Чужой праздник (СИ) - Ломтева Анна

— Я понимаю, что тебе сложно обсуждать наши отношения, потому что они местами не вписываются в стандартные рамки привычной дружбы или любви.

Светка открыла рот. Закрыла.

— Ты не особо рассказываешь про своих родителей, но я сделала вывод, что у вас в семье не очень принято говорить о добрых чувствах и хорошем отношении, — продолжила Горгона.

— Не то чтобы, — слабо возразила Светка. Её мать очень часто бурно признавалась в любви и обожании практически всем. Чаще всего это была часть какой-то манипуляции или спектакля, рассчитанного на внешнего наблюдателя. С такой же легкостью она кричала и слова ненависти, когда посторонних не было рядом.

— Не то чтобы, — повторила Горгона, подошла, вручила Светке один из двух блокнотов. Постояла, снова почесывая пробор и подёргивая себя за волнистые пряди.

— Я просто подумала, что это вообще довольно странно. Мы ведь можем считаться довольно близкими людьми, так? — она снова смотрела на Светку серьёзно, и Светка нашла в себе силы не убегать.

— Типа того, — сказала она, — Вроде как… лучшие подруги. Живём рядом, тусим вместе, учимся тоже почти вместе. И всё такое.

— И при этом у меня всё время стойкое ощущение, что ты больше всего на свете мечтаешь уползти в ракушку и не вылезать никогда. А я прихожу и вроде как вытаскиваю тебя раз за разом.

Светка опустила взгляд на блокнот в своих руках. Она опять чувствовала стыд, страх, растерянность. Она обожала Горгону, как никого в своей жизни. Это было сравнимо только с тем, как она относилась к бабушке лет до десяти, пока квартиру не разменяли и не разъехались по разным концам города. Светка тогда испытала огромное разочарование: бабушка не пожелала, чтобы Светка жила с ней, не заинтересовалась её новой школой и не слишком старалась поддерживать с ними со всеми связь. Это было как предательство.

Требовалось что-то сделать. Как-то выбраться из этой невыносимой трясины, когда сказать так, как чувствуешь, невозможно, а всё остальное получается враньём.

— Ты да, — сказала она, не поднимая глаз, — ты приходишь и вытаскиваешь. Кто-то же должен вытаскивать. Дело в том… — она опять завязла. Сколько всего невозможно сказать, даже если очень нужно! Светка поглубже вдохнула, потом от души выдохнула и решительно сказала:

— Моя мать всегда говорила, что я эгоистка и всегда лезу на табуретку. И что «я» последняя буква в алфавите. И что всем наплевать, что я там себе хочу-не хочу, потому что есть «надо» и «как положено». И хотя я от души считаю, что всё это бред и гадость, я всё равно… как бы это сказать…

— Живёшь по этим правилам, — закончила за неё Горгона.

Светка кивнула. Потом сделала усилие и подняла взгляд на подругу.

— У меня никогда не было никого, к кому бы я относилась так, как к тебе, — сказала она.

Горгона выпучила глаза и надула щеки. Потом с неприличным звуком выпустила воздух и сказала:

— Вот это формулировка не для тупых!

Светка поняла, что улыбается.

Глава 8.

Переписка в комментариях под стихами шла несколько дней с перерывами. Неведомый Тео отвечал не сразу и иногда даже не на другой день. Видимо, доступ к интернету у него был непостоянным, или не было денег на покупку карточек доступа.

У Горгоны был диал-ап модем, и родители выдавали ей фиксированную сумму денег на месяц на покупку карточек. Для переписки на форумах этого было более чем достаточно, но, к несчастью, Горгона открыла для себя несколько больших американских сайтов с цифровым артом. Поэтому довольно часто она уже к середине месяца успевала просадить всё, выкачивая здоровенные красивые картинки.

— Сорян, майн херц, — говорила она Светке, разводя руками, — Не могла я не. Зато погоди, я тебе сейчас покажу, я такого художника надыбала, это просто отрыв башки. Он, собака, пишет прям в фотошопе, как бы акрилом на вид, но не вот пластилин, а живописно, шопипец. Иди сюда, это просто янимагуууу, — и Горгона вываливала на Светку очередные мегабайты цифровой живописи, болтая без остановки про то, что автор хитрая жопа, прёт приёмы прямо у мастеров Возрождения, и вот эта картинка прямо цитата с Караваджо, прямо вот взял и срисовал, гандон амерский, и какого чёрта, отличная же идея. Как он вообще такое делает на компе, это уму непостижимо…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но тут Горгона наступила на горло своей песне, как говорится. Всю неделю она держалась, проверяя только почту и форум. Когда Тео отвечал, она звонила Светке, и они вдвоём сочиняли следующую реплику. Писать приходилось намёками. Светка было совершенно уверена, что Тео намёков не поймёт, но после легкого обмена полузначащими недофразами Тео вдруг написал: «О таком лучше лично. Напиши свою почту» — и Горгона, завопила — агааа! Я тебе что говорила! Он наш!

