Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

мысль:

— Если только дело не в обратном: ты пришла поделиться сведениями.

— А тебя это по-прежнему интересует?

— Почему бы и нет?

Они шутливо препирались в этом заполненном паром и потоками жаркого воздуха колоколе. Симон едва видел Магду. Он различал лишь отдельные фрагменты, из которых мысленно слагал ее красоту.

— Что бы ты хотел узнать?

— В тот раз ты спокойно сообщила мне, что Сюзанна Бонштенгель убила ребенка. Что сотворили остальные?

Магда слезла со своего насеста и принялась расхаживать между растениями. Листья, лепестки и иглы теперь походили на водоросли в глубине моря.

— Я слышала, что у Лени Лоренц тоже имелись маленькие причуды.

— Например?

— Благодаря своему мужу она имела допуск повсюду. В частности, в гестапо.

— Ну и что?

Магда вернулась к нему с улыбкой на губах. Она опять надела черные очки — теперь серые из-за пара.

— Она любила допросы — те, которые с пытками.

— Прямо в камере?

— Она наблюдала через специальный глазок. У них там есть такие штуки.

Дыхание Симона становилось все более тяжелым и затрудненным.

— Ты там уже бывала?

— Упаси меня Господь.

— Значит, Лени Лоренц любила смотреть на мучения других?

Он вспомнил их постельные игры, ту Лени Чокнутую, которая развелась с сутенером-гомосексуалом и вышла замуж за старика с лорнетом. Веселую беспокойную девушку.

— Мне рассказывали, что при звуке криков и виде крови она начинала ласкать себя.

Симон сглотнул. После Сюзанны, убийцы детей, теперь Лени Садистка…

— А Маргарет Поль и Грета Филиц — какие у них были пороки?

— Грета по воскресеньям любила с балкона стрелять из ружья по своим садовникам, которых доставляли из концлагеря. Причем она была в одном купальнике.

— Она попадала в мишени?

— История об этом умалчивает. Что до Маргарет…

Симон больше не слушал. Он понял скрытый смысл сообщения: адлонские жертвы были мучительницами. Нацистскими фуриями, садистками, преступницами, дошедшими до того, что впихнули себе в живот это гитлеровское безумие, эти арийские якобы идеальные эмбрионы.

Но какую цель на самом деле преследовала Магда? С какой стати она дала себе труд прийти попрощаться с ним? И рассказать эти гнусные истории? Что еще она знала? Казалось, перед тем, как окончательно исчезнуть, она хотела натолкнуть его на след «виновности жертв», что, возможно, выведет его на верную дорогу.

В этой парилке Симон размякал на глазах.

— Ты хотела что-то еще мне сказать?

— Да, — прошептала она, подходя ближе. — Я хочу, чтобы мой маленький Симон поберегся. Я хочу увидеть его после войны в полном порядке.

— И все?

— Это уже совсем не так мало, на мой взгляд. Самое страшное еще впереди. Особенно для тех, кто остается.

— Ты же не собираешься предложить мне уехать с тобой?

— А почему бы нет?

Он лишь рассмеялся в ответ, как пьяный, уже неспособный управлять своими эмоциями. В горле стоял навязчивый вкус растительных соков и листвы. Он чувствовал себя все более расслабленным и словно разжиженным: смысл того, что она говорила, теперь ускользал от него.

Магда растворилась в завитках пара, но Симон осознал это слишком поздно. Он так и не успел сказать ей… Но что? А главное, он так и не мог ответить на вопрос: перед тем как исчезнуть в дымке, Магда поцеловала его или нет?

138

Пан или пропал. Или Тони навесил ему лапшу на уши, пытаясь заполучить свободу, или у цыгана действительно имелась информация, которую он старался продать подороже. Весь день гестаповец прикидывал, на какую сторону склоняются чаши весов. И в результате понял, что не может пройти мимо столь заманчивого предложения, даже если шансы, что его водят за нос, сто против одного.

Для гауптштурмфюрера гестапо вытащить из Марцана какого-то Тони было делом не слишком сложным. Все послеобеденное время он посвятил составлению достаточно убедительного приказа о переводе, должным образом проштампованного и подписанного, как и других документов, которые могли потребоваться, — любой эсэсовец в душе чиновник и обожает формальности.

Он решил провернуть все сегодня же ночью — перевод по медицинским показаниям. План был прост: он возьмет «мерседес» Минны, гестаповская форма добавит внушительности, а проштампованные бумаги послужат магической отмычкой. В качестве заболевания Бивен выбрал тиф, опустошавший другие лагеря, но пока еще щадивший Марцан. Он знал, что перспектива эпидемии вгонит охранников в ужас, и те поспешат сбагрить опасную проблему ему.

В десять вечера он уже катил к лагерю Марцан, не испытывая особых опасений. И оказался прав: часовые не сделали ни малейшей попытки оказать сопротивление. Солидные печати, неоднократные «Хайль Гитлер!», рявкнутые без разбора направо и налево, и четверть часа спустя носитель опасной заразы Тони уже сидел рядом с ним в «мерседесе».

Бивен направился на восток и ехал добрых полчаса. Он миновал Хёно, потом Альтландсберг и двинулся дальше в глубины теплой ночи. Теперь они пребывали неизвестно где, в какой-то глуши, и единственным ориентиром были фары их же машины, которые словно гнались за мраком, но так и не могли догнать. Повсюду вокруг расстилались сжатые поля, плоские, как бесплодные идеи.

После отбытия из Марцана Бивен не произнес ни слова. Его пальцы вцепились в руль, возбуждение достигло предела, но он ничего не хотел показывать.

А вот Тони ликовал, причем во весь голос. Он без умолку болтал на своей тарабарщине, полунемецкой, полу-черт-знает-какой. Он вроде не собирался особо благодарить Бивена за его вмешательство, нет, он распинался о своих планах — уехать в Силезию, присоединиться к другой kumpania, с которой были связаны кое-кто из его родичей. Бо́льшая часть его речей оставалась совершенно непонятной.

Бивен еще не знал, отпустит ли он цыгана на свободу или убьет. Все зависело от того, что тот ему скажет. Он свернул на проселочную дорогу, въехал в глубину леса и выключил мотор. Тьма навалилась на них, как гудронная крыша, потом глаза мало-помалу привыкли и начали что-то различать.

Бивен вытащил свой люгер — чтобы разговор пошел в нужном русле.

— Я тебя слушаю, — сказал он не прекращавшему ухмыляться человечку. — Кто убил Сюзанну Бонштенгель, Маргарет Поль, Лени Лоренц и Грету Филиц?

Тони Сербан ни секунды не колебался:

— Приятель, это Нанох, чтоб мне удавиться, коли вру!

— Кто?

— Нанох.

— Это кто?

— Брательник, у нас ходят всякие paramitshas… ну если по-твоему, то легенды… Только это правдивые легенды…

— Кто такой Нанох?

— Нанох… он вроде вашего Мессии, приятель. Типа придет нас спасти. А для начала отомстит за нас, так-то, умник… У Наноха власть о-го-го, настоящая drabа, вот чего…

Бивен ухватил Тони за горло.

— Gottverdammt[177], я не для того тебя вытащил, чтобы слушать