Чайная роза - Дженнифер Доннелли

Во время визита Дональдсона Родди был с ней. Он слышал все, что сказал этот человек, признал его доводы вескими, но все же не хотел, чтобы Фиона выходила из дома. Сегодня у него были дела. Он пообещал, что завтра съездит с ней сам, но ждать Фиона отказалась. Уильям Бертон слишком долго отравлял ей жизнь. Ради него она больше не пожертвует ни одной минутой свободы.

Через час она прополола сорняки и подстригла траву. Потом посадила розы, за ними примулы, налила в лейку воды и щедро полила цветы. Руки и юбка Фионы были в земле, но ее это не заботило. Теперь за могилами будет ухаживать садовник, однако привести их в порядок она должна была сама. Нуждалась в этом. Слишком долго ее здесь не было.

В это время на кладбище почти пусто. Пришли две пожилые дамы, оставили на могилах цветы и негромко поговорили с усопшими. То же самое сделали молодая вдова в трауре и ее маленький сын. А потом появились два молодых парня, державшие руки в карманах. Они то и дело останавливались и осматривали кресты. Фиона мельком посмотрела в их сторону. Они тыкали пальцами в надписи и разгребали ногами сорняки. Когда она подняла глаза во второй раз, парни были ближе. Намного ближе.

— Надо же, какую вы тут красоту навели. Розы… — сказал один из них.

— Спасибо, — сказала Фиона. Парни были крепкие, в узких брюках, хлопчатобумажных рубашках без воротников, жилетках и красных куртках. Видно, они бывали в переделках. У одного красовался шрам на подбородке, а нос второго был свернут на сторону.

— Мы ищем его деда, — сказал один, показывая на второго, — но не можем найти.

— Как его звали? — спросила Фиона.

— Кого?

— Деда. Какое имя должно быть на памятнике?

— Смит. Том Смит. Так же, как и меня, — сказал парень со шрамом.

Фиона посмотрела на соседние могилы, но фамилии «Смит» на крестах не было.

— Вряд ли он здесь, — сказала она.

— А тут что написано? — спросил Том Смит, показав пальцем на крест ее отца.

— Патрик Финнеган, — ответила Фиона. — Мой отец.

— Серьезно? — Том подошел вплотную и стал рассматривать надпись. Он был так близко, что Фиона ощутила запах табачного дыма и пива. На секунду она испугалась. Родди рассказал ей о двух парнях — судя по всему, людях Бертона, — которые искали ее в больничной палате. А вдруг это те самые? И тут она увидела Эндрю. Он стоял в каких-нибудь пяти-шести ярдах и следил за каждым их движением. Парни тоже его увидели. Том Смит слегка прикоснулся к козырьку кепки. Эндрю кивнул в ответ. Он стоял не улыбаясь и скрестив руки на груди.

— Ладно, пойдем дальше. Дед должен быть где-то здесь. Вряд ли он встал и ушел, правда? — с улыбкой сказал Том. — Счастливо, миссис.

— Счастливо, — ответила Фиона, почувствовав себя набитой дурой. Всего-навсего пара симпатичных ребят, не желавших ей ничего плохого. Наверное, мать послала Тома прибрать могилу деда или что-нибудь в этом роде. Это предупреждения Родди во всем виноваты. Решив забыть о них, Фиона погрузилась в работу. Когда через несколько минут парни ушли с кладбища, Эндрю вернулся в карету.

Приведя могилы в порядок, Фиона расстелила на земле покрывало, достала из корзины термос с чаем, сандвичи, принялась за еду и стала рассказывать родным обо всем, что с ней случилось. О том, как много лет назад она пробралась в контору Уильяма Бертона и услышала разговор, не предназначенный для чужих ушей. Рассказала о Майкле, Мэри и их разросшейся семье. О своем чайном бизнесе. Об Уилле и Нике. Рассказала о Сими, которого они не узнали бы, потому что он стал настоящим американцем. В один прекрасный день он что-нибудь откроет, можно не сомневаться. Лекарство от болезни, динозавра или целую новую страну. Он красивый. Такой же красивый, каким был Чарли. Сказала, что они могут гордиться своим сыном и братом. Так же, как им гордится она сама.

А потом поведала, как она отняла у Уильяма Бертона его компанию. Сказала, что с ним покончено. Когда его поймают, то посадят в тюрьму, а потом отправят на виселицу.

— Я понимаю, па, этого мало, — сказала она, положив руку на могилу отца, — но все-таки что-то. Надеюсь, это поможет тебе упокоиться с миром… — Со слезами на глазах Фиона продолжила: — Я скучаю по тебе, па. Скучаю каждый день. Я люблю тебя. Поцелуй за меня ма, Чарли и малышку, ладно? И скажи, что их я люблю тоже.

Еще несколько минут она сидела, наблюдая за косыми лучами вечернего солнца, пробивавшимися сквозь листья и падавшими на траву, потом пообещала, что не будет ждать еще десять лет, и поднялась.

