Донор - Вера Петрук

– Мне нужен новый донор, – буркнула Юджин, забираясь в глайдер. – Где здесь можно найти кого-нибудь по-быстрому?

– Где-где, – хмыкнул Ал. – Если быстро, то только в тюрьме. Рынки работают по выходным, а сегодня среда.

В тюрьме, так в тюрьме – Юджин было плевать. Она сомневалась, что в исправительных заведениях Маурконда можно найти подходящую кандидатуру, но в отличие от гражданских военные имели право менять доноров по своему усмотрению, не соблюдая Кодекс. Как только она вернется в Порог, то выберет себе нормального «союзника», которого постарается не убивать в ближайшую пару лет.

Эмпат закрыла входную панель глайдера и принялась наблюдать, как машина взлетает с площадки, пригибая сухие стебли сорняков. Среди бурого моря отчетливо выделялась темно-зеленая тень чертополоха. У него был крепкий стебель, и он гордо качался на ветру, не желая склонять пушистую голову с лиловыми цветами. Юджин уставилась на него, озаренная внезапной мыслью, а когда глайдер завис в воздухе, дожидаясь, чтобы сняли силовое поле, ограждающее ярус с химзаводом, то поняла, что смогла прозреть. Невидимый силовой экран не только отделял городские уровни друг от друга, но и сохранял климат на комфортном для человека уровне. А значит, сорняки на крыше погибли не от зимних морозов.

Догадка о том, кто действительно украл «Сердце» была так далека от самых смелых предположений Алистера и менталистов, что у Юджин похолодело в груди. Возможно, ее поездка в Маурконд не будет такой бессмысленной, как ей представлялось в начале, но она все же предпочла бы оказаться неправой.

Глава 5. Сделка

Падая на пол, Энки постарался отвернуть разбитый нос в сторону, но получилось неловко, и он в который раз стукнулся лицом о заляпанный кровью бетон. Что-то хрустнуло, но боль можно было терпеть, а значит, ничего страшного с ним еще не случилось. Скосив глаза, он увидел, как старший тюремщик с нагрудной табличкой Р. Хоскин снял крышку с пластикового стакана, и в тесной комнате без окон волшебно запахло кофе. Значит, хрустел всего лишь пластик, а не его кости.

Энки облегченно выдохнул, на всякий случай еще раз проверил языком зубы, и стал поднимать разбитое тело на колени. Дальше нужно было взгромоздиться обратно на стул, откуда его сбил кулак тюремщика. Он предпочел бы остаться на полу, но ему не хотелось лишиться скальпа. Каждый раз после падения другой охранник с табличкой на форме – К. Брум – поднимал его за волосы, проволакивая по полу вокруг стула. А так как руки и ноги Энки были крепко стянуты тюремными «браслетами», процедура выходила крайне неприятной.

Его били уже второй час, но внутренняя интуиция подсказывала, что это было только начало. План отсидеться в карцере оказался полным просчетом. И о чем только думала его голова? Энки не пробыл в карцере и полчаса, когда за ним пришли.

Бить стали уже в коридоре, и сейчас он чувствовал себя еще живым куском мяса для гурманов, которое предварительно хорошо выколачивают палками, прежде чем приготовить кулинарный шедевр. Память порой подкидывала интересные сравнения.

– Я тебя еще раз спрашиваю, что это?

Р. Хоскин грохнул о металлический стол знакомый приборчик и придвинул его под нос Энки. Тот залез на стул с трудом и не собирался покидать его, по крайней мере, хотя бы минуту.

Энки заставил себя не улыбаться, хотя очень хотелось. При мысли о том, как охранники, засучив рукава, копаются в толчке, выуживая «открывашку», губы сами расползались в стороны. А старик оказался не только глазастым, но и болтливым. Зря он не догадался его припугнуть.

– Приемник, – повторил Энки, не помня уже, сколько раз произносил эти слова. Версия про «открывашку», которую он назвал первой, господам Р. Хоскину и К. Бруму отчего-то показалась оскорбительной, хотя и была чистой правдой. Другое дело, что он совершенно не помнил, как «открывашка» работала, и тем более, как ее удалось собрать. Знал лишь, что она делает и для чего предназначена, но почему и как функционирует – даже не догадывался. С его головой вообще творились странные вещи. Во всем теле горели крошечные костры, но боль была каким-то второстепенным чувством. Мозг острее реагировал на чувство голода, которое проснулось еще в камере и не хотело засыпать, несмотря на неподходящую для подобных ощущений обстановку.

«Во время стресса человек меньше всего думает о таких физических желаниях как голод», – убеждал себя Энки, но горячий кофе Р. Хоскина притягивал взгляд, словно самое великое сокровище мира. Впрочем, в тот момент оно таким и казалось – сокровищем.

– Если это приемник, то я – твоя мама, – просипел К. Брум и навис над ним, обдавая кислым запахом пота. У него было широкое скуластое лицо и ноздреватая кожа. Бычья, жилистая шея, виднеющаяся над жестким воротником, давно приобрела красный, почти алый оттенок.

– Я его в камере нашел, у старика под подушкой, – поспешно ответил Энки, помня, что случилось, когда в прошлый раз он молчал слишком долго. – Спросил, что за машинка. Дед ответил – приемник, мол, за примерное поведение положено. Я собирался его послушать, а тут в камеру «быки» заявились. От страха уронил приемник в толчок. Потом что-то с вашими дверями случилось, а тот мужик в решетках застрял. Я, конечно, погорячился, но меня вдруг такая ненависть охватила, что сам не свой сделался. Ну и поколотил его. Еще раз, пожалуйста, простите за беспорядки. Надеюсь, у вас хороший медблок, и вы быстро поставите верзилу на ноги.

Честно говоря, в душе он надеялся на обратное, но играть испуганного идиота было проще, чем героя.

– Ничего, ты у нас запоешь, – протянул Р. Хоскин. – Держи его, Карл.

К. Брум схватил Энки за волосы и нагнул ему голову. Энки непонимающе уставился на собственные колени, но когда Р. Хоскин вышел из-за стола и, придвинув стул, уселся рядом, нехорошее предчувствие превратилось в стойкое убеждение, что «хуже», которое он ожидал с начала допроса, все-таки случится.

– Значит так, – произнес тюремщик. – Дела твои плохи. Хоть тебя и нет в наших базах, но это не проблема, таких сейчас полно. Заведем тебе новые документы, и начнешь ты, брат, с грязного листа. Статья за содействие полукровкам нехорошая. Первые пять лет здесь киснуть будешь, а потом еще десять в эфталитовом источнике постоянным донором. Если, конечно, в первые пять лет не загнешься. Я ведь, после того как тут закончу, лично тебя к Медведю отведу. Он давно дожидается, кроватку уже приготовил. Только на этот раз мы камер слежения больше поставим, чтобы виднее было. Жизнь у нас, тюремной охраны, скучная, только так и развлекаемся. А уж на что посмотреть точно будет, Медведь своего не упустит. Правда, есть и другой вариант. Ты нам все рассказываешь, тебя возвращают в карцер, а потом переводят в другой отсек. От донорства в эфталитовых источников мы тебя не спасем, зато – никакого Медведя.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});