще явственнее.
Кожа незнакомки светилась матовым блеском, глаза сияли, слегка припухлые губы были властно сжаты. Ее прекрасный лоб украшала диадема, в которой сверкали драгоценные камни. Вьющиеся волосы незнакомки были уложены в замысловатую прическу, какие не носят женщины на Руси.
– Как она похожа на тебя, – пробормотал Василий, оборачиваясь на мельничиху. – Это, случаем, не твоя сестра?
Мельничиха отрицательно мотнула головой:
– Ты же видишь, сия незнакомка не русских кровей.
Василий опять склонился над женским ликом на воде, который постепенно стал бледнеть, будто погружался в глубину, пока не исчез совсем.
– Запомнил свою суженую? – спросила волховица.
Василий не ответил, стараясь понять, каким образом мельничиха проделывает все это. Ведь это было ее изображение на воде! Если бы не прическа и не диадема, которые все-таки немного изменили ее внешность, сходство было самое полное.
Не дожидаясь ответа, волховица опять принялась за свое колдовство. Она шептала заклинания, размахивала руками, дула на воду. Вода в кадушке забурлила пузырями, хотя не было никакого пара.
– Гляди, гляди! – шептала мельничиха. – Вот человек, которого тебе в будущем надлежит остерегаться.
Вода в кадушке успокоилась. Из нее на Василия глядело лицо одноглазого длинноволосого мужа с крючковатым носом и шрамом на левой щеке.
– Кто это? – тихо спросил Василий.
– Сатана в облике человеческом, – так же тихо ответила волховица.
– Чем ты докажешь, что это правда? – вызывающе спросил Василий.
– Будущее докажет, – спокойно ответила прекрасная колдунья.
– Где я окончу свои дни?
– Далеко от Руси. – Волховица наклонила над столом кувшин с медовой сытой, но из кувшина полилась не сыта, а стал сыпаться песок тонкой струйкой. – В далекой стране, где солнце палит немилосердно, где существуют мертвые наравне с живыми и откуда нет возврата.
– Ты не сказала, прославлюсь ли я?
Волховица как-то странно посмотрела на Василия.
– Прославишься, коль найдешь магические надписи на горе, что возвышается над рекой Иордан.
– Только и всего? – удивился Василий.
– Только и всего, – грустно улыбнулась волховица, – ежели не считать, что путь к той горе лежит через три моря и три горных кряжа, через реки бурные и знойные пески, по костям мертвецов и сквозь полчища жестоких врагов. Таким будет твой земной путь, младень. Путь к славе и… смерти.
– Да не стращай ты меня! – проворчал Василий.
– И не помышляю, – ответила волховица, – что тебе Судьбой предначертано, о том и говорю.
* * *…Проснулся Василий будто от толчка. Приподнялся. Огляделся. Звездная теплая ночь распростерла над ним свои темные крылья. Он сидел на берегу реки под ракитовым кустом, вокруг не было ни души. Засохшая кровь исчезла с его лица и головы, не было веревок у него на руках.
В памяти Василия еще звучали слова красивой волховицы, лики будущего, вызванные ею, вновь проплывали перед ним, таинственные и зловещие. Вспомнился окровавленный Жидята, сыны его и колдовские распахнутые очи, взгляд которых проник в самую душу Василия.
Быль иль небыль, сон иль явь?
Глава шестая. Бремя грехов
Дома Василия встречали с радостью и слезами. Амелфа Тимофеевна упала сыну на грудь. Друзья-побратимы поочередно тискали его в своих объятиях. Анфиска не могла сдержать счастливых слез.
– Уж не чаяли живым тебя увидеть, – говорил Василию Потаня. – Где же ты пропадал два дня и две ночи?
– У Ядрея Дорофеича в гостях подзадержался, – с мрачной усмешкой ответил Василий.
- Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников - Историческая проза
- Травницкая хроника. Мост на Дрине - Иво Андрич - Историческая проза
- Крестоносец - Бен Кейн - Историческая проза / Исторические приключения
- Мост в бесконечность - Геннадий Комраков - Историческая проза
- Старость Пушкина - Зинаида Шаховская - Историческая проза
- Золотой истукан - Явдат Ильясов - Историческая проза
- Держава (том третий) - Валерий Кормилицын - Историческая проза
- Колокол. Повести Красных и Чёрных Песков - Морис Давидович Симашко - Историческая проза / Советская классическая проза
- Проклятие Ирода Великого - Владимир Меженков - Историческая проза
- Темное солнце - Эрик-Эмманюэль Шмитт - Историческая проза / Русская классическая проза