Фиона позвала Эндрю и с его помощью отнесла все обратно в карету. Он подсадил ее, захлопнул дверь, крикнул на лошадей и повез по узким улочкам Уайтчепла в Мэйфер. Из окна Фиона видела знакомые названия и дома. Видела, как мужчины возвращались с работы, слышала, как они приветствовали друг друга и здоровались с детьми. Увидела пивоварню, на которой когда-то работал Чарли, и поняла, что находится совсем рядом с Монтегью-стрит. Внезапно Фиону охватило непреодолимое желание посмотреть на свою старую улицу, свой дом и места, где она росла.

— Эндрю! — крикнула она и постучала в стекло, отделявшее кузов от кучера. — Эндрю, стойте!

Карета тут же остановилась.

— Что, миссис Сомс? Что случилось?

— Я хочу выйти. Хочу немного прогуляться. Домой вернусь сама.

— Никак нельзя, мэм. Сержант О’Меара велел не спускать с вас глаз. Велел доставить вас на кладбище и сразу привезти обратно.

Но Фиона его не слушала. Она снова видела Уайтчепл. Слышала его, ощущала его запах. Он манил ее.

— Эндрю, сержант О’Меара ничего не узнает, если вы сами ему не скажете, — ответила она. — Пожалуйста, не волнуйтесь за меня. Я вернусь домой до наступления темноты. — Потом Фиона схватила сумочку и выскочила из кареты, не обращая внимания на протесты Эндрю.

Она шла по Брик-лейн, радуясь, что надела старую юбку и блузку. Радуясь пятнам глины на подоле, тому, что собрала в свободный пучок волосы, растрепавшиеся во время уборки могил. Она была здесь своей; никто не обращал на нее внимания. Фиона прибавила шагу и влилась в толпу рабочих.

А вот и Монтегью-стрит. Наконец-то! У Фионы перехватило дыхание. Вот он, ее дом. Ничуть не изменился. Красные кирпичи, черные ставни, отдраенные до блеска ступеньки. А почти рядом — дом Джо. На секунду она снова почувствовала себя семнадцатилетней девочкой, возвращающейся домой с чаеразвесочной фабрики и надеющейся, что он сидит на ступеньках и ждет ее.

Улица была заполнена людьми. Ее окружали отцы, торопившиеся домой пить чай. Матери, звавшие детей. Маленькие девочки с крысиными хвостиками и девочки постарше, с младшими братьями и сестрами на руках. Мальчишки, гонявшие мяч. После сильного удара мяч влетел в окно дома номер шестнадцать. Раздался звон и женский крик: «Ой, мой чайник!» Когда на крыльцо выскочил взбешенный хозяин, мальчишки уже разлетелись в разные стороны, как стая воробьев.

Ее удивляли шум и суета. На Пятой авеню никто не кричал. Во всяком случае, в той части, где жила она сама. Никто не гонял мяч и не прыгал через веревочку. Не хохотали собравшиеся в кружок домохозяйки. Никто не цокал языком, сочувствуя большому животу молодой женщины. Старики не хвастались породистыми волнистыми попугайчиками.

На этих улицах было столько тепла, столько сердечности… Когда она это поняла? В юности ей хотелось только одного — сбежать отсюда. Почему? Нигде она не чувствовала себя такой счастливой, как здесь. В двухэтажном домике, где у нее не было даже собственной комнаты, с покосившимся сортиром на заднем дворе. У нее не было ничего, совершенно ничего, и в то же время было все.

Она дошла до конца улицы, оглянулась и услышала, как отец поет, возвращаясь с пристани. Увидела, как мать, подбоченившись, ругает Чарли. Как к ней идет высокий, светловолосый и умопомрачительно красивый парень, держащий руки в карманах, в глазах которого помещается целый мир.

Фиона продолжила путь и в конце концов добралась до Коммершл-роуд. Нужно было остановиться, взять кеб и вернуться в Мэйфер. Наступили сумерки, на небе слабо засветились первые звезды. Но ноги сами понесли ее на юг, к Уоппингу и реке. Она могла бы проделать этот путь с закрытыми глазами. Пара пивных сменила названия, магазин выкрасили в другой цвет, но все остальное осталось таким, как прежде.

Когда она переходила Хай-стрит, улица была почти пуста. «Оливер» стоял на прежнем месте. Было странно думать, что теперь эта пристань тоже принадлежит ей. Как ей и запомнилось, рядом был узкий проход к Старой лестнице. Она остановилась на верхней площадке, посмотрела на свою любимую реку — спокойную, гладкую, темневшую под вечерним небом — и ахнула. Еще никогда Темза не была такой прекрасной.

Фиона бегом спустилась по ступенькам, села на последнюю и, как в юности, уперлась подбородком в колени. Она следила за лодками, мерно покачивавшимися на волнах, видела силуэты подъемных кранов на темно-синем небе. Ее переполняли тысячи воспоминаний. О том, как она сидела здесь с отцом, когда была маленькой, прижималась к нему, делилась чипсами или куском мясного пирога, а отец показывал на гордые парусные суда и говорил, откуда они приплыли и что привезли. О том, как она сидела здесь с Джо, когда стала старше. И о том, как они сидели здесь в последний раз. В вечер, когда он разбил ее сердце. Где его куски? Все еще тут? Лежат, зарывшись в песок?