Искушение свободой - Рудольф Константинович Баландин

пишет:

«Твоё письмо ясно указало мне, что нужно мне заняться естественными науками, я решительно не имел о них никакого понятия, кроме каких-нибудь поверхностных сведений. Надо заняться…»

* * *

Воскресенье, раннее утро. Пётр уговорил трёх товарищей отправиться на взморье.

Небольшой пароход негромко тарахтит, оставляя в ясном небе чёрную расходящуюся полосу дыма, а на воде – светлую расширяющуюся полосу волн. Пётр с товарищами стоит на корме.

– Друзья, – говорит он, – послушайте стихотворение Огарёва Искандеру, оно как нельзя кстати.

Он вдохновенно декламирует:

Когда я был отроком тихим и нежным,

Когда я был юношей страстно-мятежным,

И в возрасте зрелом, со старостью смежном,

Всю жизнь мне всё снова, и снова, и снова

Звучало одно неизменное слово:

Свобода! Свобода!

Измученный рабством…

– Господа! – воскликнул кто-то. – Вон рыба плещется!

– Да это целый кашалот!

Все радостно загалдели.

* * *

Александр II на коне после военной церемонии на Марсовом поле подъезжает к группе офицеров и камер-пажей.

Вокруг него образуется толпа. Здесь и Пётр Кропоткин. Царь торжественно произносит:

– Господа офицеры! Положен конец вековой несправедливости! Крепостное право отменяется! Я жду жертв от дворянства… Благородное дворянство сомкнётся вокруг престола!

Гремят восторженные крики. Грянуло «Ура!».

* * *

В оперном театре на галёрке Пётр Кропоткин с товарищами. Представление не началось, но в зале царит ликование. Зрители поют гимн:

– Боже, царя храни!..

Звуков оркестра не слышно, хотя дирижёр машет палочкой, а музыканты играют на инструментах.

Отдельные выкрики:

– Слава Царю-освободителю!

* * *

На балу Александр II прогуливается между гостями. Его по пятам сопровождает верный паж Пётр Кропоткин. Он готов в любой момент защитить государя от злоумышленников.

Кто они? Никто определённо сказать не может. По мнению одних – обозлённые крепостники, которых лишили рабов. По мнению других – революционеры, которым желательно обострить до предела общественное брожение, свергнуть самодержавие и порушить Российскую империю.

* * *

В залах Зимнего дворца выстроены войска. Александр II делает обход. За ним шагает Кропоткин. Его догоняет один из офицеров. Говорит тихо:

– Придворному камер-пажу перед строем нельзя.

– Нет генерал-адъютанта, – так же тихо отвечает Кропоткин. – Я не могу оставить государя.

Царь, ускоряя движение, крупными шагами идёт мимо строя. Проходит анфиладу залов. За ним почти бежит невысокий Кропоткин, придерживая на боку палаш.

Александр II сворачивает в полутёмное пустое помещение. У окна останавливается. Обернувшись, видит камер-пажа:

– Ты здесь, Кропоткин? Молодец!

* * *

26 мая 1862 года, в Духов день – страшный пожар в Петербурге. Вспыхнул и запылал огромный Апраксин двор, а за ним и дровяные склады на другом берегу Фонтанки.

Словно огнедышащий Змей Горыныч метался в каменных стенах двора, выпаливая из глазниц окон искры и дым. Рухнула крыша. Столб огня и пепла взмыл в небо, подобно вулканическому извержению. Вспыхивали лавки, и огненные вихри метались в переулках.

Пажи вместе с пожарными и горожанами отстаивали здание Пажеского корпуса, к которому подступало пламя. Среди первых был Пётр Кропоткин.

Сражение с огнём закончилось поздно ночью. Прокопчённые, измазанные сажей, а то и с подпалёнными волосами пажи чувствовали себя героями.

За пожаром в Петербурге последовало несколько других в провинции. Случайное совпадение? Вряд ли. Кто поджигатели? Полиция не дала ответа, начав аресты революционно настроенной молодёжи.

Конкретных поджигателей не нашли. Главное подозрение падало на сторонников крепостного права и провокаторов.

* * *

Великий князь Михаил производит обход Пажеского корпуса. Его согласно требованиям службы сопровождает Пётр Кропоткин. Закончив обход, великий князь обращается к нему:

– Ты на Амур собрался? Что за охота?

– Путешествовать хочу, – отвечает Пётр.

– У тебя там родные?

– Нет, никого.

– А генерал-губернатор Корсаков тебя знает?

– Нет.

– Как же ты поедешь? Тебя определят в какую-нибудь глухую казачью станицу – с тоски умрёшь. Я лучше напишу о тебе Корсакову и попрошу оставить тебя где-нибудь при штабе.

Осталось только поблагодарить великого князя. И не только за протекцию. Отец Петра был категорически против его решения, так же как желания поступить в Петербургский университет. Теперь согласие отца было обеспечено.

* * *

Выпускники Пажеского корпуса выстроились в Зимнем дворце. Несколькими днями ранее они были произведены в офицеры и теперь ожидали напутствия царя.

Пётр Кропоткин выделялся своим странным простонародным или причудливо карнавальным нарядом: чёрный мундир с красным воротничком без петличек, папаха из волчьего меха. Серые шаровары.

Александр II остановился перед ним в некотором недоумении:

– Так ты едешь в Сибирь? Что ж, твой отец согласен?

– Да.

– Тебя не страшит ехать так далеко?

– Нет! Я хочу работать. А в Сибири так много дела, чтобы проводить намеченные реформы.

Царь пристально взглянул на него. Задумался, отвёл глаза, проговорил:

– Что ж, поезжай. Полезным везде можно быть. – Лицо сделалось усталым и отрешённым.

Это была последняя встреча самодержца с тем, кто вскоре выступит против его и всякой другой власти.

Попытка психоанализа

Начав жизнеописание князя Кропоткина, хочу проверить свои возможности. У нас в Париже книга австрийского психиатра Зигмунда Фрейда вызвала сенсацию с элементами шока. Стало модно рассуждать о бессознательном и тем более о либидо.

Правда, мой отец не без гордости отметил, что учение о сознательных и бессознательных рефлексах основал русский учёный Сеченов, а чрезмерная озабоченность Фрейда проблемами пола заставляет подозревать, что в этой сфере у него не всё нормально или это ловкий трюк для привлечения праздной публики.

Возможно, он отчасти прав. В своё время на меня произвела сильное впечатление книга немца дю Преля «Философия мистики, или Двойственность человеческого существа». Он писал, что сновидения приходят к нам из обширной области бессознательного. Впрочем, кто только в наше время не пишет о бессознательном. Но всё-таки Фрейд занятнее и, я бы сказал, пикантнее других, а порой чрезвычайно смел.

По отношению к Петру Кропоткину интересно применить именно метод Фрейда, хотя бы не в столь гротескной, как у него, форме психоанализа. Фрейд на скользкой почве сексуального влечения строит свои гипотезы о психических аномалиях. Но в одном случае он, как мне представляется, высказал весьма интересную мысль.

Свой метод он применил, анализируя личность Леонардо да Винчи. То же самое в полной мере относится и к Петру Алексеевичу. Как отметил Фрейдд, сексуальная энергия может сублимироваться, перевоплотиться в энергию творчества или общественной деятельности. Он постарался показать это на примере великого Леонардо.

Пётр Кропоткин, пожалуй, не менее яркий пример сублимации. В его обширных воспоминаниях почти нет упоминаний о его любовных переживаниях. И не потому, что он чрезмерно стыдлив. У него за всю жизнь было всего два-три мимолётных увлечения женщинами,