Проклятие рода - Шкваров Алексей Геннадьевич

- Вспоминается… - Грустно покачал головой Гилберт.

- То-то! И она помнит! И жену твою Любаву тоже… Вона, образок я ей привез, от самой сестры Софии, бывшей великой княгини Соломонии… Не говорила?

- Нет! – Удивился рыцарь. – Про образ и Соломонию не сказала.

- Бережет тебя жена. Любит сильно. Ну да ладно, пошел я, долго сидеть – глаза чужие мозолить. Я захаживать буду изредка. Как тебя по-русски то кличут?

- Георгием.

- Давай, брат, Георгий. Обниматься не будем, но руки пожмем. И запомни – ты сказал, что судом спасся, чудес, брат, на свете не бывает. Все Промысел Божий! Судьба…

Только дверь за Шарапом закрылась, Улла была тут, как тут, вся встревоженная:

- Что хотел он?

- Ничего. – Пожал плечами. – Помог лишь.

- Помог? – Глаза округлились. – Чем это он помочь сумел тебе-то?

- Петерссон отправил своего шпиона в Улеаборг про меня все выведать. Тот и узнал, что русский я. Сюда заявился, денег хотел от меня.

- Господи! – Улла незаметно перекрестилась. – Вот напасть! И что этот московит сделал?

- Думаю, что убили шпиона.

- Так Петерссон не успокоится, второго пошлет, раз первый не вернулся!

- Если и пошлет, то нескоро. А почему ты мне не сказала, что Семен тебе образок передал от великой княгини? Тайны от мужа появились? А? – Шутливо погрозил пальцем, потом обнял и поцеловал взволнованную жену.

- Не успела. Помнишь, давно, еще, когда только поженились, сразу тебе призналась, что храню чужую тайну?

- Помню! – Гилберт сразу стал серьезным. – И не просил раскрывать ее.

- Знаю, и благодарна тебе премного. Вот и это оттуда родом. Придет время, все расскажу. Обещаю.

- Верю тебе, любимая моя. И ты не бойся ничего и никого. Сам Святой Георгий нас охраняет и посылает того, кто в эту минуту нужен более всего. – На Шарапа намекнул.

- И Пресвятая Богородица! – Добавила жена, мелко перекрестившись – чтоб никто не видел. – Только мало этот разбойник, - на дверь захлопнувшуюся за Замыцким показала, - похож на посланца Святого Георгия…

- По одежке встречаем, а провожаем по делам…

Летом следующего года собрались посланники обоих держав в селе Соболине, уютно расположившемся на длинном мысу между двумя руками реки Вуоксы. Сидели Шарап Замыцкий с рыцарем Нильсом Трумме тилль Эрбюхольмом под навесом подотняным, за столом дубовым, медами угощались. Через толмача Ваську Тучкова разговор вели неспешный:

- Настоящего ставленного меда попробуй, рыцарь. Вот с малиной распущенный, вот с брусникой, смородиной, вишней. Чистый, сорок годков в осмоленных бочках в земле держали. Прямо для нашего случая. Не вареный. – Хвастался Шарап.

- У-у! – Хвалил напиток швед. Усы длиннющие утирал платком вышитым. Заодно и пот, с лысой головы стекающий. Жарища…

- А ты сам-то, как, близко к королю-то Густаву?

- У-у-у… - важно кивал головой захмелевший швед. Мед давал о себе знать. – Совсем рядом!

Шарап переглянулся с толмачом. Не слишком пьян-то?

- Говорят, силен ваш король необычайно?

- Да! – Твердо и внятно произнес рыцарь Нильс. – Очень сильный мужчина. В бою никому ему равных нет! Своим боевым молотком он сокрушает головы всем врагам нашей Швеции.

- И, говорят, - ослабившись похабно, - по женской части ваш король тоже больно силен?

- Ха! – Усмехнулся гордо рыцарь. – И тут ему равных нет! Два сына и дочка Катарина в июне родилась. Да бастардов сколько еще. С десяток не меньше!

- Это принцы Эрик и Юхан?

- Они самые! Эрик – кронпринц. Наследник и будущий наш король.

- А вот скажи, дружище Нильс, коль разговор у нас такой зашел откровенный, правду ли говорит народ в Стекольне вашей, (сам слышал, вона Васька подтвердит, - толмач закивал головой), на рынке говорили, что Юхана нагуляла королева ваша. Обрюхатил ее, мол, не Густав, а кто-то другой…

- Ты чего несешь-то? – Рыцарь вдруг протрезвел. Как струна вытянулся.

