Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон

министра, милорд, и мне поручено следить за содержанием наших военнопленных. Которое, боюсь, оставляет желать лучшего, — прибавил он и поджал губы. — В большинстве случаев все, что я могу, — это просить и направлять помощь со стороны церквей и сострадательных лоялистов из окрестностей. Американцы настолько стеснены в средствах, что едва способны прокормить собственные войска, не говоря уже о пленных. Стыдно признать, то же самое порой можно сказать и в отношении британской армии.

Два лакея принесли суп, и Престон откинулся на спинку стула.

— Сейчас не время и не место для подобных дискуссий, — продолжил он, глядя, как перед ним опускают суповую тарелку. — Но если позже у вас появится свободное время, милорд, буду весьма признателен, если вы расскажете мне все, что знаете, о вашем кузене и условиях его содержания. Если это не слишком болезненно, — поспешно добавил он, еще раз взглянув на дядю Хэла.

— С удовольствием. — Уильям взял серебряную ложку и попробовал суп из лобстера. — Возможно, мы могли бы встретиться сегодня вечером в «Арках»? Розовый дом, может, слышали? Не хочу доставлять беспокойство дяде. — Он тоже посмотрел на дядю Хэла — тот, похоже, испытывал несварение то ли физического, то ли духовного свойства; папа тем временем чересчур пристально разглядывал свою тарелку.

— Конечно. — Мистер Престон быстро окинул взором герцога и понизил голос. — Не знаю, вправе ли я просить, чтобы вас сопровождал отец. Разумеется, он уже давно не ведет дел с заключенными, однако…

— С заключенными? — Что-то маленькое и твердое подпрыгнуло в животе Уильяма, будто он случайно проглотил мячик для гольфа. — Мой отец?

Мистер Престон смущенно моргнул.

— Простите, милорд. Я думал…

— Не важно, — отмахнулся Уильям. — Что вы имели в виду, говоря о его делах с заключенными?

— Но ведь лорд Джон был начальником тюрьмы в Шотландии примерно… лет двадцать — двадцать пять назад? Как же она называлась… Ах да. Ардсмур. Вы не знали? До чего неловко, прошу меня извинить.

— Двадцать пять лет назад… — повторил Уильям. — Полагаю, некоторые из заключенных были предателями-якобитами, участвовавшими в восстании?

— Именно. — Мистер Престон явно испытывал облегчение оттого, что Уильям не обиделся. — Большинство из них, насколько помню. Я написал парочку брошюр на тему тюремной реформы, и значительная часть моих исследований касалась обращения с заключенными-якобитами. Я мог бы рассказать вам об этом подробнее сегодня вечером. Скажем, в десять часов?

— Очаровательно, — сердечно откликнулся Уильям и сунул в рот полную ложку холодного супа.

45

Не совсем проказа

Лорд Джон поднял ложку с горячим супом и, остужая, подержал на весу, буравя взглядом джентльмена, сидевшего напротив рядом с Прево. Он чувствовал, как по соседству кипит Хэл, и на мгновение подумал, не пролить ли суп ему на ногу и вывести из обеденной залы, пока тот не сказал или не совершил чего-нибудь опрометчивого.

Бывший сводный брат, только что представленный им как кавалер Сент-Оноре, не мог не заметить реакции Греев на свое появление, однако сохранял полное sang-froid[127] и рассеянно скользил по ним взглядом, не встречаясь глазами ни с тем, ни с другим. Он болтал с Прево на парижском французском и, насколько мог судить Джон, вовсю строил из себя француза, черт бы его побрал!

Перси, ты… ты… Как ни странно, лорд Джон не нашел подходящего эпитета. Перси не вызывал у него ни симпатии, ни доверия, но когда-то он любил этого человека и не боялся открыто признаться в этом самому себе.

Персиваль Уэйнрайт (Джон мог поклясться, что настоящее имя — Персеверанс — известно лишь ему одному в целом свете) был хорошо сложен и превосходно выглядел в дорогом модном костюме из темно-красного шелка и бледно-голубом жилете в белую полоску. Его по-прежнему отличали тонкие привлекательные черты и мягкий взгляд карих глаз, хотя выражение лица за последние годы приобрело твердость, а вокруг губ залегли новые морщинки.

— Месье, — с поклоном обратился Джон к Перси и продолжил по-французски: — Позвольте представиться, я лорд Джон Грей, а это, — он кивнул в сторону Хэла, который шумно засопел, — мой брат, герцог Пардлоу. Для нас большая честь находиться в вашем обществе, но позвольте спросить, какая… счастливая случайность привела вас сюда?

— A votre service[128], — ответил Перси с таким же вежливым кивком. В глазах его мелькнул огонек.

Нет, показалось, решил Джон и незаметно сжал под столом колено брата, давая понять: если тот произнесет хоть слово, будет хромать несколько часов.

Хэл угрожающе прочистил горло, однако тоже кивнул, не спуская с Перси глаз.

— Я здесь по приглашению мистера Робера Буайе, — сказал Перси, переходя на английский с легким французским акцентом. Он слегка наклонил голову в сторону тучного джентльмена за соседним столиком, чей бордовый костюм в точности соответствовал оттенку лопнувших капилляров на его носу картошкой. — Месье Буайе владеет несколькими кораблями и заключил контракты с Королевским флотом, а также с армией на поставку продовольствия и других предметов первой необходимости. Он собирался обсудить с генерал-майором ряд важных дел и решил, что я мог бы немного помочь с… деталями.

Огонек вспыхнул более отчетливо, однако Перси, к счастью, воздерживался от явной провокации: Хэл и без того прожигал взглядом дыры в его полосатом жилете.

— В самом деле? — небрежно сказал Джон по-английски. — Как интересно…

Снисходительно кивнув Перси, он отпустил колено брата и повернулся к своей соседке справа — супруге генерал-майора Прево. Генеральша явно привыкла быть единственной женщиной на обедах с военными и, похоже, весьма удивилась, когда с ней заговорили.

Джон увлек даму беседой о ее саде и о том, какие растения в настоящий момент растут хорошо, а какие нет. К сожалению, разговор не полностью поглотил его внимание: он слышал, как у него за спиной Хэл обращается к своему соседу — увешанному орденами пожилому и флегматичному полковнику артиллерии, глухому как пень. Громкие вопросы Хэла перемежались короткими язвительными ремарками вполголоса, адресованными Перси, которых тот словно бы не замечал.

Чувствуя, как суставы ломит от срочной потребности хоть что-то сделать и не имея возможности пнуть Перси под столом или толкнуть Хэла локтем в ребра, Джон отодвинул стул и решительно встал.

Он направился к неприметной ширме в углу обеденной залы, за которой скрывались горшки для отправления нужды, но когда в лицо ударил теплый запах мочи многочисленных красномундирников, Джон резко повернул и через открытые французские двери вышел в сад.

Ливень закончился, с деревьев и кустов капало.

Стягивающая грудь железная цепь будто лопнула, и он глубоко и с наслаждением вдохнул прохладный, чистый после дождя