Тень над Вавилоном - Дейвид Мейсон

Подойдя к окну, Джулиет широко распахнула занавески, и внутрь хлынуло октябрьское солнце. На другой стороне улицы рабочий на телескопической вышке уловил движение и обернулся. При виде полуодетой фигуры в окне не далее чем в пятнадцати футах от себя он чуть было не выронил мастерок, которым поправлял кирпичную кладку. Заметив взгляд, девушка одарила его лучезарной улыбкой и исчезла из виду.

Везет же кому-то, оценивающе подумал каменщик, предположив, чем объясняется ее приподнятое состояние.

Джулиет отправилась на кухню, где, неожиданно проголодавшись, приготовила себе салат с большим ломтем камамбера и взяла немного пресного печенья. Забрав тарелку в гостиную, она свернулась калачиком в большом кресле рядом с телефоном на столе и набрала номер своей лучшей подруги Джейни. Она подумала, что должна ну хоть с кем-то поделиться.

В течение следующих полутора часов всякий, кто попытался бы дозвониться до квартиры, обнаружил, что телефон постоянно занят, а если бы кто-то случайно подключился к линии, то по понятным причинам решил бы, что подслушивает разговор между двумя девочками-подростками, а вовсе не рассудительными и уравновешенными деловыми женщинами, которым перевалило за двадцать пять. Нескрываемое счастье Джулиет было заразительным.

Главный предмет долгого телефонного разговора Джулиет и Джейни по-прежнему сидел в кресле напротив Хауарда с задумчиво приподнятой бровью. Теперь он понимал первоначальную реакцию Эда – показавшуюся ему в тот момент необъяснимой – на свои новости.

Хауард решил рассказать Джонни о проекте: другой альтернативы он не видел. Он больше не знал ни одного арабиста, которому мог бы так полно доверять, и никого, кто хотя бы близко мог сравниться с Джонни в организаторских способностях или умении подмечать детали. Он решил, что Джонни ему понадобится во всех случаях, даже если он примет участие только в подготовке и начальных фазах операции, а не собственно в проникновении в Ирак. Единственное, что вообще сейчас интересует Джонни, так это проникновение в… Остановись, сказал он себе. Не будь вульгарным. Ты не можешь винить парня.

Хауард знал, что может быть уверен в молчании Джонни даже с девушкой, он знал также, что Джонни, как обычно, привнесет в проект – если тому дадут зеленый свет – свои двести процентов. У него была масса свидетельств необыкновенных способностей молодого человека концентрировать свое внимание на проблеме, отбрасывая все остальное. Черт побери, да взять хотя бы сегодняшнее утро, когда в течение четырех часов, пока они не прервались на сандвичи, он полностью сосредоточился на Хауарде и обсуждаемом предмете и ни разу не отвлекся и ничем не выказал, что его мысли находятся где-то еще. И это происходило в то утро, которое, скорее всего, было самым безумным и счастливым за всю его прошедшую жизнь, к тому же, как догадывался Хауард, после недолгого сна – если парень вообще спал сегодня.

Да, он мог быть уверен, что Джонни посвятит проекту всю свою энергию, и еще он мог быть уверен, что тот оставит все при себе. Тем не менее, он чувствовал необходимость указать на более высокую, чем обычно, степень риска, привнесенную в безопасность проекта любовной связью Джонни.

– О чем тебе придется подумать, Джонни, если ты способен еще минуточку меня потерпеть и не утратил ума аналитика, так это об имеющих здесь место двух отдельных факторах: один касается тебя, другой – ее. Во-первых, сейчас ты очень уязвим с эмоциональной стороны. Ты только что раскрылся перед своей любимой и впервые за долгое время – если не вообще первый раз в жизни – захочешь делиться с ней всеми своими мыслями. Всеми-всеми. Это вполне естественно, и я не стал бы ожидать чего-то иного. Единственное, что хочу сказать, тебе придется очень многое оставлять при себе и найти способ успокоить собственную совесть, если у тебя вдруг возникнет чувство вины за ту ложь, которой ты отгораживаешься от нее, особенно на столь ранней стадии ваших взаимоотношений. Уловил, к чему я клоню? Надеюсь, я не обидел тебя – просто я стараюсь следовать логике вещей.

Джонни кивнул, его лицо было задумчивым. Хороший парень, подумал Хауард: юноша и впрямь сохранял способность аналитически мыслить и не давал воли эмоциям.