А Светка ответила, сдерживая волнение, что это ещё только обмен электронками и ничего не значит.

И однако, ещё через неделю она стояла на условленном месте, на углу возле книжного магазина «Цеппелин», и держала в руках книжку яркого красно-оранжевого цвета. Это был один из томов полного собрания Мопассана. «Оранжевая книга в руках», написала она, договариваясь о встрече. Какая разница, подумала она, глядя на полку, лишь бы оранжевая. Горгона сделала сложные брови, потом вздохнула и пообещала: «Проебёшь — закопаю».

Это была неделя, полная внезапных и сложных событий, даже не считая учёбы. Светкина мать, которая весь прошлый год знать не желала о её существовании, внезапно явилась прямо в училище и устроила довольно жалобную сцену «на кого ж ты меня покинула, доченька». Ларчик открылся просто: в их с отчимом семейной жизни накопился некоторый разлад, слово за слово — и вдруг оказалось, что когда под рукой нет мерзкого подростка, на котором можно вымещать злость, на эту роль годится кто угодно. Прекрасные интеллигентные люди наконец устроили мерзкий скандал, в кульминации которого муж зарядил жене в скулу и ушёл страдать к другу в гараж.

— И чего ты от меня хочешь? — спросила Светка, когда ей удалось увести мать на улицу.

— Я не знаю, что делать, просто не знаю, — ноющим, стонущим голосом повторяла та.

— Разведись с ним, и всё, — сказала Светка с жестоким цинизмом юного невротика.

— Да квартира-то всё равно общая, — возразила мать, мигом меняя плаксивый тон на агрессивно-деловой.

— Ну. А. От. Меня… — начала было Светка раздельно, и мать тут же поджала губы и снова заныла:

— Я просто не знаю, не знаю… Я даже боюсь теперь дома остаться… Может, ты вернёшься домой, а? — она быстро взглянула на дочь вороватым, каким-то хитрым взглядом, — Ты взрослая уже, при тебе он постесняется так себя вести… К тому же ты там живешь неизвестно где, с чужими людьми, а мы тебе родные ведь!

— Неа, — легко ответила Светка, чувствуя, как внутри словно что-то отсохло и отвалилось, — Мне и так хорошо. Квартплата маленькая, работа терпимая, стипендию платят.

— Что это за работа у тебя такая, интересно, — сказала мать ядовито.

— Квартиры богатым ублюдкам пидорашу, — сказала Светка обдуманно и с наслаждением, наблюдая, как у матери изумлённо-гневной скобой кривится рот, задираются брови, лезут из орбит глаза.

— Ты что, правда… уборщицей? Чужие унитазы моешь?

Светка улыбнулась до ушей и даже шире:

— Ага. Платят, кстати, больше, чем в твоей газетке.

Несколько секунд мать в ошеломлении молчала — она не понимала, как реагировать, не могла нащупать верную стратегию, не знала, как повернуть разговор к выгоде для себя. Наконец, она сделала выбор и с треском провалилась:

— Бедненькая, — сказала она, конструируя на лице скорбно-сочувственный вид, — Тяжело, конечно, так пахать и учиться ещё. Наверное, не надо было тебе из вуза уходить и Сашу бросать. С ним бы у тебя хоть нормальная семья была бы со временем. Такой парнишка хороший… — и она, додавливая, вздохнула и покачала головой.

Светка не выдержала и заржала.

Квартиру она убирала, это правда. Только всего одну, ту, в которой жила. Дракон предложил ей натуральный обмен — уборка вместо квартплаты, и она согласилась мгновенно. Живые деньги на еду она зарабатывала другими путями, в частности, подмастерничала в драконовой «мастерской» и бесконечно рисовала чёрт знает что кому угодно в ролевой тусовке. За копейки, естественно. Горгона говорила (подкармливая её в очередной неурожайный месяц), что это нормальный путь молодого гения и потом всё будет заебись. Светка временами впадала в отчаяние, устраивала себе лежачий книжный запой, забив на учёбу и набрав в библиотеке максимум, сколько давали взять, но потом вставала и шла дальше. Мыть посуду, простёгивать подшлемник, выжигать очередную кельтятину на очередном типа-эльфийском кожаном ремне или рисовать очередной фанарт по цене бутылки пива.