Черный передел. Книга I - Анатолий Баюканский

– Помолчи! – взмахнул рукой сэр Генри. – Никакие отчеты не заменят личного доклада человека, видящего все собственными глазами. Боюсь, русские – очень беспечные люди, они готовы фанатично бросаться без оглядки в любое сомнительное дело, которое сулит им пусть даже призрачные перспективы. Знаете, у русских есть даже выражение: «броситься в омут головой». Вы понимаете, о чем идет речь?

Джованни и начальник службы сэра Генри пожали плечами. Они о такой пословице не слышали.

– Я могу идти? – спросил Джованни.

– Да, вы оба свободны!..

Когда за ближайшими сотрудниками закрылась тяжелая резная дверь, сэр Генри откинулся на мягкую спинку кресла и закрыл глаза, тщательно обдумывая все сказанное. Это стало давней привычкой. Обычно, если он находил некую собственную промашку, он не стеснялся исправлять ее немедленно, ибо речь шла не о личных амбициях, а о деле, которому он посвятил свою долгую жизнь, ради которого пожертвовал семьей, друзьями, личным счастьем.

Через несколько минут сэр Генри, спокойный и уравновешенный, вновь углубился в чтение шифрованных документов, сопоставляя донесения, делая пометки в крохотном блокнотике в сафьяновом переплете. Затем сэр Генри достал из потайного шкафчика заветную шкатулку, в которой хранил микропленки с наговоренным текстом. Эти пленки, по его разумению, со временем должны будут составить несколько томов его теоретических трудов по деятельности масонства в современном мире.

Сэр Генри, когда работал над своей книгой, испытывал огромное удовлетворение. Вот и на сей раз он положил перед собой диктофон, щелкнул рычажком и глухо заговорил:

– Итак, двенадцать! Кто задумывался над этой цифрой? Люди беспечны и тупы, как мулы. А ведь за цифрой «12» – целая философия. Цифра «12», как солдаты в строю: три друга, три врага, трое оживляют, трое умерщвляют. Три друга: сердце и уши; три врага: печень, желчь и язык; трое оживляют: две ноздри и селезенка; трое умерщвляют: два глазных отверстия и рот. – Чуточку подумав, почти физически чувствуя, как накатывает вдохновение, сэр Генри продолжал: – Семь двойных по изменчивости: мудрость – глупость, богатство – бедность, плод – бесплодие, жизнь – смерть, господство – раболепие, мир – война, красота – безобразие. Какая глубина мыслей была у древних халдеев! Бедные обыватели не вдумываются в магические символы чисел, а ведь именно в них и заключена вся мудрость мира, его история и гармония. Привычный числовой ряд выглядит так: «1» – Бог, первопричина; «2» – дьявол, женщина; «3» – христианская троица; «4» – четыре сезона в году, четыре стороны света, четыре евангелиста; «5» – пять лепестков розы, пять чувств. И так до бесконечности. Остановлюсь лишь на двух магических цифрах: «7» и «9». Семерка – универсальная цифра, 7x7=49 – каждые сорок девять лет отдыхает земля. «Девятка» – полное совершенство, ибо вмещает в себя все цифры от 1 до 9, путь от смерти к перерождению. Высшие номера почти не используются в гаданиях, но почему же? Мне кажется, есть смысл дополнить нумерологию и высшими цифрами, к примеру цифрой «11» – числом учеников Иисуса, знак жизни и смерти, «12» – 12 месяцев в году и 12 знаков зодиака, библейских колен, 12 подвигов Геракла. Или, к примеру, взять число «40» Это абсолютная законченность, именно сорок дней и ночей лил дождь во время великого потопа, сорок лет водил Моисей евреев в пустыне, число «40» символизирует здоровье. Да, но цифра «5», которая обещает нам разрушение «империи зла». Почему именно пять лет дается на это? – Сэр Генри задумался. – Возможно, пентаграмма – звезда микрокосмоса?..

На пульте электронной системы связи зажглась крохотная красная лампочка, которая означала, что с шефом хочет говорить кто-то из-за океана. Сэр Генри покосился на миниатюрную систему защиты. Все устройства были задействованы следовательно, утечки информации можно было не опасаться. С сожалением отодвинув от себя диктофон, сэр Генри осторожно нажал на клавишу и тотчас услышал знакомый голос Личо Джелли. Невольно удивился, как быстро отыскали беглеца его люди.

– Добрый день, шеф! – Голос Джелли был весел, казалось, он не потерпел недавно жестокое поражение, а, наоборот, одержал великую победу. – Прибываю в Штаты через неделю. Рад, что ваше желание совпало с моей необходимостью.

– У вас хорошее настроение?

– А почему бы и нет? Я пью коктейль из высушенных и истолченных кротов с кровью летучих мышей.

