Ахульго - Шапи Казиев

– Что мне делать на хуторе?

– Мы зарезали половину отары, – объяснил Хабиб.

– Зачем? – удивился Курбан.

– Думали, осада продлится долго.

– Напрасно вы так думали.

– Но если Сурхаеву башню взяли… – говорил Хабиб.

– Башню взяли, а Ахульго – нет, – прервал его Курбан.

– Вчера полезли, но мы их так встретили, что генерал, наверное, уже свои палатки сворачивает. Так что возвращайся к семье, а мы тут сами справимся.

– Но, отец… Мои друзья воюют, а я…

Курбан хотел было сказать сыну, что многие из его друзей погибли, но сдержался.

– Если я твой отец, повинуйся, – велел Курбан.

– Хорошо, отец, – опустил голову Хабиб.

Он перегнал овец и нехотя пошел обратно. Взобравшись на уступ, он оглянулся и увидел, как старики погнали его овец к Ахульго, а отец шел позади и часто оглядывался, чтобы еще раз увидеть сына.

Аркадий изнывал от неизвестности. Он уже сделался заправским чабаном, научился доить овец, делать сыр и коптить бараньи туши. Он почти выучил аварский язык, хотя некоторые звуки произносил так, что вызывал у остальных улыбку, зато отрастил густую бороду и выглядел, как настоящий горец. Он уже не понимал, зачем драться с горцами, когда с ними можно жить, как с братьями, полагаясь на слово и зная, что те кунака не подведут. Естественная жизнь в горах наложила свой отпечаток не только на внешность, но и на мысли Аркадия. Он уразумел, что свобода для горцев – вовсе не отвлеченное понятие, не эфемерные мечты салонных вольнодумцев. Здесь, в горах, она составляла такую же природную необходимость, как вода или воздух. Она пестовалась веками, вошла в плоть и кровь, а потому и защищалась до последнего. И дело было не столько в Шамиле, сумевшем сделать свободу знаменем народного восстания, сколько в том, что горцы понимали свободу как залог справедливости и равенства. А неусыпным стражем человеческого достоинства служил здесь кинжал. Он был и у простого горца – узденя, и у хана, и никогда не было известно заранее, за кем окажется последнее слово. Тут был свой дуэльный кодекс, ясный, быстрый и неотвратимый. Он не требовал ни церемоний, ни секундантов, достаточно было обнажить клинок. А потому воздержанность в словах и поступках равно была полезна и аристократу, и обычному горцу. Тех же, кто пренебрегал законами гор, ждала неминуемая кара или от оскорбленного, или от всего общества. Аркадий узнавал горцев все лучше, многое в их жизни принимал сердцем, но что-то оставалось ему чуждым.

Он сидел у костра, задумчиво шевелил палкой угольки и спрашивал себя:

– Ну вот, даст Бог, жив останусь, вернусь домой. Батюшка стар уже, отпишет мне имение. Так что же, мужикам прикажете волю давать? Да готовы ли они к ней? Что они с ней делать будут? Пропадут ведь! Воля – она, брат, не фунт изюму, особого обращения требует. Вон, приятель выиграл в карты сотню тысяч, так чуть ума не лишился от радости. Покутил недельку, и опять в долгах.

Но вместе с тем Аркадий чувствовал, что плохо знает мужиков. Окажись какой-нибудь с ним на хуторе, еще неизвестно, от кого будет больше толку. Да и солдаты здесь – тоже бывшие мужики, но люди-то натурально другие. Такой к барину на поклон не пойдет. Может, потому и бегут они к Шамилю, что холопство им не по нутру? Да взять хотя бы самого Аркадия. Кем он был, что он понимал, когда отправлялся на Кавказ с дуэльными пистолетами в багаже и сумасбродными идеями в голове? И каким теперь стал? Невеста его бывшая, и та бы его вряд ли узнала, встреться они на улице. А тем более если бы пришла в цирк со своим «фазаном», ветераном липовым, а Аркадий бы, к примеру, бегал там на канате и исполнял смертельные сальто-мортале.

Размышления Аркадия прервал собачий лай. Волкодав почуял опасность и настороженно всматривался в темноту. Уже должен был вернуться Хабиб, но пес не мог так грозно скалить клыки на хозяина. Айдемир тоже почувствовал неладное и приковылял из сарая, опираясь на палку.

Волкодав лаял то в одну сторону, то в другую, будто не понимая, откуда исходит опасность.

– Может, солдаты? – вслушивался в темноту Айдемир.

– Выследили? – догадался Аркадий, становясь поближе к Айдемиру.

Айдемир вынул кинжал, Аркадий вынул свой. Они стали спина к спине. И вдруг пес с громким лаем бросился в темноту. Затем послышались шум борьбы, визг, лай и завывания. Айдемир и Аркадий бросились следом за волкодавом и уже через несколько шагов поняли, что он дерется со стаей волков, защищая пещеру, где сушились бараньи туши.