– Отлично. Извини, что пришлось упомянуть об этом, но я знал, что ты поймешь меня. Теперь второе. Вполне очевидно, что она влюблена в тебя дальше некуда. Я очень рад за вас обоих – всех вам благ. Но большинство женщин в подобном состоянии неожиданно обнаруживают, что хотят знать абсолютно все о новом в их жизни человеке. Вы едва знакомы друг с другом – ей будет до смерти интересно узнать о тебе побольше. Она будет все это впитывать, задавать массу вопросов, цепляться за слова, заставлять тебя рассказывать. Она проявит жуткое любопытство к каждому мелкому факту, касающемуся тебя. В частности, чем ты занимаешься, притом во всех деталях. Я никоим образом не утверждаю, что она начнет за тобой шпионить или что-то в этом роде, но она проявит интерес буквально ко всему, что связано с твоей жизнью – даже к старым скучным пердунам вроде меня, с которыми ты вместе работаешь. Это только естественно. Тебе понятно?

Джонни снова кивнул.

– Что еще больше осложняет дело, так это то, что она, очевидно, очень яркая личность. Чтобы добиться ее положения в Департаменте уголовного розыска столичной полиции в таком молодом возрасте, нужно быть чертовски умной. Хотя, по здравом размышлении, я склонен взять свои слова обратно. – Хауард улыбнулся. – Не так уж чертовски она умна, если влюбилась в такую задницу, как ты.

Джонни шутливо показал ему кулак, глаза его смеялись.

– А если совсем серьезно, – продолжал Хауард, – то она не только умна, но благодаря своей подготовке и положению еще и исключительно наблюдательна. Я имею в виду, что хоть и знаю ее на уровне «привет-привет», но если она в двадцать пять сержант и вот-вот станет инспектором, то это – дошлая леди. По-настоящему дошлая. Тебе будет чертовски трудно обмануть ее в любом деле. И я подразумеваю действительно любое дело. Прости, но я не сомневаюсь, что об этой стороне вопроса ты пока что не задумывался. И еще раз прости, но ты не тот человек, которого трудно раскусить. Временами ты – как открытая книга. Черт возьми, да не надо далеко ходить за примером, не так ли? На твоем лице все было написано яснее ясного, фетюк ты мамин!

Джонни покорно кивнул со смущенной улыбкой.

– Не побоюсь сказать, что на самом деле твои открытость и искренность были отчасти именно теми качествами, которые ее в тебе привлекли. Да-да, я знаю, что ты парень до ужаса красивый, обаятельный и тому подобное. Но не забывай, что большую часть своей жизни эта женщина имеет дело с людьми иного порядка – лжецами, проходимцами, мошенниками, извращенцами и прочими отбросами общества. Она всех их встречала и умеет отличать признаки. В противном случае она не была бы там, где она есть. И вдруг ей встречается прямой, честный, по-настоящему хороший парень, без всяких подспудных или циничных мыслей в голове, наоборот, что-то вроде героя – готов спорить, она уже знакома с твоим армейским послужным списком, – да она просто обречена проявить интерес. Чертовский интерес! – Хауард прервался, чтобы допить из банки последний глоток пива. – Я не говорю, что она намеренно собирается посвятить себя поискам твоей ахиллесовой пяты, но она будет постоянно искать подтверждений того, что ты действительно такой хороший, как она думает. И если что-то не станет стыковаться, поверь мне, она это распознает.

Просуммируем все это, и что мы получим? Большую потенциальную проблему – вот что мы получим. Тебе будет чрезвычайно трудно. Именно в то время, когда тебе впервые в жизни хочется перед кем-то открыться, ты будешь вынужден что-то недоговаривать – и тоже впервые. Тебе придется ее обманывать или думать, что это так, как раз тогда, когда этого меньше всего хочется. Тебе будет тяжко, дружочек. До охренения тяжко. Слушай, ты прости, что я говорю об этом так прямо – меньше всего я хотел бы, чтобы мои слова звучали покровительственно, но, вероятно, у меня это не вышло. Если так, то я искренне прошу прощения. Жаль, что мне не удалось сделать это получше. Возможно, мне вообще не стоило открывать рта.

Какое-то время Джонни продолжал молчать, размышляя над анализом ситуации, который сделал Хауард. Он понимал логику его слов более чем ясно.

– Да нет, Эд, ты прав. Слишком прав. Мне это не нравится, но отрицать я этого не могу. Я не слишком искусный обманщик друзей. Да и практики у меня такой, к счастью, не было, но я понимаю, что теперь мне придется этим заняться – во всяком случае в течение нескольких дней, пока мы со всем этим не разберемся и ты не закончишь доклад. Но в чем я действительно искушен, так это в разграничении своей жизни. При желании я могу забыть о своей работе, когда прихожу домой, так же как могу оставить дома личные пристрастия, когда занимаюсь работой. Ты мог видеть это сегодня утром. С этим ты должен согласиться. А в качестве прикрытия, я думаю, лучше всего было бы передать дело с Краутом Питеру, и пусть он его продолжает – доклад уже почти готов, – а я займусь обзором операций, осуществляемых одним из наших клиентов в Саудовской Аравии. Например, «Дарконом», он как раз для этого подходит…