Мы разобьёмся как лёд - Айла Даде

хочешь ли составить нам завтра компанию за завтраком?

* * *

Вот так, с многочисленных приёмов пищи, круассанов и дорогого сыра, каперсов и шампанского, где-то между неверием и надеждой началась моя новая жизнь.

Окончательное решение я принял после того, как мне пришлось опознать изуродованное лицо своего лучшего друга. Ублюдок по имени Тайрон отнял у меня единственную частичку семьи, которая у меня осталась.

Я сбежал в Аспен. Отважился начать всё сначала, испытывая постоянную боль от желания стать частью семьи.

Я перестал быть Оскаром, уличным бродягой. Теперь я просто кто-то.

Слышу шёпот своей тёмной половины

Гвендолин

От Аспенского нагорья до центра города пешком можно дойти за двадцать пять минут. Мне же хватит и семи. Как только спускаюсь с заснеженной горы и добираюсь до первых елей, я перехожу на бег. Срезаю на Марун-Крик-роуд, потому что дорога рядом со скоростным шоссе неровная и холмистая, вся в заснеженных кустарниках и елях.

Моя личная полоса препятствий.

Я надеялась, что трасса поможет мне раз и навсегда лишиться энергии. Надеялась наконец-то почувствовать усталость, вялость, которая опустится на мой разум и охватит конечности. Но по мере того, как лесистая местность позади сменяется самобытными деревянными домиками нашего городка, я чувствую только отчаяние и абсолютную уверенность в том, что этой ночью не сомкну глаз. Хуже всего, что я понятия не имею, почему.

На улицах тишина и спокойствие. Я бросаю взгляд на часы – сейчас только начало десятого. Тёплые золотистые огни фонарей освещают широкие улицы. Перед белой повозкой с огромными колёсами стоит и ковыряет копытом снег Ансгар, конь породы халфингер, который принадлежит Уильяму. Красный рождественский бант отрывается от фонарика над Ансгаром и приземляется ему на голову. Конь испуганно шарахается, заставляя содрогнуться экипаж. Бант падает на землю.

– Всё хорошо, – успокаиваю я, подходя к нему и снимая перчатку, чтобы погладить по шее. Подставляю ладонь его мягким ноздрям. Щекотно. – Почему же ты стоишь здесь в одиночестве, а? Где Уильям?

В этот момент, будто услышав меня, тишину нарушает звон колокольчика над дверью нашей закусочной. Несколько секунд спустя коренастый Уильям уже идёт по улице в своих эскимосских ботинках. В уголке рта у него остался кетчуп.

Подняв палец, он слегка запыханно произносит:

– Гвен, ты думаешь, я не врубаюсь или как?

– Если хочешь корректный ответ, тебе нужно выражаться конкретнее, Уилл, потому что ты во многое не врубаешься. С чего начать? – Я начинаю загибать пальцы. – Ария и Уайетт, трижды за последние несколько месяцев прогулявшие городское собрание. Патрисия, которая заменила слоёные ванильные булочки на тарталетки с черникой, не подав заявку заранее…

– Стоп! Я не это имел в виду. Не отвлекайся, моя дорогая Гвен, потому что… Секунду, что? Патрисия заменила ванильные булочки на тарталетки с черникой?

– Ну да.

В свете фонарей я вижу, как лицо Уильяма краснеет. Его правая ноздря дёргается. Кажется, сейчас произойдёт взрыв.

– Этого не может быть! Как она могла предположить, будто я не обращу внимания на столь гнусное злодеяние? Я с этим разберусь. Немедленно.

Уильям всем своим видом демонстрирует, что полон решимости отправиться на разборки прямо сейчас, поэтому я удерживаю его за локоть и весёлым тоном сообщаю:

– Уилл, это была шутка, окей?

Он моргает.

– Шутка?

– Да. Оставь бедную женщину в покое.

– Гвен, – голос у него расстроенный, – с такими вещами не шутят.

– Прости. Скажи, что ты на самом деле собирался сказать. Во что, по-твоему, ты не врубаешься?

Уильям закатывает свои водянистые глаза и указывает между копыт Ансгара.

– Ты хотела повязать красный бант моему мерину. Он ненавидит красный цвет.

– Он упал с фонаря.

– Конечно. А земля, по правде говоря, круглая, не так ли?

Я смотрю на Уильяма. Он смотрит на меня. Я жду, когда уголки его губ растянутся в улыбке. Однако этого не происходит. Они совершенно неподвижны. Ровная узкая линия. Он это всерьёз. Он действительно не шутит.

– Ну хорошо, Уилл. Ладно, прости, никаких красных бантов для Ансгара. Ну, хм, я пойду тогда.

Он кивает, как будто ничего такого не произошло. Как будто это не он сейчас ляпнул, будто бы мы парим в космосе на блюдце.

– Не могла бы ты оказать мне услугу, Гвен?

– Конечно. Что?

Он машет на закусочную.

– У меня там осталась ещё картошка фри. Не могла бы ты её упаковать и отложить до завтра?

Я вздыхаю.

– Конечно, Уилл.

Служащий из городской администрации Аспена выглядит довольным, когда с кряхтением грузится в повозку. Ансгар трогается с места, упряжь звенит, колёса скрипят, приходя в движение и оставляя за собой тонкий ровный след на пушистом снегу.

Я провожаю повозку взглядом, пока она не исчезает за углом. Некоторое время спустя из потока мыслей меня вырывает розовый неоновый свет закусочной. Мигая, он освещает припаркованные на обочине машины. Я поднимаю глаза на закусочную. Буква «К» в названии больше не светится. Над дверью теперь написано «Закусочная у ейт». Вот уже неделю мама просит отца заменить лампочки. Видимо, ему всё некогда. Неудивительно, если весь день лежать на диване и серию за серией смотреть сериал. Что важнее: неоновая вывеска или запойный просмотр «Игры престолов»? Ясно ведь, какие могут быть вопросы?

На городской колокольне недавно пробило половину десятого. Сквозь большие окна здания я наблюдаю, как в самом дальнем углу моя мама убирает тарелки со стола. Пряди её светло-русых волос выбились из хвостика и беспорядочно свисают вдоль круглого лица. Под её тёплыми глазами – тёмные круги от усталости. Она так явно взывает ко мне, что возникает желание взять её и нежиться вместе с ней в своей постели. Этакий уютный междусобойчик: только усталость и я, ну и, возможно, Бинг Кросби, мой кролик, который ненавидит меня.

Я медленно открываю дверь в закусочную. Звенит колокольчик, и я попадаю в помещение, оставляя холод на улице. Меня сразу же окутывают привычные ароматы: масло из фритюрницы, выпечка и растущий у двери в туалет и постепенно вянущий лемонграсс. Позади щёлкает дверной замок, на миг заглушая звучащий из старомодного красно-жёлтого музыкального автомата голос Билли Айлиш. На стенах картины, которые сопровождают меня на протяжении десятилетий. На одной из них изображён ночной Аспен. На остальных – сумасшедшие голуби. Моя мама обожает голубей. Понятия не имею, почему. Она утверждает, что они в любой ситуации заставляют смеяться. Я же считаю, что они всё обгаживают.

В этом месте я выросла. Здесь праздновала дни рождения, Рождество, окончание школы и всё остальное. А как-то раз, вернувшись с выпускного бала после первого