- Что слышал, друг любезный, что на рынке слышал… И Васька подтвердит. Ты медком-то угощайся, в вашей Стекольне такого не сыщешь.

- Где слышал? От кого?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- От людишек ваших! Почитай полгода промеж них толкались. – Отрезал Шарап. – А еще говорят, что о том ведает советник королевский Петерссон, да скрывает, ибо на исповеди ему признались. Токмо не ясно мне, отчего тайну исповеди народ знает, а не король? Ась? Не подскажешь, часом?

Рыцарь пребывал явно в замешательстве. Пробормотал растерянно:

- Петерссон простолюдин. Его не любят при дворе.

- Так может он сам и распускает слухи… чтоб значимость свою при дворе поднять…

- За такие слухи… - рыцарь покрутил головой, шею вмиг вспотевшую протер, - на плахе оказаться можно.

- Ну, не наше это с тобой дело, разлюбезный мой, рыцарь Нильс. Нас послали границы межевать. Солнышко светит, людишки работают, камни таскают, а мы за ними приглядываем, да мед попиваем. Как медок-то?

- У-у-у, хороший… - Обрадовался Эрбюхольм, что ушли от опасной темы.

Ранним декабрьским утром 1539 года капитан Уорвик во главе десятка своих солдат вошел в Стуркюрка в полном боевом облачении.

- Вы с ума сошли! – Крикнул им Олаф Петерссон. – Кто вам позволил вторгаться сюда с оружием?

- Магистр Петри, именем короля вы арестованы по обвинению в государственной измене!

- Я? За что? Густав приказал? Этого не может быть! Я требую свидания с королем!

- Взять его!

- Я требую встречи с королем! – Пытался возражать бывший советник, которого проворно вязали два солдата.

- Поздно, дружище! – Печально изрек Уорвик. – Суд уже приговорил тебя к смертной казни.

- За что?

- За измену!

- Какую измену? – Капитан пожал плечами: какая разница за какую, главное за измену, раз так сказал король.

Густав сам спустился в подземелье замка, где сидел в цепях Петерссон.

- Оставьте нас! – Приказал король тюремщикам. Две серые тени послушно покинули мрачный каземат.

- Густав! – Поднялся ему навстречу изможденный узник. – Скажи в чем меня обвиняют, перед тем, как отправлюсь на плаху. В чем моя измена тебе?

- Кто исповедался тебе в том, что я не отец Юхана? С кем мне изменила Маргарет? – Король часто задышал, было видно, что еле сдерживается.

- Ах, вот ты о чем… - Разочарованно произнес бывший советник и демонстративно уселся обратно на грубую деревянную лавку, служившую ему ложем. – А я-то думал, что-то серьезное…

- Не зли меня, Олаф! – Угрожающе произнес король и сделал шаг вперед.

- О чем ты, Густав? О том, что ко мне явился некто и рассказал, что твоя жена изменила тебе и Юхан не твой сын? И ты хотел, чтобы я в это поверил? Поверил, как должен, по-твоему, верить любой сплетне, которые ходят по нашей Швеции? И за это ты меня приговорил к смерти и даже готов убить прямо сейчас?

- Так это было? – Прорычал король.

- Что было, Густав? Измена королевы или человек, который пришел ко мне сообщить о ней? Человек был! И я приказал его убить! И его убили! А измены не было!

- Почему ты в этом уверен? Почему ты не приказал схватить его, сообщить мне и пытать, пытать, пытать…

- Вот именно поэтому!

- Почему? – Ничего не понял король.

- Потому что знал, что будут пытки, а под пытками любой скажет то, что хотят от него услышать, а не то, что было на самом деле. Неужели тебе эта истина не знакома?

- Кто и от кого принимал исповедь? – Не унимался Густав.

- Священник от Черных братьев, от кого, я не стал слушать. – Устало и безразлично произнес Петерссон.

- Почему?

- Потому что я тебе уже объяснил. Ты думаешь, у тебя мало врагов? Ты думаешь, что кое-кто не задавался вопросом о причинах скоропалительной смерти Катарины? Ты думаешь, что кое-кто не желал бы смерти твоей нынешней жене Маргарет, твоему второму сыну Юхану, оставив тебя с малолетним слабеньким Эриком? Никогда об этом не задумывался? Ты назначил охранять кронпринца англичанина Бальфора, я не имел ничего против. Я даже послал своего лучшего шпиона собрать данные об этом Бальфоре. На всякий случай, ибо вопрос стоит о сохранении династии. Это обычные меры предосторожности.