Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

— Годье, командуйте! — крикнул он с земли.

Началась полная неразбериха. Лошади, гвардейцы, солдаты, толпы парижан, скопившихся на улицах, чтобы посмотреть на казнь, смешались в один пестрый клубок…

К повозке пробился юркий де Фрюке и начал рукоятью пистолета сбивать замок, но, подстреленный Эженом, упал под колеса. Не все гвардейцы сочувствовали маркизе де Шале, поэтому кто-то уже дрался со своими, кто-то метался между долгом и чувствами, кто-то беспорядочно стрелял в воздух, пытаясь призвать к порядку… В испуге прижались к стенам домов вопящие горожане…

Вдруг из переулка вывалила внушительная когорта всадников под предводительством принца Конде. На шляпах у всадников развевались малиновые перья. Такие же перья были у всех, кто желал быть на стороне фехтовальщицы. Когорта Конде выскочила поддержать гвардейцев де Зенкура, и среди всадников Женька увидела де Лавуа и д’Ангре.

— Держитесь, сударыня! Дави кардиналистов! — кричал Конде и воинственно размахивал шпагой, на эфесе которой развевался такой, как и перья, малиновый бант.

С другой улицы выехали и ввязались в потасовку мушкетеры де Монтале и швейцарцы. Они были на стороне короля, и их было больше. Они смяли сопротивление, а повозку с фехтовальщицей снова затолкали во двор Бастилии. Женька сидела в ней, свалившись в угол и закрыв лицо руками. Ее радовало только то, что среди мятежников не было де Санда. Она думала, что из-за нападения казнь перенесут на другой день, но ошиблась. Командовать вместо себя комендант приказал Эжену, и тот, довольный собой, с готовностью бросился распоряжаться вместо своего начальника.

Арестованных тотчас увели в подвалы, ранеными занимались слуги и тюремный лекарь, а убитых сложили возле ворот. Среди этих последних был и де Зенкур. Открытые глаза его смотрели в небо. Вместе с восторгом схватки в них навсегда застыло выражение яростного желания быть первым. Рядом с ним лежал мертвый де Жери. Он лежал на боку, и его лица фехтовальщица не видела. Над убитыми стояли и угрюмо смотрели на их неподвижные тела де Стокье и де Блюм.

Принц Конде был арестован, но его увели не в подвалы, а наверх. На принцев суровые меры наказания не распространялись, поэтому кузен короля не унывал, смотрел весело и даже насвистывал что-то по пути в Бастилию.

Когда все утряслось, повозку снова выкатили за стены тюрьмы и под охраной швейцарцев повезли на Гревскую площадь. Горожане успокоились и теперь могли без помех наблюдать за тем, как движется к последней точке сюжет и жизнь его главной героини.

— Ой, да это никак та самая девица! — вдруг услышала сверху фехтовальщица. — Я видела ее в Этампе в телеге де Гарда! Ты погляди-ка, Аннет! Я еще тогда знала, что ее будут судить!

Женька подняла голову. На нее из окна смотрела дама, которой она едва не разбила яблоком лицо. На этот раз кинуть в нее было нечем, да и руки беспомощно свисали вниз под тяжестью кандалов.

— Поделом, милая, поделом! — ликовала прозорливая женщина.

Девушка усмехнулась и посмотрела на Эжена, который скакал рядом, как это было тогда, когда она сидела в телеге де Гарда. Он заметил ее взгляд и еще выше задрал подбородок. «Да, как тогда, в первый день, — вспомнила фехтовальщица. — А Эжен, наверное, уже видит себя комендантом. Улыбается… Жаль, что я не узнаю, что с ним будет, когда выйдет вторая часть моих «записок». Генрих прибьет его. Или это будет де Санд? Над этим, пожалуй, даже можно посмеяться, как сказал король, если не было бы так грустно… Неужели мне так и отсекут голову?.. Или я до этого потеряю сознание?.. А если не потеряю?.. Как тепло сегодня… Весна…Такой приятный ветер… Будет жаль, если я его больше никогда не почувствую».

Гревская площадь сияла под утренним солнцем и выглядела не мрачно, а празднично. Даже, построенный помост напоминал скорее сцену, а не место для казни.

