Черный передел. Книга I - Анатолий Баюканский

– Н-да, счастье само по себе не приходит, – назидательно проговорил Петр Кирыч. – Его надобно выстрадать, выплакать, выгрызть. – И, не давая Русичу вставить фразу, начал доверительно рассказывать о собственных семейных передрягах, бросая временами многозначительные взгляды в сторону Нины Александровны. Оказывается, первая жена у него умерла рано, вторая покинула его, когда он получил назначение на Колыму. Третья супруга была из местных, магаданских, и имела два неоспоримых достоинства: мастерски готовила рыбу юколу и пила, не разбавляя, спирт. И еще она оказалась гордячкой, патриоткой – отказалась уехать из Магадана в Старососненск. А с последней женой не повезло: все время болеет, не встает с постели…

Русич сидел словно на горячих угольях, упорно ловил себя на одной мысли: еще мгновение, будь что будет, он резко встанет, ничего не объясняя, и выйдет из «опочивальни» директора. Однако хитроумный Петр Кирыч чутко улавливал каждое изменение настроения и опережал противника на мгновение:

– Ну, что опять напрягся? Расслабься. И слушай меня.

– Вы не могли бы, Петр Кирыч, говорить со мной на «вы»? – Сквозь зубы процедил Русич.

– На «вы» я говорю только с врагами, но… если желаешь, могу сделать исключение. Послушай. Ладно, послушайте, товарищ. Мир слишком прекрасен, чтобы без нужды делать друг другу гадости. Я пригласил вас сюда в ваших же интересах. Стоит ли за неумышленные ошибки отправлять человека за решетку?

– Это что-то новое. – Русичу показалось, что он уже привстал со стула, но последняя фраза заставила его опуститься на жесткое сиденье.

– Да-да, тюрьма, она, брат, всегда рядом с любым человеком. Не забывайте, у меня тысячи больших и малых забот, а я уделяю вам столько времени. – Петр Кирыч встал из-за стола, достал из холодильника бутылку «ессентуков», покрытую инеем, налил до краев шипучки, выпил. Повернул к Русичу каменное лицо. – А почему чай не пьете? Настоящий чай, индийский. – Вернулся на свое место, положил руки на стол. Смотрел на Русича и молчал. А тот опустил глаза. – Ну, все продолжаете мучительно гадать, к чему директор клонит? Кстати, любопытная деталь: в глубокой древности в Китае подозреваемый отвечал на вопросы следователя с сухим рисом во рту. Если этот рис во рту оставался сухим и во время допроса, человека обвиняли в ложных показаниях.

– Весьма странно.

– Объясню. При сильном волнении резко уменьшается слюноотделение, а волнуются люди особенно сильно, когда говорят неправду. Следовательно…

– Извините, Петр Кирыч, к чему эти исторические примеры? Я далек от мысли говорить неправду. Моя жизнь – открытая книга.

– Любой человек – книга, открытая не до конца. – Петр Кирыч побарабанил толстыми пальцами по столу. – От тюрьмы да от сумы не зарекайся. Скажу прямо: вы человек на заводе незаменимый, специалист высшего класса, я без вас как без рук. Но… поверьте, мне горько сознавать, что обстоятельства вынуждают меня отдать вас в руки правосудия. Закон превыше личных симпатий. Я не оговорился. – Директор тщательно отрепетированным жестом, не глядя на референта, протянул руку. Нина Александровна ловко вложила в нее тонкую красную папку. – Чтобы не толочь воду в ступе, ознакомьтесь с описанием своих «проколов».

Русич не принял слова директора всерьез, лишь подумал про себя: «Щелочихин – действительно непредсказуемая личность, коль может так жестоко шутить». Однако рука почему-то словно задеревенела, никак не мог дотянуться до красной папки…

* * *

До начала радиосвязи оставалось еще около сорока минут. Разлинованная тетрадка, остро заточенные карандаши лежали на столе. Чтобы скоротать время, Павел Субботин включил телевизор. На экране появилась знакомая картинка – генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев встречался с каким-то зарубежным деятелем, целовал его прямо в губы, отчего лицо деятеля выражало откровенное удивление. Грудь генерального секретаря была увешана орденами и звездами, что стало уже притчей во языцех. А вокруг свита чиновников и партийных сподвижников подхалимски улыбалась, аплодировала, корчила заинтересованные лица. Вдруг Субботину показалось, что в этой одинаково одетой толпе, в окружении главного миротворца планеты, как он сам себя называл, мелькнуло удивительно знакомое лицо. Откуда сие? Еще не веря своим глазам, Субботин машинально подтянул к себе миниатюрный фотоаппарат, сделал несколько снимков. На голубом экране сменилась картинка, но Субботина больше ничего не интересовало. Получив мгновенный снимок с экрана телевизора, он с помощью сильной лупы принялся разглядывать брежневское окружение. Облегченно вздохнул, откровенно радуясь, что не ошибся в своих предположениях. Все было верно. Чуть поодаль от Леонида Ильича рядом с министром внутренних дел СССР Щелоковым, дежурно улыбаясь, стоял начальник Субботина, один из Лидеров Ассоциации, ответственный за Россию. Прежде, во времена их жития в Париже, он звался мосье Ухтомским, преподавал философию в университете, а теперь… Чудны дела твои, Господи! Один из Лидеров Ассоциации почти рядом с Брежневым, в его окружении. «Глубоко копает наша всемогущая Ассоциация!» – с удовлетворением подумал Субботин. Как ему удалось так быстро внедриться? Не с помощью ли все того же Николая Щелокова – быстро восходящей звезды, личного друга Леонида Ильича, его земляка? Да, по сведениям агентов в России, Щелоков задумал грандиозную операцию по тихому захвату власти в СССР, выдвинул идею объединения всех ударных сил МВД и КГБ в единое силовое ведомство, и будто бы сам Леонид Ильич потакает ему. Удивительно, что именно этот всесильный ныне министр дал указание выделить ему, Субботину, квартиру в Старососненске, в доме, принадлежащем заводу «Пневматика». Неужели сам Николай Анисимович связан с Ассоциацией? Невероятно! «Как бы там ни было, но наши люди выходят в люди! – невольно скаламбурил Субботин.»

