Темные изумрудные волны - Федор Московцев

Трезво оценив обстановку, решили признать недействительным документ, по которому право собственности на «Акцепт» перешло «Экоторгу». Если сделка будет признана недействительной, значит, все последующие действия также будут признаны незаконными, не имеющими силы. Давиденко, в силу известных обстоятельств, не мог рассказать то, что ему было известно, а именно то, что Еремеев устранил Кондаурова и подделал вексель. Теперь же это стало ясно всем, и, не располагая уликами, акционеры стремились устранить последствия преступления, которые бы повредили их интересам. Подвергли сомнению подлинность векселя, потребовали, чтобы документ отправили на графологическую экспертизу. Стали лихорадочно искать образцы подписи Виктора Кондаурова. Одновременно стали выяснять, кто стоит за всем этим делом, и что такое Тихонов. Разговор с Денисом Еремеевым ничего не дал. Этот опустившийся субъект показал, что к нему «приезжали какие-то люди», и он подписал «какие-то бумаги». Шмерко, единственный, кто мог пролить свет на это дело, лишь пожимал плечами.

Тем не менее, попытку устранить саму причину неприятностей не оставили без внимания. С целью найти Тихонова и выяснить, кто за ним стоит, подняли все связи, и наделённые соответствующими полномочиями люди выехали в Москву.

В разгар событий в игру вступил заместитель прокурора Кекеев. Преследуя одному ему известные цели, он разобщил акционеров, и свёл на нет все их усилия довести процесс покупки завода до логического завершения.

Встретившись с Градовским, Кекеев заявил, что у него побывал Шмерко и признался, что его обокрали, при этом не взяли ничего ценного, а, перевернув вверх дном квартиру, нашли тот самый вексель, документы «Химтраста» и «Акцепта», и похитили их. Документы эти Шмерко забрал из одному ему известного тайника в доме Еремеева после исчезновения адвоката. К сказанному Кекеев таинственно добавил, что Шмерко принёс ему не только эти новости, а ещё присовокупил некий пакет документов, который Еремеев в своё время оставил ему на хранение и велел передать заместителю прокурора «в случае непредвиденных обстоятельств». Сочтя исчезновение друга тем самым обстоятельством, Шмерко поехал на дачу, отрыл документы, и привёз Кекееву.

После этого последовала серия громких дел, связанных с получением взяток крупными областными чиновниками. Прокуратура располагала аудиозаписями переговоров Еремеева и другими документами, уличавшими официальных лиц в злоупотреблении служебным положением. Бог весть в какой последовательности Кекеев извлекал на свет божий компромат, но делалось это так, чтобы следователи не захлебнулись в потоке нахлынувших бумаг, и смогли довести каждое дело до конца.

Акционеры стали подозревать друг друга в сговоре с Еремеевым.

Иосиф Григорьевич был уверен, что Игнат Захарович не смог сохранить на каких бы то ни было носителях подробности своего исчезновения, и передать эти данные Шмерко; однако, всё происходившее его нервировало.

Кекеев был уникальным человеком, это был какой-то роящийся разум, непредсказуемый ангел справедливости. Никто не знал, куда упадёт взгляд этого подёнщика идеализма. И кто в итоге сядет.

Если кого-то можно было обвинить в корыстном злоупотреблении служебным положением, то заместителя прокурора можно было обвинить только в том, что он злоупотребляет служебным положением ради исполнения своих служебных обязанностей.

Остальных людей можно условно разделить на две группы. Первая — это те, кто использует своё служебное положение для извлечения максимальной выгоды для себя и своего окружения. Однако, с той же активностью, с которой они набивают свой карман, эти люди стараются прославить своё имя полезными делами, чтобы не упасть лицом в грязь перед обществом и остаться при должности. Одновременно с пополнением личного счёта и отстройкой домовладений, строятся дороги, мосты, больницы, улучшается инфраструктура, претворяются в жизнь решения правительства, совершаются реформы.

Другая группа — люди, живущие на зарплату, дорожащие химерой — незапятнанной репутацией, и это единственное их достоинство. Стадо, пасущееся на огороженной территории. Ум у них такой же ограниченный, как их полномочия. Им не по плечу ужасные ошибки, точно так же, как и великие дела.

С обеими группами можно как-то управляться, работать, — с одними договариваться, другими манипулировать. С Кекеевым — нет. Героизм и святость зависят от прилива крови к мозгу. Кекеев не был клиническим идиотом — иначе он бы не находился на ответственном посту столько времени. Случай, один на двадцать, на тридцать миллионов, и этот случай достался Иосифу Григорьевичу.

В один из дней, закончив планёрку, он устремился на набережную, в парк напротив его любимого ресторана «Маяк», где начиналась улица Чуйкова. Там его ждал Уваров.