Фехтовальщицу уже давно ждали. Напротив эшафота на специальном возвышении под балдахином, защищавшим от солнца, сидел в кресле король. На этот раз он наблюдал последний акт чужой жизни не из окон Ратуши. Рядом с королем расположились королева, охрана и придворные, среди которых очень заметно выделялся Генрих де Шале. Он был весь в черном и так бледен, словно покрыл лицо пудрой. «Ничего… красивый костюм, — скользнула в весеннем воздухе еще одна легкая свободная мысль. — Наверное, нарочно пошил для этого случая».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

С Генрихом находились Клементина, Валери и мальчик в парадной одежде. В мальчике Женька узнала Жан-Жака. Он стоял прямо и ковырял в носу. «Намучается с ним Клементина. Он еще и ограбит ее когда-нибудь. Не убил бы только».

С другой стороны толпились именитые семьи Парижа, среди которых были, конечно, и родственники Маргариты. Женька увидела Габриэль. У нее, единственной из всей этой знатной кучки, во взгляде не было злобного удовлетворения. «С интересом смотрит, — продолжала свой витиеватый полет мысль фехтовальщицы. — Вырастет, еще Маргариту переплюнет».

В глазах Виолетты, вместе с удовлетворением присутствовала досада. Она понимала, что такого внимания, которого удостоилась эта Жанна де Бежар, у нее самой не будет никогда, поэтому фрейлина королевы с явным раздражением покусывала острыми зубками свой шелковый платочек и не улыбалась. Рядом с ней пристроился Люсьен де Бон. Он что-то читал ей из небольшой книжечки, которую держал в руках и почти не обращал внимания на происходящее кругом.

Приехал посмотреть на казнь своей обидчицы и де Жуа. Он смотрел на помост, слушал, что ему говорит де Брюс и мрачно улыбался.

Фехтовальщица вышла из повозки, и ее освободили от кандалов. К ней подошел священник и протянул крест для поцелуя. «Похож на гарду шпаги», — подумала девушка. Она прикоснулась к кресту губами и взошла на помост, ни разу не споткнувшись.

Там ее уже ждал Клошен. Он стоял, опираясь на длинный, сверкающий на солнце, меч, однако взгляд фехтовальщицы притягивал не грозный блеск металла, а корзина, приготовленная для головы.

— Не бойтесь, госпожа, — тихо сказал за спиной палач. — Когда вы встанете на колени, поднимите подбородок и смотрите прямо. Голову не опускайте. Вы ровно ничего не почуете, я меч вчера долго точил.

Женька кивнула. Смотреть прямо и не опускать голову ее учить было не нужно.

В это время к королю поднялся Эжен. Он поклонился и сделал короткий доклад о произошедшем на выезде из Бастилии. Людовик выслушал его, усмехнулся, будто ожидал чего-то подобного, и махнул перчатками к началу.

Когда волнение, поднятое известиями нормандца, улеглось, на эшафот взошел судебный представитель. Он снова зачитал обвинения, предъявленные фехтовальщице и приговор.

Во время чтения Женька скользила взглядом по толпе. Внизу она увидала прачек. Амели и Бригитта плакали, Пакетта улыбалась. Чуть дальше стояли Матье и Шарлотта. Матье прижимал Шарлотту к себе, но в лице их было не счастье, а напряжение. «Наверно, из-за меня», — решила Женька. На нее с холодным удовлетворением смотрел Клеман, но за его спиной фехтовальщица заметила мужчину в черной, надвинутой на глаза, шляпе. По форме усов она узнала Проспера и слегка улыбнулась.

Когда судебный представитель закончил чтение, Женька посмотрела на короля. Оба молчали, не имея возможности разговаривать, так как Людовик сидел для этого довольно далеко, но все было понятно и так. Король и фехтовальщица не были врагами, поэтому во взглядах обоих не читалось ненависти, они были противниками. Король, как и Женька, был еще молод, воинственен и ценил хороший поединок. В его взгляде смешались сожаление и одновременно удовлетворение своей победой. Его фаворит теперь станет вдовцом и опять начнет всецело принадлежать только ему, герцог де Невер и общественность Парижа получат отступного, а он сам сможет спокойно воевать с протестантами, полагаясь на советы своего нового министра. Этот министр, видимо, во избежание усиления беспорядков, на казни не присутствовал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Сударыня, пора, — тронул девушку за плечо Клошен.

Женька опустилась на колени. Так полагалось, чтобы палач мог нанести точный удар. Как он велел, девушка приподняла подбородок. По затылку пробежали холодные мурашки, будто кто-то лизнул его сзади мокрым отвратительным языком… За спиной раздалось легкое шевеление, но фехтовальщице не нужно было смотреть назад, — она видела то, что там происходило в лицах, наблюдавших за ней, людей — они как-то сразу одинаково изменились, — Валери прижала ротик рукой, Генрих пошатнулся и схватился за столбик балдахина… Раздался легкий хруст, картинка перед глазами кувыркнулась и исчезла…