Темные изумрудные волны - Федор Московцев

— Встречаюсь? — рассеяно переспросила она.

— Ну… есть у тебя любимый человек, с которым ты поддерживаешь не просто дружеские, а, скажем, личные отношения?

— У меня… — протянула она, — как у всех: ко мне тянутся те, с кем мне неинтересно, а у того, кто мне интересен, уже кто-то есть. Всё, как обычно.

Голос у неё был высокий, он лился непрерывно, как стремительный ручеёк, и когда она замолкала, возникало ощущение внезапно наступившей пустоты.

— А пока не стало так, как не у всех, ты решила посвятить себя работе, — сказал Андрей.

— Нет, моя энергия не сублимируется полностью на работе, кое-что остаётся. И дело даже не в том, какова моя личная жизнь — серая она, или яркая. Дело прежде всего в отношении к работе. Я считаю так: нужно либо работать с полной отдачей, либо не работать вовсе. Вот наша Вера, секретарь. Она приехала из Ташкента, бедная девочка, никому тут не нужна. Мы её приняли на работу, носились с ней, как с тухлым яйцом, помогали ей во всяких бытовых вопросах. Ну и что? Она использовала компанию для того, чтобы устроить свою личную жизнь. Подцепила иностранца, увольняется, выходит замуж, не отработав и сотой доли того, что дала ей компания. У меня, например, с моим свободным английским и французским, в тысячу раз больше возможностей, чем у этой куклы, у которой, ты заметил, интеллект, как у медузы. Я же не бросаю дело ради какого-то Ганса или Христиана Андерсена.

И, заговорив о компании, Женя уже не могла остановиться. До самого дома они проговорили о работе.

Вернувшись в Волгоград, Андрей решил, что будет добросовестно работать на «Эльсинор». Ларивьер, Краснов, Дёмин, Тимашевская, — эти люди своим искренним отношением так сильно повлияли на него, что иначе он не смог бы поступить.

Рабочие дни, и без того интенсивные, стали напряжёнными вдвойне. Андрей объезжал аптеки, поликлиники, профильные отделения, заполнял отчёты, регулярно звонил шефу, подробно докладывал обо всём.

Ему не пришлось об этом пожалеть. Краснов оказался на редкость въедливым начальником. Приехав в Волгоград, он устроил тотальную проверку, какую до этого не устраивал ни один шеф из двух других компаний. Он не ограничился посещением крупных городских больниц и дистрибьюторов. Купив справочник «Жёлтые страницы», Олег потребовал, чтобы его повозили по отдалённым районам. И остался доволен — везде Андрея узнавали, во всех местах были наслышаны о препаратах компании, всюду имелась рекламная продукция.

«Я не ошибся в тебе, Андрей Александрович», — похлопав по плечу, сказал Олег в конце своей инспекционной поездки.

И нарисовал перспективы роста, присовокупив, что в «Эльсиноре», относительно недавно открывшем российское представительство, в настоящее время существуют блестящие возможности выдвинуться, особенно для тех, кто не боится работы.

Глава 87

За вторым письмом, которое Андрей отправил Кате в ответ на её письмо, и в котором нервными строчками выражал недоумение по поводу её исчезновения; последовало третье, четвёртое, пятое… И эти письма остались без ответа.

В своих посланиях он жаловался на мучения разлуки, и эти жалобы сменялись улыбкой счастливой любви. Страницы, проникнутые благоговейной нежностью, дышащие набожным восторгом.

«Я тебя люблю и люблю всё, что связано с тобой… Я хожу по улицам, по которым мы ходили вместе, смотрю на деревья, дома, памятники, на которые ты смотрела… В этом городе, где тебя нет, я вижу только тебя…»

«Это мука. Я считал себя несчастным, когда у нас случались ссоры. Но в то время я даже не знал, что значит страдать. Теперь я это знаю».

«Меня преследует одна только мысль — не потерять тебя. Ты одна в моей душе, во всём моём существе. Ты помнишь наше лето, помнишь наше море? Я слышу его шум, оно своими могучими вздохами вторит вздохам, вырывающимся из моей груди».

Андрей был правдив в своих словах, написанных в приливе страстной нежности и тоски; правдивость того, что он писал, была правдой его любви.

Он словно видел в ясном дневном свете своё будущее, — ему предстояло жить во всю силу своего ума, воли, страсти. Чувство уверенности и молодости смешивалось с печалью об исчезнувшей девушке, она представлялась ему бесконечно милой и далёкой. Несмотря на молчание, она не казалось навсегда потерянной. Вместе с силой, которую он ощутил благодаря своим успешным делам, вместе с прежней жизнью вернётся к нему она. Он шёл за ней!