— Ходят слухи, что адвокат жив, скрывается, и через подставных лиц заварил весь этот компот.

— Понимаю, Слава, это нам на руку, но Бадма, сын шайтана, отыграет всё в свою пользу. Его епархия занимается тем, чем должен заниматься я: коррупционными делами. На ближайшем Совете Безопасности он скажет: машаллах, ОБЭП погряз в коррупции, и я, средоточие справедливости, вынужден в одиночку бороться с прислужниками ада, чтобы загнать их в подобающее им жилище.

— Напиши, Григорьевич, ему официальное письмо.

— Уже написал, и секретариат расписался в получении. Я потребовал, чтобы прокуратура предоставила нам имеющиеся у неё улики, это же наш состав. Мы давно разрабатываем некоторых чиновников-взяточников, и заинтересованы в получении необходимых нам доказательств, которые от нас намеренно скрывает прокуратура. Мною поставлен вопрос: либо прокурорские работники намеренно скрывают взяточников под фалдами своих отдающих голубизной пиджаков, либо перехватывают инициативу в отсутствие активности на своём поле. Беда в том, что законодательством предусмотрен месяц на ответ, а Совет Безопасности состоится через три недели, и на нём будет присутствовать губернатор.

— А как тебе нравится этот «Химтраст»? Чует моё сердце, не обошлось без местных ебланов, а Москва — это прикрытие.

— Это нам только на руку. Не будем суетиться, будем посмотреть, кто из наших пиндосов отреагирует, и сразу их хлобукнем. Выше губернатора не прыгнут. Не забывай: Рубайлов в Москве, там он держит оборону.

— Я за это и не волнуюсь. Меня другое беспокоит — какими документами располагает Кекеев. Снаряды ложатся рядом с нашими позициями, — недавно вызывали моего заместителя, и предъявили ему то, что в прошлом году он за взятку отпустил Зверева, застрелившего троих Оганесяновских людей. Я сам ничего не знал об этом, всё провернули без меня. Теперь, когда у Кекеева имеются доказательства причастности моего заместителя, само собой, зампрокурора поставит под сомнение мою порядочность. И так далее, и тому подобное — это один факт, а их много, и неизвестно, что припасено на десерт.

— Да, Слава, сбылась мечта клоуна — он устроил настоящий ералаш. Сбросил на арену бочку с дерьмом, все перепачкались, и тут он, в белом костюме, выходит из-за кулис.

Давиденко и Уваров принялись вспоминать, где у них слабые места, за которые может уцепиться Кекеев. Таковых не оказалось, кажется, всё предусмотрели, но собеседников не отпускало ощущение, что их постепенно затягивает в тёмную прокурорскую воронку. Становилось ясно, что в игре «сто забот» моральное преимущество оставалось на стороне противника.

— Поиграем, Бадма Непредсказуемый, — сжал кулаки Уваров.

Но на душе было тревожно.

Глава 91

Крутилась плёнка, на экране мелькали кадры, зрители потребляли продукцию масскульта.

Том и Джерри работавшие в полицейском управлении, были удивительно непохожи друг на друга, они имели ультрапротивоположные мнения обо всём на свете и ненавидели друг друга, но были обязаны терпеть всё это ради общего дела.

Том, педант до мозга костей, корректный, чистоплотный и правильный, идеальный семьянин, жил в аккуратном коттедже, деревянная бесполая жена, зелёная лужайка, молоко с газетами под дверь — всё, как у людей. Всё тупо и ровно. Синий галстук, брюки со стрелами, белозубая американская улыбка. Том тщательно всё анализировал, работал по инструкциям и циркулярам, бегал по утрам, по вечерам смотрел телевизор. Бегал и смотрел, смотрел и бегал. Дерево, жена, жена, дерево, зелень, газета, телевизор. Решения принимал, основываясь на знаниях, полученных в полицейской академии, на личном опыте, опыте старших товарищей.

Джерри, его напарник — раздолбай из раздолбаев, плевал на начальство, страдал за правду, из-за своих выходок постоянно находился на грани увольнения. Жил в захламленной берлоге, вёл беспорядочную жизнь… Которой позавидовали бы его добропорядочные антиподы… От него ушла жена, но он часто вспоминал её, и особенно ребёнка. Бухал, курил одну от другой, трахал, всё, что движется, и вспоминал — жену и ребёнка, ребёнка и жену, потом ту блондинку с трассы. Алгоритм принятия важного решения, или просветления: с вечера обдолбившись, среди ночи просыпался в постели с очередной красоткой, внезапно куда-то подрывался, бродил сомнамбулой по разным притонам, стрип-клубам и гадюшникам, и, наконец, натыкался на какого-нибудь злодея. Так и в этот раз — заприметив Пана Ладана, главного преступника планеты, которого безуспешно ловят все спецслужбы мира, бросился за ним в погоню.