Красная Страна - Джо Аберкромби

Капитан Димбик поправил форму. Даже если спереди она была покрыта грязью. Даже если она расходилась по швам. Даже если он уже не принадлежал к армии, не имел национальности, и дрался без причины или принципа, в который мог бы поверить разумный человек. Даже если он был совершенно потерян и отчаянно скрывал бездонную ненависть и жалость к себе.

Лучше прямо, чем криво.

Место изменилось, с тех пор, как он в последний раз его посещал. Игральный зал был почти очищен, чтобы оставить пространство скрипящих досок, столы для костей и карт перемещены к стенам, женщины выпровожены, клиенты испарились. Лишь десять или около того головорезов Мэра остались, заметно вооруженные и стоящие настороже под пустыми альковами в стенах, за длинной стойкой человек протирал стаканы, и в центре стоял одинокий стол, недавно отполированный, но все еще демонстрирующий пятна тяжелого использования. Там сидел Темпл перед пачкой бумаг, странно беспечный, хотя он видел, как люди Димбика топали, окружая его.

Можно ли вообще называть их людьми? Измученные и изнуренные за пределами их веры и морали, в полном упадке. Не то чтобы они когда-либо были многообещающими примерами человеческих качеств. Димбик пытался, давным-давно, навязать им некую дисциплину. После его увольнения из армии. После его позора. Он смутно помнил, словно через комнату полную пара, тот первый день в форме; он был такой красивый в зеркале, разбухший от историй об отчаянной храбрости, яркая карьера была у него на кончиках пальцев. Он снова печально выправил жирные остатки формы. Как он мог пасть так низко? Даже не отбросы. Лакей у отбросов.

Он смотрел, как бесчестный Никомо Коска шагает по пустому полу, погнутые шпоры звенели, глаза сфокусированы на Темпле, и его крысиное лицо застыло в выражении мстительной ненависти. Он отправился к стойке, конечно, куда же еще? Взял бутылку, выплюнул ее пробку и выпил добрую четверть содержимого одним глотком.

— А вот и он! — проскрежетал Старик. — Кукушка в гнезде! Змея за пазухой! Э… э…

— Опарыш в дерьме? — предположил Темпл.

— Почему нет, коли ты упомянул? Что говорил Вертурио? Никогда не бойтесь врагов, но ваших друзей всегда. Более мудрый человек, чем я, несомненно! Я простил тебя! Простил тебя, и как мне было отплачено? Я надеюсь, вы пишете заметки, Сворбрек! Вы сможете изготовить небольшую притчу, возможно, или миф об искуплении и цене предательства. — Автор потянулся, чтобы достать карандаш, когда оскал Коски опал до простой улыбки. — Где мое золото, Темпл?

— У меня его нет. — Нотариус поднял свою пачку бумаг. — Но у меня есть это.

— Лучше этому быть ценным, — отрезал Коска, делая еще глоток. Сержант Дружелюбный прогулялся до стола с костями, и раскладывал кости в столбики, очевидно не обращая внимания на усиливающееся напряжение. Инквизитор Лорсен, войдя, коротко кивнул Димбику. Димбик уважительно ответил, полизал палец и убрал на место челку, думая, серьезно ли говорил Инквизитор насчет организации ему офицерского звания в Личном Королевском, когда они вернутся в Адую. Скорее всего нет, но всем нам нужны прекрасные мечты, за которые можно цепляться. Надежда на второй шанс, если не сам шанс…

— Это конвенция. — Темпл говорил достаточно громко, чтобы было слышно во всей комнате. — Переводящая Криз и окрестности в Империю. Полагаю, его Сиятельство Император будет менее чем доволен, обнаружив, что вооруженное подразделение, спонсируемое Союзом, вторглось на его территорию.

— Я обеспечу тебе вторжение, которое ты нескоро забудешь. — Коска дал руке упасть на рукоять меча. — Где черт возьми мое золото?

С иссушающей неотвратимостью атмосфера двигалась к резне. Куртки раскрывались, зудящие пальцы ползли к рукояткам, клинки покидали ножны, глаза прищуривались. Два человека Димбика вынули клинья из спусковых крючков взведенных арбалетов. Вытиратель стаканов тайком положил руку на что-то под стойкой, и Димбик не сомневался, что у этого есть острие на конце. Он наблюдал с беспомощным чувством возрастающего ужаса. Он ненавидел насилие. Солдатом он стал ради формы. Эполеты, марши, оркестры…

— Подождите! — бросил Лорсен, шагая через комнату. Димбик почувствовал облегчение оттого, что кто-то авторитетный все еще держится за благоразумие. — Наставник Пайк совершенно ясно сказал, что не должно быть никаких осложнений с Империей! — Он выхватил конвенцию из руки Темпла. — В этой экспедиции было достаточно несчастий кроме начала войны!

— Вы не можете иметь в виду, что удостаиваете вниманием эту шараду, — усмехнулся Коска. — Он лжет ради жизни!

— Не в этот раз. — Мэр вплыла в комнату с еще одной парой мужчин, один из которых был без глаза, но от этого выглядел весьма угрожающе. — Этот документ утвержден выбранными представителями горожан Криза и полностью согласован.

— Считаю, что это моя лучшая работа. — Темпл, если он и лгал, был даже более самодоволен, чем обычно. — Он использует принцип нерушимого владения, использованный при образовании Союза, отсылает к раннему Имперскому праву о территории, и даже полностью подходит под шахтерские законы. Я чувствую уверенность, что вы найдете его неопровержимым в любом суде.

— Увы, мой юрист бросил меня в тяжелом положении, — выдавил Коска сквозь сжатые зубы. — Если мы станем проводить дискуссию о твоей конвенции, она будет проходить в суде с острыми краями.

Лорсен фыркнул. — Он даже не подписан. — И он бросил документ на стол.

Коска прищурил налитые кровью глаза. — А что если б и был? Из всех людей ты, Темпл, должен бы знать, что только те законы имеют значение, которые подкреплены силой. Ближайшие Имперские войска в неделях отсюда.

Улыбка Темпла лишь расширилась. — О, они несколько ближе.

Двери внезапно распахнулись, и, под неверящими взглядами тяжело вооруженного собрания, в Церковь Костей протопали солдаты. Имперские войска, в позолоченных латах и нагрудниках, с копьями в кулаках и короткими мечами на бедрах, с круглыми щитами, помеченными рукой Иувина, пятью молниями и снопом пшеницы, и все выглядели, словно маршировали прямо из античности.

— Какого хрена… — пробормотал Коска.

В центре этого эксцентричного почетного караула шагал старый мужчина, его короткая борода была бела как снег, его позолоченный шлем был украшен высоким плюмажом. Он шел медленно, взвешенно, словно это причиняло ему боль, но совершенно прямо. Он не смотрел ни влево, ни вправо, словно Коска и его люди, Мэр и ее люди, Темпл и Лорсен и все остальные были насекомыми, совершенно не стоящими его внимания. Словно он был богом, вынужденным в этот миг идти среди человеческих отбросов. Наемники нервно отступили, отпугнутые не столько страхом перед легионами Императора, сколько аурой неощутимой власти этого старика.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});