Почетный караул - Джеймс Коззенс

Губы майора Сирса зашевелились, он что-то сказал. Потом попятился, нагнулся, уперся ладонью в доски трибуны и легко соскочил вниз. Едва коснувшись подошвами земли, он побежал в сторону навеса за командно-диспетчерским пунктом, где на случай чрезвычайных происшествий аварийная машина, санитарная машина и две пожарные машины ждали в постоянной готовности.

XIV

У Натаниела Хикса не было времени пересчитать падающих парашютистов, но его глаза, внимательно следя за происходящим, инстинктивно оценили масштаб катастрофы, свидетелем которой ему, возможно, предстояло стать. Он прикинул, что на последнем самолете десантников было тридцать с лишним — пожалуй, три дюжины.

Тем временем он несколько секунд был поглощен незначимыми, но неотложными действиями, требовавшими от него внимания, чтобы благополучно спуститься со штабеля. Лейтенант Турк судорожно держалась за руку, которую он протянул ей. Она, несомненно, нуждалась в опоре, а потому он задерживался на каждом высоком уступе и напрягал мышцы, помогая ей спрыгнуть. Капитан Уайли и капитан Дачмин опередили их.

Капитан Андерсон, видимо сидевший за столиком своего «командного пункта», выбрался из-под камуфляжного навеса и застыл не то в растерянности, не то в нерешительности. Капитан Уайли положил ему на плечо руку и поднял большой палец другой руки.

— Вот что, друг, — сказал он быстро, но без возбуждения, — некоторые из них попадают в озеро. А спасательных жилетов я на них не вижу. Так что отправляйтесь туда на катере, если он у вас есть. В такой сбруе они, по-моему, много не проплывут…

Лейтенант Андерсон сказал черному сержанту, который вышел вместе с ним:

— Бегом! Включи сирену! — А капитану Уайли он сказал: — У нас тут полевой телефон. Позвоню на командный пункт…

— К черту! — сказал капитан Уайли. — Они-то что могут сделать? Есть у вас катер?

Обогнув угол штабеля, Натаниел Хикс обнаружил, что висящие в воздухе парашютисты, хотя все прыгнули с одного самолета, спускаются двумя группами, одна заметно ниже другой и обе растянувшись по горизонтали, словно разбросанные небрежной рукой сеятеля. Уже не казалось, будто все они висят тесной кучей и все спускаются прямо на штабель. При изменении перспективы стало ясно, что парашютисты нижней группы, во всяком случае большая их часть, до штабеля не дотянут. Первые парашюты на ближнем конце широкой дуги уже почти достигли места очень удобного для приземления — дерна и песчаных проплешин внутри обороняемого сектора, за огневыми сооружениями по его периметру, который короткими очередями холостых патронов не слишком убедительно отражал «атаку» десантников с другого самолета, которые тоже не слишком убедительными короткими перебежками двигались от середины летного поля.

На появление противника с тыла обороняющиеся прореагировали восторженно. Десантник опустился почти прямо на стрелковую ячейку, и его тут же окружили фигуры, выскочившие из-под камуфляжной сетки. Опустились еще два, потом еще два. По всему сектору раздавались крики, из окопов для стрельбы лежа, из щелей-убежищ возбужденно выпрыгивали фигуры с автоматами и скопищем кидались к катающимся по земле десантникам и оседающим парашютным куполам, явно намереваясь взять их в плен.

В некотором отдалении безошибочно узнаваемый майор Макилмойл ревел как бык: мешая ругань с предостережениями, он старался остановить массовую вылазку, ведь атакуют их, они находятся под огнем, они открылись… Да ложитесь же, чтоб вас! Хватит одного-двух, так их растак!

В воздухе еще оставались парашютисты — несколько из первой группы и вся вторая. Но теперь уже не казалось, будто они висят неподвижно или спускаются, но медленно-медленно. Широко развернувшись в боковом скольжении, вторая группа прошла над штабелем на довольно большой высоте под углом, который словно удлинялся с ускорением движения — теперь даже Натаниел Хикс не сомневался, где они опустятся. А ниже их под углом, который по контрасту выглядел много круче, быстро приземлялись остатки первой группы — один за другим, все ближе и ближе к штабелю, а последний летел прямо на него. Натаниел Хикс с изумлением обнаружил, что спуск на парашюте совсем не то, что ему казалось прежде. Отнюдь не парение, а падение камнем, только чуть приторможенное, и о землю парашютист ударяется почти так же сильно, как человек, который спрыгнул без парашюта, например, с высокого штабеля досок.

