История моей матери. Роман-биография - Семeн Бронин

Мартыныч жил в конце города. Яков, вооруженный плохим планом Шанхая, долго ехал к нему на трамвае, потом на рикше, затем ему пришлось попотеть в поисках адреса с четырехзначным номером. Рикша тоже не был знаком с высшей математикой, но сообразил, что время идет, а денег ему не прибавляется, и лихо выгрузил его у первого фонарного столба, объявив с важностью, что его дом здесь и нигде больше, после чего укатил к центру, подальше от рабочей окраины, где люди не хотели ездить на себе подобных. Китайцы то ли не знали арабских цифр, то ли не желали впутываться в чужие дела — но лишь пожимали плечами в ответ на просьбы Якова и предлагаемые им бумажки с адресом. Он долго бы крутился здесь по дворам и закоулкам, если бы не любезный, учтивый серб, который разъяснил ему на языке близком к русскому, куда и как идти, довел до дома, видя, что тот его не понимает, и даже отказался от вознаграждения — в Шанхае кого только не встретишь. Мартыныч был дома. Он не ждал Якова, но нисколько не удивился его приходу: незваные гости были здесь чаще приглашаемых. Это был невысокий плотный человек лет пятидесяти и самого невзрачного вида: в выцветшей, когда-то клетчатой рубашке и в потертых коротких брюках, висевших на новеньких помочах, единственной обновке в его одеянии, — но глядел при этом независимо и даже начальственно. Про него говорили, что он специалист по подделке паспортов и трудился вначале на уголовников, — потом его, из уважения к незаурядным способностям, взяла в штат российская полиция. После революции он похитил и вывез бланки паспортов разных стран и печати к ним: одно время работал на белую армию, потом, с ее крушением, бежал с драгоценными «ксивами» в Китай и здесь промышлял на свой страх и риск, постоянно подвергаемый опасностям, ставшим его привычкой. Про него говорили, что он «рисовал» документы за сутки, — в Москве целый отдел Разведупра занимался тем же чуть ли не целый месяц: со всеми необходимыми для этого запросами и пересылками. Открыла Якову его жена или сожительница, которую он тут же выставил из комнаты, но она мелькала в просвете двери и явно подслушивала.

— Не бойся. Пусть слушает, — успокоил хозяин гостя, видя, что тот косится в ее сторону: одного этого взгляда было ему достаточно, чтоб составить представление о том, кто к нему пришел и что, следовательно, ему нужно. — Она у меня немая.

— Совсем не говорит? — удивился Яков.

— Почему? Говорит, если спросишь, а так помалкивает. Что надо?

— Кое-что по вашей специальности. — Яков огляделся по сторонам. — Может, присядем?

— Садись конечно — чего спрашиваешь? — Хозяин продолжал изучать его, и невнимательное лицо его отражало эту внутреннюю работу: он словно заполнял на посетителя карту. — Это я засиделся, не хожу никуда в Шанхае этом, а люди ходят. Ты по-русски-то ботаешь?

Надо сказать, что разговор до сих пор происходил таким образом, что Яков обращался к нему по-немецки, а он отвечал по-русски: Мартыныч тоже был хороший полиглот, поездил по белу свету и понимал разную речь, но говорил только на языке своих предков. Яков решил не выдавать себя:

— Очень плехо, — сказал он. — Предпочитай немецкий.

— Да? — Мартыныч поглядел недоверчиво и проницательно. — А я думал, ты из русских жидов.

— Найн, — сказал Яков. — Еврей, только немецкий.

— Хорошо хоть от веры не отрекаешься. Сбежал оттуда? Вам там сейчас туго приходится — ждем от вас пополнения. Давай, чего надо?

Он настроился благожелательно: уголовный мир (сходившийся в этом с коммунистами) был на стороне угнетаемых и преследуемых — изгнанный фашистами еврей нуждался в его помощи. Яков понял, что может продолжать, и во избежание недоразумений, перешел на ломаный русский:

— Есть четыре паспорта. Нельзя сделать дубли? — сказал он с просительной интонацией, которая появлялась у него всякий раз, когда он просил о чем-нибудь: будто всякая просьба была для него необычна и требовала самоуничижения.

— Четыре дубля? — удивился тот, вовсе не ожидавший такого размаха сделки.

— Да. Говорят, вы умеете?

— Могу, — признал Мартыныч без ложной скромности. — Если только трех девяток в номере нет. Тем более — если больше.

— Трех девяток? — Яков глянул непонимающе.

— Ну. Печаточки потерял при переезде. Переезжать с место на место приходится. Как тебе вот. А откуда ксивы? Из каких стран, я имею в виду. Откуда они у тебя, ты мне все равно не скажешь, да мне и не надо.

— Два французских, один чешский, один китайский.

Мартыныч глянул еще недоверчивее.

— Французский — это корочки у меня есть, — сказал он с важностью, не означавшей, однако, что он берется за работу.

— А я, естественно, любую сумму.

— Любую — положим, не любую, — поправил хозяин, зорко следивший за бравадой и преувеличениями и выдавая этим человека из уголовного мира: насколько этот мир любит позерствовать в обыденной жизни, настолько же пристрастен к точности в торговле. — Я ведь тебе ничего еще не предлагаю. Покажи, что принес.

Это был решающий момент. Показать паспорта значило открыться больше, чем хотелось Якову, но и не показать тоже было нельзя: разговор бы на этом прекратился. Яков достал злополучные документы.

— Но это между нами, — снова просительно и настойчиво сказал он.

Мартыныч поморщился: он не привык к такого рода предупреждениям.

— А между кем еще? Мы ж с тобой не на площади торгуем… — и просмотрел документы с дотошностью хорошего пограничника. — Настоящие, — признал он. — И девятки всего две… На. А то ты на месте не сидишь, боишься: отберу я их у тебя. Номера обязательно те же?

— Натюрлих, — сказал Яков, беря паспорта и успокаиваясь. — Кому они нужны с чужими номерами?.. Проверить могут.

Мартыныч покосился на него:

— Все-то ты знаешь… Некоторые так берут — было бы что полицейскому под нос сунуть. А у тебя, гляжу, фирма серьезная. — Он, кажется, принял решение и лишь из приличия тянул время.

— Ну так как? — подторопил его Яков. — Можно надеяться?

— Надеяться всегда можно, — возразил тот: его снова не устроила неточность формулировок. — Подумать надо.

— Долго думать нет времени. Возвращать надо.

— Ну и верни. Перепиши текст — может, и сделаю.

— Фотокопии подойдут?

— Еще лучше: печати легче срисовывать…У тебя, гляжу, все налажено… Что ж ты своего ксивщика не имеешь?

— А что это? — Яков вспомнил, что он немец и не обязан знать русскую феню.

— Не понимаешь? Ну да, ты ж германец… Оставь свой телефон или адрес — я сообщу, когда соберусь.

— Этого-то как раз у меня и нет, — сказал Яков со вздохом, пряча паспорта во внутренний карман френча.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});