Айдемир вонзил кинжал в спину вцепившегося в волкодава волка, затем проткнул другого, который бросился на самого Айдемира. Аркадий, обращавшийся теперь с кинжалом так же ловко, как прежде он обращался с картами на ломберном столике, тоже пустил свое оружие в ход.

Волки были голодны и свирепы. Война распугала дичь, и им ничего не оставалось, как нападать на все, что удавалось выследить. А запах вяленого мяса разносился так далеко и был так соблазнителен, что волки не убоялись даже своего злейшего врага – волкодава. Раненные звери жалобно скулили, убитые мешались под ногами, а остальные наседали все яростнее. Волкодав и сам был изранен, но продолжал кувыркаться в кровавом месиве. Айдемир и Аркадий тоже успели почувствовать остроту волчьих клыков, но еще держались на ногах, ожесточенно рубя зверей кинжалами. Большой матерый волк бросился на спину Аркадия, и он упал. Страшные челюсти готовы были сомкнуться на его шее, когда прозвучал выстрел. Это была Парихан, отважившаяся прийти на помощь. Аркадий сбросил с себя убитого волка и вскочил на ноги.

– Уходите! – крикнул он женщине.

– Прячьтесь!

Но Парихан размахнулась и разбила прикладом ружья голову еще одному волку, а затем отбросила ружье и обнажила саблю своего мужа.

Хабиб услышал стрельбу, когда до хутора оставалось перейти последний гребень. Подгоняемый тревогой, он бросился вперед и подоспел к месту схватки, когда она была еще в самом разгаре. Он застрелил одного волка из пистолета, пронзил кинжалом другого и, отобрав у жены саблю, принялся рубить волков направо и налево. Почуяв, что людей и их собаку не одолеть, уцелевшие волки бросились удирать, преследуемые рассвирепевшим в битве волкодавом.

Утром насчитали восемь убитых волков. Хабиб зажег факел и пошел в пещеру, где сушились бараньи туши. Их там сильно поубавилось. Волки действовали отважно и умно: пока одни дрались, другие сумели почти опустошить пещеру. Осталось всего с десяток туш. Волки, судя по всему, приходили большой стаей.

Аркадий взял у расстроенного Хабиба факел и пошел в глубь пещеры, проверить, не затаился ли где-нибудь волк. Волка он не нашел, зато вдруг увидел на стенах удивительные рисунки. Существа, похожие на людей, кололи друг друга копьями и стреляли из луков. Рядом такие же существа охотились на зверей: одни, с длинными рогами, напоминали коз и оленей, другие походили на небольших слонов, третьи и вовсе казались Аркадию драконами. Вернувшись, он рассказал об увиденном Айдемиру.

– У нас таких картинок много, – махнул рукой Айдемир.

– То война, то охота. Тысячи лет прошло, а ничего не меняется. Хоть бы кто-нибудь когда-нибудь нарисовал людей, которые танцуют или по канату ходят. Правда, на одной скале я видел людей, которые летели на птицах.

Парихан с ужасом смотрела на результаты ночной битвы и удивлялась, как это она решилась принять в ней участие. Но плачущий в доме сын объяснял ее храбрость, ведь он тоже был в опасности.

Она помогала мужу, который перевязывал Айдемира и Аркадия, и заверял их, что раны не опасны. Отец научил Хабиба разбираться в травах, он приготовил целебные мази. Но волкодав был изодран так, что Айдемир уже не надеялся, что тот выживет. Он лечил пса, как мог, ласкал и старался получше кормить.

Хабиб поведал друзьям все, что узнал о сражении на Ахульго. Как пала Сурхаева башня, как горцы отбили штурм Граббе. Когда речь зашла о жертвах, Аркадий старался не смотреть на горцев, а те старались не смотреть на своего гостя.

– Думаете, генерал теперь уйдет? – спросил Хабиб после того, как все рассказал.

– Может быть, – сказал Айдемир.

– Если не получил подкрепление.

– А ты как думаешь? – обратился Хабиб к Аркадию.

– Он не уйдет, – сказал Аркадий.

– Почему? – спросил Айдемир.

– Потому, что это – Граббе, – ответил Аркадий.

– Царь не помилует, если он вернется ни с чем после стольких трат и стольких жертв.

– У нас тоже немало жертв, – сказал Хабиб.

– Но Шамиль ведь не уходит?

– Это наша земля, – воскликнул Айдемир.

– Нам уходить некуда.

Мази помогли, и раны быстро заживали. Через неделю поднялся на ноги и волкодав. Он облаял ворону, нацелившуюся на его пищу, а затем вернулся на свой пост у сакли, не забывая держать под присмотром и вход в пещеру, на которую напали волки. Он слегка прихрамывал на правую переднюю лапу, но был по-прежнему грозен для врагов.

– Волки могут вернуться, – беспокоился Айдемир.