– Хорошо, приезжайте, – едва сдерживая раздражение, сухо проговорил сэр Генри. – Дайте телеграмму по известному вам адресу, и мы встретимся. – Отключил связь, подумал про себя: «Я испорчу тебе настроение, макаронник!»

* * *

Осенний день догорал быстро. Казалось, только что оранжевый диск солнца щедро рассыпал яркие сполохи сквозь трещины кучерявых облаков, как вдруг от западного берега реки потянулись причудливые колеблющиеся тени. Со стороны Лебедянского моста зримо приближался вечер. Тени стали расплывчатее, гуще, заполонили реку от берега до берега. Русич запахнул полу куртки, поднял воротник, склонился к воде. Река в этом месте почему-то влекла Русича, особенно в моменты хандры. Он давно приметил: постоит в одиночестве у воды, полюбуется, как река вьет кольца вокруг старых свай, глядишь, и улучшится настроение. А сегодня, сколько ни вглядывался в глубину, не почувствовал облегчения. Попытался мысленно разобраться, что же произошло. Из отпуска отозвали не зря. Случилось ЧП, к которому их завод был прямо причастен. Где-то на Дальнем Востоке в прибрежном шельфе наскочила на камни нефтедобывающая плавбаза, получила пробоину. От удара возник пожар, который мог с мину ты на минуту переброситься на вышку. К счастью, экипаж действовал четко, по инструкции. Отключили электроэнергию, как положено, спустили под воду водолаза, чтобы определить размер пробоины. Так как не было электричества, для безопасной работы водолаза привели в действие аварийный баллон со сжатым воздухом, который был присоединен к пневмонасосу изготовленному на их заводе. Пневмонасос поначалу включился, а спустя несколько минут перестал подавать воздух, закорродировал. Водолаз погиб. Обычно аварийные пневмонасосы годами стоят без применения, а тут подключили и.

Русич вспомнил сегодняшнее совещание у директора завода. Присутствовали главные специалисты. Директора – Петра Кирыча Щелочихина Русич таким видел впервые. Короткие рыжеватые волосы, казалось, встали торчком от негодования, густо-щетинистые брови, нависшие над глазами козырьками, ходили ходуном, как живые. Петр Кирыч то и дело срывался на крик, похожий на рык, сжимал и разжимал кулаки. А в конце совещания выбрался из-за стола – маленький, взъерошенный, потный, остановился перед долговязым Русичем, глядя снизу вверх на него, угрожающе прошипел «А радоваться нам нечему. Как я понимаю тут кой-кому решеточка улыбается»…

Распустив участников совещания, директор попросил Русича остаться, пригласил к столу, указал на стул, на котором обычно сидел главный инженер. Сам опустился в кресло. В кресле директор выглядел смешным. Стол огромный, кресло массивное, с резными подлокотниками – руки Петра Кирыча лежали почти на уровне плеч.

Однако на сей раз Русичу было не до улыбки. Директор нажал кнопку звонка. Заметно оживился, когда вошла секретарь-референт Нина Александровна.

– Слушаю, Петр Кирыч!

– Не посчитайте за труд, душенька, сообразите нам чайку, лимончик.

– Будет сделано, шеф! – Нина Александровна остановилась возле стены, приоткрыла невидимую дверь, умело закамуфлированную под цвет коричневых плит. Сколько раз бывал здесь Русич на совещаниях, а потайной двери не замечал.

Пока секретарша занималась посудой, директор что-то искал в ящике письменного стола, выкладывал на зеркальную поверхность медали, ордена в коробочках, ценные безделушки-сувениры. Наконец извлек квадратный значок, протянул Русичу:

– Видишь, знак заслуженного машиностроителя республики. Между прочим, весьма полезное звание. Учитывается при получении персональной пенсии. Думаю, звание заслуженного скоро может украсить и твою коллекцию.

– Благодарю вас, но, как любит говорить моя мать-фронтовичка: «И был он рядовой солдат без всяких званий и наград».

Петр Кирыч ничего не ответил. Однако почему-то положил рядом знак «заслуженного» и крохотную колючую проволоку, искусно намотанную на стальной брусочек, будто показывая, как близки почет и тюрьма.

Нервно чувствовал себя Русич в этом сверкающем полировкой кабинете, терялся в догадках: «Что сегодня с директором? Какая смена настроений! То намекал на тюрьму, то обещает награду». Взгляд Русича случайно упал на электронный календарь: «27 октября 1982 года».

Нина Александровна, словно джинн из бутылки, возникла из стены.

– Когда я бывал в Китае, – вполне дружелюбно заметил директор, – усвоил истину деловые разговоры можно начинать только после чашки чая. Прошу! – Жестом гостеприимного хозяина он пригласил Русича следовать за собой.