Темные изумрудные волны - Федор Московцев

Потом все примолкли. В наступившей тишине было слышно, как Заводовский шелестит своими бумагами. Наконец, гендиректор затронул ещё один вопрос повестки дня: выплата долгов по зарплате. Нельзя ли, раз уж речь зашла о государственном вспомощенствовании, что-нибудь выделить рабочим, а то они не выходят на работу, срывают план.

— Зряплаты, приплаты, — живо откликнулся Гетманов. — Балуете вы их, товарищ гендиректор, — в то время, как правление мобилизует гнев масс, ярость, нацеливает на трудовые победы. Ваша интеллигентская дряблость, левацкий гуманизм в нашем деле не годится. Наш реформаторский, рыночный гуманизм суровый. Церемоний мы не знаем.

— Хотя бы немножко, Афанасий Иванович, — беспомощно проговорил Заводовский.

— И решения ваши — как были, так и остались — половинчатые, мягкие, — сурово отрезал Гетманов. — Не можете управляться с народом, — объявляйте лох-аут…

— Локаут, — поправил Шмерко.

Гетманов наморщил лоб.

— Лох…еби его… нокаут. Ну, ты, понял.

Вопросы были исчерпаны, поступило предложение совещание закрыть.

На улице, прощаясь со всеми, Капранов попросил задержаться Закревского и Мордвинцева, сказав многозначительно, что «есть тема для разговора». Второв попробовал было примкнуть к задержавшейся троице, но Капранов сухо сказал, что «разговор пойдёт приватный».

И Второву пришлось уйти.

Глава 94

Гордеев, не торгуясь, взял первое попавшееся такси, стоявшее возле гостиницы «Украина». Андрей, чертыхнувшись, молча сел на заднее сиденье. Эти замашки внезапно разбогатевшего крестьянина раздражали его. ГАИшникам Гордеев, помимо штрафа, оставлял чаевые — мол, пускай заработают ребята, работа вредная. Ещё он им давал свои визитки — обращайтесь, мы работаем с КВД, мало ли, пригодится, знаем, есть у вас профессиональные вредности… Идиот, по себе судит…

Беря на Тверской проститутку, Глеб не ограничивался одними чаевыми. Он вёл девчат в ресторан, разыгрывая происходившее как случайное знакомство, а посещение гостиницы, интимное общение — как неизбежное развитие отношений. Разговаривал с ними за жизнь, допытывался, как они попали в сферу услуг, почему всё так. Девочки подыгрывали — платят ведь. Приятно ежели, клиенты вежливы.

А деньги он тратил общие, говоря: потом рассчитаемся.

По-барски развалившись на переднем сиденье, Глеб пил из горла французский коньяк, и вёл с таксистом обычную свою беседу: какой он крутой, что смог так выдвинуться. Хозяину «Вольво» он рассказывал, что, имея две машины — служебную «шестёрку» и собственный раздолбанный «ВАЗ-21099» — ощущает себя реальным барином.

Андрей опустил стекло — от Глеба несло, как из бочки. Он уже был пьян, а его физиологические особенности были таковы, что в этом состоянии у него происходило прямо-таки кошмарно-зловонное потоотделение.

Где-то на окраине Москвы Гордеев попросил остановиться возле палаток, торгующих одеждой. Там он купил первые попавшиеся туфли, надел их, а старые выбросил в урну.

Вернувшись в машину, объяснил: только утром заметил, что те протёрлись до дыр, поэтому нужно купить новые. А, поскольку он занятый человек, то и покупки совершает на ходу. Эти слова были адресованы Андрею. От Глеба не укрылось, с какой тщательностью его компаньон подбирал себе одежду, выискивая в фирменных салонах что-нибудь поинтереснее, и, вместе с тем, подешевле.

«Мели, Емеля, твоя неделя», — подумал Андрей.

И улыбнулся, подумав, как бы Ольга назвала Гордеевский прикид: Лох-дизайн, сделано в Лохляндии.

В эту поездку Андрею удалось побывать сразу на двух sales-meetings — в «Дэве» и «Эльсиноре».