Точно в назначенное время он включил свой мощный «Панасоник», к тому же снабженный специальной лазерной антенной, отсекающей любые помехи. Передавали симфонический концерт Шостаковича. Но вот, будто прорывая музыку, в эфир просочились цифры – четкие, ясные, кто-то невидимый называл их быстро, Субботин едва успевал их записывать. Эфир был заполнен музыкой, разговорами, свистом, грохотом, но сюда эти звуки не долетали, гасли по пути. Сеанс прервался столь же неожиданно, как и начался. Субботин некоторое время молча смотрел на две колонки цифр, пока абсолютно ничего ему не говорящие, но через несколько минут он будет знать многое о людях, которые привлекли его внимание в первые дни пребывания в городе металлургов Старососненске. Радиосвязь была самой простейшей, которой нынче вряд ли пользуются спецслужбы. Так во время последней войны разведчики и партизаны получали из Центра нужную информацию. Тогда, правда, сигналы шли с дикими помехами, а сейчас…

Павел Субботин достал с полочки сборник стихов Роберта Бернса, живо отыскал нужную страницу, строку. И расшифровка началась. У него были, конечно, и запасные каналы связи с Лидерами вплоть до сотовой связи, когда можно было напрямую говорить с нужными людьми, держа аппарат в кармане, но… все это намечалось применять позже.

Итак, выстраивалась довольно прелюбопытная информация на лиц, казалось бы, мало чем связанных между собой. Петр Кирыч Щелочихин, 1938 года рождения, из Днепропетровска. Школа. Техникум. Служба во внутренних войсках МВД. Надзиратель, старший конвоя, командир взвода, роты. Закончил заочную школу милиции в Волгограде. Охранял заключенных в Воркуте, Ухте, на Сахалине, в Магадане. Последняя должность – заместитель командира дивизии по политической части. И довольно любопытная приписка от тайного информатора. По его вине дважды в лагерях возникали стихийные бунты. В Магадане по его указке «авторитеты» учинили кровавую резню зеков. Доказать его прямую вину не удалось, но из органов МВД он был уволен. Почему-то ушел в резерв главного управления кадров МВД. И вот вынырнул в Старососненске, в должности генерального директора завода «Пневматика».

Субботин трижды перечитал расшифровку. Вроде все гладко, но… возникло сомнение: каким образом Петр Кирыч оказался специалистом по пневматике? Именно на выяснение этого и направит он отныне свое внимание.

Судьба второго человека, на которого Субботин послал запрос, явно переплеталась с судьбой Щелочихина. Интуиция и на сей раз не обманула Субботина. Его сосед по лестничной клетке по фамилии Пантюхин оказался не столь простой загадкой. Уголовник, с тремя судимостями, Пантюхин следовал всюду, куда отбывал Щелочихин. И из Магадана отчалил сразу же после увольнения Щелочихина. Совпадение? Конечно, нет. Уголовник крепко связан с директором завода. С какой целью? Это еще вопрос. Зачем Петру Кирычу, крупному хозяйственнику, держать под рукой отпетого бандита?

Субботин закурил трубку, откинулся на спинку кресла и стал размышлять. Он считал, что способность думать является главным подарком судьбы для любого человека. В мыслях можно в мгновение ока улететь на край света, можно сделать открытие, не выходя из комнаты. Итак, два человека – две загадки. Наверное, местное МВД и подумать не может ничего плохого об этих людях. А если посмотреть шире, то… Жизнь в постоянном страхе более семидесяти лет научила советских людей быть настороже, менять фамилии, место рождения, нарочно терять паспорта, перемещаться из одной области в другую. Колхозники вообще жили на положении рабов, не имели документов, а остальные… Одни увиливали от службы в армии, другие, наоборот, приписывали себе годы, чтобы устроиться на завод, получить льготные карточки, третьи меняли биографии, пытаясь уйти из поля зрения сверхбдительного НКВД – КГБ. «Пятнышки» имели сотни тысяч людей. У одних родители были репрессированы, а это накладывало отпечаток на всю жизнь детей, другие угодили в годы войны в оккупацию, что тоже скрывалось, иные меняли фамилии, дабы можно было устроиться на хорошую работу или учебу, понимая, что с фамилией Гершензон или Кацман можно работать только парикмахером или портным. Да, пятый пункт анкеты являлся самым «непробойным» для человека, вот и писали люди в пятой графе: «русский» вместо «еврей», «немец», «чеченец», «калмык», «балкарец», «латыш». И не дай-то бог, чтобы у кого-нибудь оказались родственники за границей. Перед такими возникал невидимый шлагбаум, стена, тупик…