Борьба за огонь - Жозеф Анри Рони-старший

на поверхности затвердевшего снега и ступил на него. Последовала жуткая, гнетущая тишина. Но гигант медленными шагами благополучно преодолел опасный участок, а затем, уцепившись за веревку, натянутую от одного края до другого, как перила, по импровизированному мосту прошли и женщины.

Только дочь Роб-Сена не смогла скрыть своего страха, но сумела его преодолеть. Эйримах выглядела совершенно невозмутимой. Труднее всего было переправить Гательна, лежащего на шкуре зубра. И все-таки им это удалось, хрупкий мост над пропастью даже не пошатнулся под тяжестью путников.

Без всяких происшествий они добрались до скалы, обозначенной Иркваром. За уступом начинались узкие проходы. Двигаться можно было лишь гуськом. Бездна манила вкрадчивым голосом, головокружение поглощало разум, так водоворот затягивает в себя лодку. Из глубин тьмы пустота, казалось, требовала жертву.

Дочь Роб-Сена отводила глаза от бездны; вся дрожа, она смотрела вперед, на гранитную стену. Шли молча. Слышен был только звук падавших в пропасть обломков, гулкий стук камней и редкие стоны Гательна.

Уже близился третий час пополудни, когда Гательн еле слышно попросил разрешения передохнуть. Он смотрел немигающим взглядом, губы его посерели. Все вышли на платформу: базальтовая стена, закрывавшая обзор, раскололась, образуя огромную расщелину. Теперь бездна была видна и справа, и слева. Но пропасть справа была лишь мрачной, узкой и очень темной. Слева открывалось дивное зрелище игры света и пространства.

Гательн хотел взглянуть на него. С грустью в душе он созерцал потухшим взором свою горную родину, весь этот край – покатый и возвышенный, испещренный впадинами и трещинами, устремленный вверх как стрела, бесплодный и обильный, бесцветный и зеленый, тусклый и серебристый. А сама гора, этот безмолвный мир, где, кажется, витает вечность, пожирая время – минуту за минутой, походила на изгрызенный скелет, чьи зазубрины и провалы свидетельствуют о разрушении.

И Гательн испытал печальное волнение. Дыхание смерти всколыхнуло его воспоминания. В страхе он оглянулся на свою жизнь.

Его жизнь, она была там! На этих огромных плато, в горных массивах и ущельях, на пиках и обрывах, на пастбищах, которые напоминали сине-зеленые драгоценные камни. Его жизнь протекала в этих пещерах и изломах скал. Она витала среди гранитных пиков, базальтовых флангов, куполов, порфировых колонн, пустых оврагов или бесплодных осыпей, в челюстях, пожиравших возвышенности, в кратерах, где покоятся извержения древних пожаров, среди пирамид и конусов, застывших как часовые вечности.

Его жизнь прошла в восхождении на серебристые ледники, на уступы, поросшие черными лесами, в восхитительных ущельях, где журчат прохладные потоки.

С безмерным ужасом, присущим простодушным натурам, Гательн чувствовал, что покидает все это, что больше не увидит растений, которые так часто открывали ему неизменный круговорот времен года. Огромный каштан, теснимый своей порослью; победившая дуб пихта, стоящая бок о бок с буком, увенчанным резной листвой; и лиственница из самых высокогорных лесов; темная и горделивая сосна, величественно противостоящая натиску бурь, медленно черпающая в холодном воздухе свои жизненные силы, когда соседняя пихта для нее – не более чем чахлый кустарник…

И когда затухающий взгляд Гательна пробегал по ярусам лесов, ему вспомнился мох, в котором тонешь, как в зеленом снегу, медоносная спирея, золотые заросли ракитника и восхитительно эфемерная горная роза, и трепетные колокольчики, гордый и жизнестойкий рододендрон, неугомонные лютики, умеющие взбираться по склонам и огибать препятствия.

И бедный дикарь дрожал, моля о том, чтобы его существование не закончилось и чтобы вечная поэзия – поэзия детей и зверей – воспевала пленительность природы. И его глаза – то тусклые, то блестящие – всматривались в окружающий пейзаж.

Но когда они сияли, когда кровь начинала чуть быстрее бежать в его жилах, он снова вспоминал былые, насыщенные событиями дни, как он сражался и бежал по свежей траве, минуя заросли кустарника, вдогонку за невинной девой, его будущей женой; ощущал любовь матери и мощь отца.

Когда его взор угас, а слабость охватила сердце, в его затухающем сознании промелькнули рассветы, полдни и сиреневые ночи.

– У Гательна нет сил! – пробормотал он.

Гательн захотел пить. Он попросил воды, ледяной воды, которая собирается на скалах. На такой высоте ее не было, но они смогли растопить несколько кусочков льда. Он жадно попил, а потом с горечью сказал:

– Я больше не увижу деревню!

Эйримах смотрела на него с жалостью; многих тронуло страдание молодого воина. Внезапно Жрец Сокровенных Вещей отстранил всех и вышел вперед:

– Смерть сильна, – воскликнул он, – но иногда ее можно отогнать.

Вооружившись топором и копьем, он стал приплясывать вокруг умирающего, что-то громко выкрикивая. Его топор кружился у него над головой, копье пронзало пустоту. Он о чем-то молил, угрожал, произносил загадочные ритмичные слоги, переходя к громким заклинаниям. Гательн терпеливо сносил этот грохот; в его глазах появилась надежда.

Какое-то время Жрец Сокровенных Вещей продолжал ворожить среди собравшихся в ожидании горцев. Наконец он остановился, провел топором по волосам Гательна, а затем пристально посмотрел в глаза раненому:

– Да, она слишком сильна! – сказал он.

Жрец Сокровенных Вещей достал из-за пазухи какое-то живое существо. Это была летучая мышь. Он положил ее на голову Гательна. Закрыв глаза, животное судорожно вцепилось ему в волосы, а Жрец Сокровенных Вещей воскликнул:

– Хватай смерть!

Затем он подбросил летучую мышь в воздух. Она взлетела и вернулась к хозяину: тот бережно спрятал ее обратно за пазуху.

– Пусть воины помогут мне! – сказал он, возобновив свои заклинания.

Те уже собрались было присоединиться к нему, когда Гательн приподнялся:

– Смотрите! – прошептал он в ужасе.

Все посмотрели в том направлении, куда он указывал. То было роковое предзнаменование!

На узком выступе скалы стоял хрупкий молодой олень. Вокруг него летал огромный альпийский гриф, то приближаясь, то удаляясь, шумно хлопая своими большими крыльями, которые легко держали его в воздухе. Робкое четвероногое, задыхаясь от страха, выставило рога, готовое обороняться против могучего врага.

А хищная птица, еще не решившись напасть на жертву, пугала ее взмахами крыльев и немигающим взглядом. После долгой погони, перепрыгивая с вершины на вершину, олень нашел это ненадежное убежище на краю пустоты. Теперь ему предстоял последний бой и неумелая защита. В перерывах, когда стервятник набирал высоту, олень искал выход: ощупывал скалу, поднимал голову, но не мог увидеть ничего доступного даже для его быстроногой породы. И если бы он попытался спуститься через незаметные расщелины, по которым вскарабкался наверх, то гриф сбросил бы его вниз одним взмахом крыла.

Гриф все упорнее возвращался и громко кричал, изматывая и приводя в ужас свою грациозную жертву.

– Гательн – это олень! – прошептал раненый. – Смерть приходит, как