И вместе с тем смятение нарастало, сомнения одолевали Андрея. Казалось, что сознание раздваивается. Словно это было два разных человека, и у каждого своё, несхожее со вторым, сознание. Как понять?

Размышляя о том, где она, что делает, и о чём думает, он представлял её сидевшей в своей комнате, за столом, читавшей его письма, думавшей о нём. Она придумала испытание, и сама не рада, что так вышло. Конечно, так же, как ему, ей тяжело. Печаль её подобна туману осени, слёзы её подобны росинкам на изумрудных листьях.

Думая таким образом, Андрей одновременно произносил молча речь, обращённую к самому себе от имени какого-то низменного и ехидного существа, не то женского, не то мужского пола:

«Э-э, дружок, почему такой уверенный сегодня? Она сейчас не в девичьем монастыре. Не удержать тебе её. Ты был транзитный пассажир, тебя, увы, никто не ждал. Никто не может сказать с уверенностью, какое место занимает в чужой жизни, откуда ж у тебя такое убеждение?!»

И, подсмотрев, казалось, неизвестную самому Андрею мысль, ехидное существо прибавило:

«Ничего, может, не зря старался… Ещё приедет — захочется ей свежей крови. Может к лету, — как отпустят. А ты жди, упускай свои возможности».

Подхватив эту мысль, Андрей продолжил и развил её уже самостоятельно.

«Возможности! Катя зазывала сначала в Петербург, потом во Владивосток. Что мне там делать? Жить с ней на положении друга сердца? И бояться, вдруг она куда-нибудь снова исчезнет».

Размышляя об упущенных возможностях, он вспомнил Мариам. Вот уж в ком можно быть уверенным. И самому быть рядом с ней уверенным. Она с таким обожанием смотрела на него, так безгранично верила всему, что он ей говорил. Совсем ещё молодая, не испорченная ценностями современного мира и прогресса, не успевшая обзавестись друзьями, бойфрендами, которые постоянно мельтешили б если не перед глазами, то в её мыслях. Не было в её жизни такого, что нужно было бы зачеркивать для того, чтобы мужчина рядом с ней чувствовал себя комфортно.

Но стоило ему укрепиться в этом мнении, к нему приходило понимание того, что ясность в мыслях кажущаяся, мнимая. А из сумятицы мыслей уже выкристаллизовывалось его собственное чувство. Желание сохранить отношения вопреки всем преградам доминировало над всеми остальными желаниями. То, что было у них с Катей, вновь оживало перед Андреем. Он верил, что её бесценная готовность отдавать себя всегда будет существовать только для него.

Жизнь без неё казалась пустой, бесцветной. Это была даже не жизнь, а какое-то фанерное существование. Настоящая жизнь была там, на море. Гиперреальность, высшая зона предельной концентрации бытия. Это наркотик, который, раз попробовав, потом будешь искать всю жизнь.

Мысль стала коварной служанкой его чувства, чувство водило за собой мысль, и не было выхода из этого кругового верчения. Думая о Мариам, он планировал расширить бизнес, думая о Кате, размышлял, как с наименьшими потерями свернуть дело, и уехать к ней. Прилететь во Владивосток, и, выйдя из здания аэропорта, спросить у первого попавшегося прохожего: «Вы не знаете такую — Катю Третьякову? Нет… странно… Неужели столько времени вы ходите с ней по одной земле, и не знаете её».

Чем больше Андрей думал об этом, тем меньше он во всём этом разбирался.

Одно было ясно: стремление к счастью — это дорога, по которой можно только идти. Дойти до конца по ней нельзя.

Глава 88

Весна ворвалась неожиданно — рассыпая молнии и громы, знойная, неукротимая, вся в брызгах и лучах. Подхлёстываемые ветром отары облаков откочевали на юго-восток, и над городом сразу разлилась ослепительная синь.

Гинекологическое отделение железнодорожной больницы было последним, в котором Андрей ещё ни разу не был. Его очень любезно принял Геннадий Петрович Рыбников, заведующий отделением, с интересом выслушал информацию о предлагаемых препаратах. Он уже имел представление об этой продукции, хотел бы попробовать в своей практике, но, к сожалению, её нет в аптеках. Андрей сказал, что привезёт товар на реализацию. Геннадий Петрович замялся: он не имеет права торговать у себя в отделении, но… многие препараты действительно необходимы… и, написав список того, что ему нужно, передал Андрею, сказав, что какую-нибудь форму сотрудничества он придумает. На обороте визитки заведующий написал свой домашний телефон. У Андрея была куча разных визиток, но все они были здесь неуместны, он ведь представлял тут не какую-то компанию, а самого себя. Пришлось оставить листок с домашним телефоном и номером пейджера.