Голос земли. Легендарный бестселлер десятилетия о сокровенных знаниях индейских племен, научных исследованиях и мистической связи человека с природой - Робин Уолл Киммерер

делать одновременно и то и другое, я выбрала растения. Он сказал мне, что наука – это не про красоту и не про то, что связывает растения и людей.

Мне нечего было ему возразить, я допустила ошибку. Я не возмутилась, а лишь немного смутилась. Аргументов у меня не было. Он закончил заполнять мою анкету и отправил сделать фото. Больше я об этом не думала. И только позже я поняла, что со мной повторяется история моего деда, его первого дня в школе, когда ему приказали оставить в прошлом родной язык, культуру, семью. Профессор заставил меня сомневаться в том, что касалось моих знаний и моей культуры, утверждая, что его образ мышления единственно правильный. Вот только меня, в отличие от деда, не стригли.

Расставшись с детством, проведенным в лесу, и попав в университет, я, сама того не сознавая, поменяла мировоззрение, перейдя от постижения естественной истории опытным путем, когда я воспринимала растения как своих учителей и товарищей, с которыми была связаны взаимными обязательствами, к научным методам. Вопросы, которыми задавались ученые, были не «Кто ты такой?», а «Что это такое?». Никто не спрашивал у растений: «Что вы можете нам рассказать?» Основной вопрос был: «Как это работает?» Ботаника, которой меня учили, была редукционистской, механистичной и сугубо объективной. Растения сводились к объектам, переставая быть субъектами. Людям с таким мировоззрением, как у меня, было трудно привыкнуть к подобному научному подходу и методам преподавания. Единственным способом примириться с этим было убедить себя в том, что все те вещи, в которые я всегда верила относительно растений, на самом деле далеки от науки.

Первый курс по прикладной ботанике стал катастрофой. Я едва смогла дотянуть до оценки «С», мне не хватало усердия для запоминания уровня концентрации необходимых для растений питательных веществ. Были моменты, когда я хотела все бросить. Но чем больше я узнавала, тем сильнее меня увлекала сложная структура листа и алхимия фотосинтеза. О взаимодействии астр и золотарника никто не говорил, но я выучила наизусть латинские названия растений, словно это была поэзия, с легкостью заменяя название «золотарник» латинским термином Solidago canadensis. Я была просто зачарована экологией, эволюцией, систематикой, физиологией, почвоведением и грибами. Меня окружали мои добрые учителя – растения. И мне повезло встретить хороших преподавателей, душевных и доброжелательных профессоров, занимающихся наукой по велению сердца, независимо от того, признавались они в этом или нет. Они тоже были моими учителями. А еще я всегда слышала какой-то внутренний зов, заставляющий меня обернуться. И когда я оборачивалась, я не могла понять, что стояло позади меня.

Мне всегда хотелось увидеть взаимосвязи в природе, отыскать те нити, которые объединяют мир, – сплачивать, а не разделять. Но наука строго разделяет наблюдателя и наблюдаемого, и наоборот. Каким образом два растущих рядом красивых цветка нарушают объективность научной классификации?

Я почти не подвергала сомнению главенство научной мысли. С помощью научных методов я наловчилась разделять ощущения и действительность, дробить сложное на мельчайшие компоненты, серьезно относиться к цепочке фактов и логических построений, а также отделять одно от другого, наслаждаясь точностью. Чем больше я этим занималась, тем лучше у меня получалось. По итогам защиты моей дипломной работы для дальнейшего обучения меня включили в одну из лучших в мире программ в области ботаники. Не сомневаюсь, что на данное решение повлияло рекомендательное письмо моего наставника, в котором говорилось: «Для индейской девочки она добилась замечательных результатов».

Затем последовало получение степени магистра, доктора философии и должности преподавателя. Я благодарна за те знания, которыми со мной поделились, и для меня большая честь владеть действенными инструментами науки как способом познания и взаимодействия с миром. Наука познакомила меня с другими сообществами растений, далекими от астр и золотарника. Помню то чувство, которое испытывала, начав работать на факультете: словно я наконец поняла растения. Я преподавала основы ботаники, используя тот же подход, с которым учили меня.

Помню историю, рассказанную моей подругой Холли Янгбер Тиббеттс. Ученый-растениевед, вооруженный своими блокнотами и оборудованием, исследует дождевые леса в поисках новых видов растений. Он нанял проводника из местных жителей, чтобы тот показывал ему дорогу. Зная цель ученого, молодой проводник показывает интересующие его виды. Ботаник оценивающе смотрит на него, удивленный его способностями: «Так-так, молодой человек, вы наверняка знаете названия многих из этих растений». Проводник кивнул и ответил, потупив взор: «Да, я выучил названия всех кустарников, но мне еще предстоит выучить их песни».

Я, будучи преподавателем, также называла растения по именам, игнорируя их песни.

Когда я училась в магистратуре в Висконсине, нам с моим тогдашним мужем посчастливилось получить работу смотрителей в университетском дендрарии. В обмен на предоставленное нам жилье – маленький домик на окраине парковой зоны – мы должны были совершать ночные обходы, проверяя, надежно ли заперты все двери и ворота, прежде чем погрузить цикад в полную темноту. И только однажды свет в садовом ангаре оказался невыключенным, а дверь открытой. Ничего страшного не случилось, но, пока мой муж осматривал все вокруг, я стояла и от нечего делать просматривала доску объявлений. Там была газетная вырезка с фотографией великолепного американского вяза, который был назван чемпионом среди своих сородичей, самым крупным представителем данного вида. У него было имя – вяз Старый Луи.

Мое сердце учащенно забилось, и я поняла, что мой мир скоро изменится, так как я знала имя Старый Луи всю свою жизнь, и теперь передо мной было его лицо, смотрящее на меня с газетной вырезки. Это был наш предок-потаватоми, тот, который прошел весь путь от лесов Висконсина до канзасских прерий вместе с моей бабушкой Ша-Нойт. Он был лидером, тем, кто заботился о людях в тяжелые времена. Дверь ангара из моего детства осталась приоткрытой, в нем горел свет, освещая мне путь домой. Это было началом долгого и медленного возвращения к своему народу, который позвал меня с помощью дерева, что росло на его костях.

Чтобы пойти дорогой науки, мне пришлось сойти с тропы древних знаний туземцев. Но у Вселенной есть способ направлять нас. Вдруг ни с того ни с сего пришло приглашение на собрание местных старейшин, где они делились традиционными знаниями о растениях. Одну женщину из племени навахо, которая ни дня не проучилась на ботаническом факультете, я не забуду никогда. Она говорила часами, и я ловила каждое ее слово. Одно за другим она называла имена растений из ее долины: где обитает каждое из них, когда цветет, каких выбирает соседей