Когда осенние печали. Часть 3. - Эвелина Пиженко

Ответа на её вопрос у него не было. Но нужно было что–то ответить…

«Аня… — его взгляд, как и голос, выражал неожиданное участие… Но это было участие не родного, а, скорее, постороннего человека. — Я не думаю, что сейчас стоит это обсуждать. И времени нет, и мы с тобой не готовы…»

«А чего ждать, Саш? Ну, вот так вышло… Теперь уже не склеишь. Ты не простишь… А я, хоть и виновата, но тоже живой человек. Давай уже решим эту проблему… Дима взрослый, делить нам с тобой… может, и есть что, но мне ничего не нужно. Как решишь, так и будет. Только решай поскорей…»

…Уже сидя в самолёте, Александр с удивлением ловил себя на мысли, что из сегодняшней сцены и разговора с Анной его больше всего задевают её слова о разводе. Даже признание в ещё одной измене трогало меньше, и это было, по крайней мере, странно. Прикрыв глаза, он мысленно перебирал последние дни и месяцы их жизни, всё больше и больше приходя к выводу, что ему вовсе не казалось — он, действительно ожидал чего–то подобного. Откуда бралось это ожидание, было непонятно — то ли рождалось от возникшего недоверия к жене, то ли проявлялось на уровне интуиции… Взволнованность Анны в последние месяцы, её страх, нервозность — всё это говорило о том, что супруге есть, что скрывать, и не только в связи с визитом Мясникова… Александр как будто чувствовал её состояние, только не мог дать ему точного объяснения. Теперь же, услышав её окончательное признание, он вдруг, совершенно неожиданно для себя, ощутил что–то похожее на катарсис… Видимо, это передалось ему от жены — признавшись во всех грехах, Анна хоть немного, но облегчила душу. Он знал наверняка: она ему не лжёт, он ощущал это физически… Так бывает только с очень близкими людьми, разделившими не один год жизни…

…Она не назвала имени второго любовника, и этот вопрос то и дело вонзался в мозг — как игла бормашины в обрывок нерва. Как бы ему сейчас хотелось избавиться от этой боли!..

Александр подумал, что это — как наболевший зуб… Боль разливается по всей челюсти, и уже непонятно, где источник твоих мук, и ты уже согласен удалить все зубы, лишь бы почувствовать долгожданное облегчение… Но Анна — не зуб… Как вырвешь из сердца столько лет, прожитых вместе?.. Тем более — счастливых лет.

Пытаясь отделаться от навязчивых мыслей, он пробовал направить их в другое русло… Смотреть на свою ситуацию с противоположной стороны всегда тяжело, но умный человек сможет найти для этого силы…

Какая разница, кем увлеклась твоя жена?.. Самокопание «чем он лучше меня» — удел слабых мужчин… А выискивать чужие достоинства и собственные недостатки, чтобы, в конце концов, оправдать и простить неверную жену — значит, уронить себя в собственных глазах. Потому, что если прощать — то независимо от обстоятельств. Миловать — лишь потому, что любишь именно эту женщину… и жизнь с ней для тебя важнее собственных амбиций.

Жизненные установки, заложенные и при рождении, и в процессе воспитания, не вызывали сомнений… Вызывала сомнения возможность их применения на практике.

* * *

Уже вечером того же дня, забрав из гостей внучку, Анна усадила её в детской, и сама устроилась рядом — с ноутбуком. На душе было не просто плохо… Там было черно. Вспомнив про Нелькино письмо со стихами, почти нехотя открыла электронную почту…

…Стихотворение с до боли знакомым названием, среди прочих присланное Нелькой, Анна перечитывала уже в третий раз… Теперь было понятно, что имела в виду подруга, когда говорила о том, что поэзия неизвестной поэтессы ей обязательно понравится. Это было настоящее созвучие — с мыслями, настроением, а ещё — с состоянием изболевшейся души…

Когда осенние печали

Нахлынут роем листопадным,

Сгорят прощальные закаты

И станут птицы на крыло,

Себе удел предназначая,

Короткой полночью прохладной

Уйду в безоблачное «завтра»

И буду жить — всему назло.

Когда последние печали

Спадут, как бренные одежды,

Устанет крик прощальный птицы

В осеннем воздухе кружить,

У недопитой чашки чая

Тетрадку положу, как прежде,

Открою чистую страницу

И буду жить… и буду жить.

Назло всему, что «слишком поздно»,

Назло всему, что «слишком страшно»,

Назло диагнозам и датам

Из недописанной строки…

И пусть никто не заподозрит,

Как снова манит день вчерашний

В тот мир, где было всё когда–то

«Во имя», а не «вопреки».

Ещё более удивительным было совпадение — словосочетание «осенние печали» впервые пришло в голову Анны ещё прошлой осенью, но она и подумать не могла, что эти слова уже придуманы кем–то… И не просто придуманы — они прочувствованы так же, как прочувствовала их она сама…

…Сегодня она сама сожгла все мосты… Облегчив душу, она навсегда потеряла мужа, но, наверное, это был лучший выход. Саша был готов уйти, ему всего лишь нужно было помочь… Сейчас она, действительно, не видела их дальнейшей совместной жизни без этих, ставших роковыми, признаний. После них можно было уже не сомневаться — чего ждать от судьбы, а на чём поставить крест.

…Раскинув ручонки, маленькая Анюта сладко посапывала в своей кроватке. Поправив на ней лёгкую простынку, Анна снова присела возле ноутбука. Открыв сайт одного из пансионатов, находящихся в пригороде, нашла информацию о наличии свободных путёвок. Составить заявку не было никакого труда… Вписав все необходимые данные, ещё раз проверила их на наличие ошибок — по старой учительской привычке, и уверенно нажала на «Отправить».

«И буду жить… И буду жить…» — почему–то именно эти строчки не выходили из головы. Даже проваливаясь в глубокий сон, Анна всё ещё повторяла их мысленно — как молитву… как заклинание…

Глава 37

…Встреча с родными на какое–то время притупила боль. Навалившиеся снежной лавиной события хоть ненадолго, но ушли на второй план: остановившись в доме сестры, Александр навестил могилы родителей, прошёлся по родному посёлку, с прискорбием отмечая хозяйничающие здесь разруху и запустение. Когда–то перспективный рабочий посёлок теперь превратился в полуразрушенный населённый пункт… Лесозаготовительное предприятие, в своё время гремевшее на всю область, было безжалостно закрыто. Оставшиеся без работы люди метались в поисках лучшей доли: кто помоложе, перебирались в город, народ постарше работал вахтами — регулярно отрываясь от семьи, а кто–то пополнял и так приличную компанию местных алкоголиков. Опустевшие без хозяев дома смотрели на прохожих тёмными, незашторенными окнами — сюда давно уже никто не ехал на постоянное место жительства, и, перебираясь в другие места, люди просто бросали своё жилье. Вид некогда цветущего посёлка теперь приводил в уныние — дороги давно не ремонтировались, всюду виднелись покосившиеся заборы и полуразвалившиеся сараи, а бывшая гордость посёлка — двухэтажный красавец магазин был навсегда закрыт. Вместо него работали несколько небольших лавочек, хозяевам которых было не под силу выкупить серьёзное, со всеми удобствами здание, чтобы устроить там свою торговлю. Впрочем, по словам сестры, в этом не было и смысла: жителей в посёлке становилось всё меньше, и вкладывать деньги в торговлю или в какое–либо производство не было никакой выгоды.