Парализованный страхом, Натаниел Хикс тупо смотрел, как прямо перед ним еще за штабелем, но почти касаясь верхнего слоя досок, раскачивается плотное тело в мешковатом обмундировании: чуть подогнутые колени и большие сапоги крепко прижаты, голова в шлеме наклонена, вскинутые вверх руки сжимают стропы. Фигура падала, как камень и упала на камень. На широкую новую, еще ни разу не использованную взлетную полосу из бетона — искусственного камня.

Десантник летел спиной к ветру, и, когда подошвы его сапог ударились о бетон, Натаниел Хикс видел его именно со спины. Подогнутые колени его не удержали, он запрокинулся, наклонился на бок и заскользил по земле, бессильно раскинув руки. Сжатые кулаки выбирали слабину строп, внезапно утративших тугую натянутость, однако парашют, который было задергался, начиная обмякать, едва его купол опрокинулся и коснулся бетона, вдруг наполнился ветром. Теперь наклонное скользящее туловище с глухим стуком ударилось боком и плечом о землю. У десантника вырвалось бессловесное восклицание — полувопль, полустон. Видимо, ремень у него под подбородком ослабел: во всяком случае, шлем слетел с его головы и мелодично зазвенел, катясь по бетону. Надутый ветром парашют повернулся как парус, туго натянул стропы и потащил свой груз по взлетной полосе.

Глаза Натаниела Хикса, прикованные к этому жутковатому зрелищу прямо впереди, тем не менее рассеянно вбирали панораму, на фоне которой парашют волочил десантника по бетону. А фоном служил мирный водный голубой простор за широкой белой полосой бетона и рыжей полосой песка у кромки озера. И на этом фоне появилась — в нестерпимой детализации одновременно разворачивающихся событий — последняя группа парашютистов, совсем низко и уже в порядочном отдалении, ярдах в ста от берега. Подвешенные фигуры неслись над самой водой, и все же момент соприкосновения с ней оттягивался, словно им никак не удавалось достичь ее поверхности.

В это мгновение не то три, не то четыре парашюта изменили характер движения и чуть поднялись, надуваясь, сталкиваясь с другими. И тут же стало ясно почему: они освободились от висевших на них людей, которые, видимо, отстегнулись и упали в воду первыми среди тучи брызг. И скрылись из виду еще до того, как взметнувшиеся волны снова упали в озеро. Чуть дальше те, кто не отстегнулся, тоже ударялись о воду, пропахивали борозды пены, исчезали под ней. Букет парашютов опрокинулся, мгновенно намок и ушел под воду. На протяжении нескончаемо жуткой минуты на воде и под ее поверхностью барахтались тела.

У лодочного сарая выла сирена. Натаниел Хикс почувствовал, как сжалось его горло, заглатывая воздух, а затем сжалось еще больше, словно чтобы использовать этот воздух для крика. Но крик не вырвался. Его глазные яблоки пронизывала боль, как от слишком яркого света — может быть, из-за перенапряжения глазных мышц при непроизвольной попытке сфокусировать взгляд в двух разных направлениях одновременно. Боль в глазах усугубляла невыносимое давление, которому они подвергали сознание, требуя невозможного дробления на миги, на достаточное число мигов (по мигу на одно восприятие), чтобы объять хаотические секунды мелькания над озером и на его поверхности, внезапно возникшего, внезапно разом прекратившегося.

А десантник, которого тащило по земле, хрипло кричал от боли, но его крики терялись в воплях сирены, набирающих пронзительность, то понижающихся, то вновь устремляющихся вверх. Он с исступленным отчаянием пытался замедлить свое мучительное скольжение по жесткой неровной поверхности бетона. Его скрюченные пальцы ухватили край купола, вцепились в стену шелка впереди, приминая ее, подсовывая под грудь. Парашют сотрясала дрожь, и внезапно он осел, стропы обвисли, тяжелые волны складок разом улеглись, наполовину прикрыв распростертого человека, замершего в неподвижности.

Капитан Уайли сказал:

— Это опасно? — Он распрямился. Натаниел Хикс вдруг осознал, что не заметил, когда именно капитан Уайли присел на корточки, и на него нахлынуло изумление: в этом действии он смутно уловил проявление чудесного инстинкта. Экономия движения: подавив в совокупности все бессмысленные импульсы, порожденные растерянностью и волнением, капитан Уайли хладнокровно скорчился, чтобы поточнее оценить ситуацию. Не предпринимая ничего, он сосредоточенно наблюдал, пока это все как-то образуется и подскажет ему, что следует предпринять.