От «Дэвы» осталось тягостное впечатление. Руководство радостно сообщило народу, что план продаж перевыполнен, компания заработала много денег. Но народу эти деньги не достались. Наградили только избранных. А люди, влюбившиеся в начальство, как дураки набитые, радовались. Старожилы вспомнили, что в трудную минуту, когда падали продажи, или падали котировки на бирже, когда компанию лихорадило, руководство сокращало зарплаты всем, включая водителей и уборщиц, а чтобы работники не слишком возмущались таким произволом, сокращали заодно рабочие места. Не потерявшие работу люди ощущали себя счастливыми и избранными на том только основании, что работы у них прибавилось, а денег стали платить меньше. Логично было бы предположить, что когда кризис пройдёт и наступит подъём, руководство компании так же поделит на всех прибыли, как делило в трудные дни убытки. Но турки, издревле поддерживавшие с Россией торговые и культурные взаимоотношения, отвечали чисто по-русски, словом из трёх букв: «Х. й!». Карали всех, а награждали только избранных, и эту дрянную модель справедливости называли корпоративной политикой.

И корпоративная вечеринка, демонстрация весёлого товарищества, оказалась противнее заказного протеста напротив Белого дома.

Местом для этой извращенной радости выбрали турецкий ресторан с невыговариваемым названием, расположенный на Ленинградке. Было бы сносно, если бы корпоративный праздник просто стал поводом прийти в нанятый компанией ресторан и напиться задаром алкогольного напитка, приправленного дурной закуской. Однако ж решили напыжиться, чтобы создать блестящий бал. На котором никто не умел танцевать. И устроили презентацию того, что приличным людям следовало бы скрывать. А все подумали, что это очень свежо и остроумно.

Главным развлечением дам являлось высматривание и обсуждение того, какими коровами выглядели сослуживицы, начальницы, и особенно жёны начальников, напялившие вечерние платья на свой целлюлит и фальшивые бриллианты на вскормленный фаст фудом зоб. При этом каждая считала себя в вечернем платье красавицей и не думала о том, что говорили о ней сослуживицы и подчинённые.

Мужчины же надели нарядные костюмы, болтавшиеся, как на корове седло, и напились, как следовало бы напиться в пивной за просмотром футбольного матча. А что обсуждали? Обсуждали дам, но не тех, что были в этом помещении. А тех, что поджидали клиентов на главной панели страны — на Тверской, на той же Ленинградке, но ближе к МКАДу, в некоторых местах Садового кольца, на Новом Арбате, в начале Кутузовского… да ещё бог знает где, — везде, где подберут желающие отдохнуть.

В общем, народ по-свински праздновал то, что его обманули; при этом готовность быть обманутым оказалась таким же свинством, как эта корпоративная вечеринка.

А в «Эльсиноре» всё было иначе. Оговоренную зарплату никто не отменял и не задерживал. Отличившихся премировали, отстающих похвалили за усердие. Отчёт о продажах напоминал посиделки во дворе на лавочке. Жуя конфету и смоля вонючим Merit-ом, великий и ужасный Альбертинелли с предельным вниманием выслушал каждого, произносившего свои предложения по увеличению продаж. И эти предложения, какими бы абсурдными не были, были обсуждены в комфортной, дружелюбной обстановке. Не слушая Анжелу, красневшую, сбивавшуюся с английского на русский, он, посмотрев на неё взглядом, которому бы позавидовали девушки с Тверской, произнёс: «Listen me, Anjela… I love you».

После этого Паоло подошёл к Евгении Тимашевской, и целых полтора часа обсуждал с ней концепцию продаж искусственных хрусталиков. Обсуждал бы ещё сутки, если бы время растягивалось, как тянучка у него во рту, и если б не закончился любимый Merit. А другие сигареты он не курил.

Вечеринку устроили во французском ресторане «Brasserie du Solei». Всё прошло уютно, по-домашнему. Вино лилось рекой, крепкие напитки никто не отменял, но почему-то никому не захотелось напиться. Народ рассказывал друг другу смешные истории, и — о ужас! — обсуждал рабочие дела. Паоло, распушив перья, кокетничал с Анжелой. Влад Дёмин, которого за мрачный габитус прозвали «папой», бросал понятные без слов взгляды на Онорину. Та стреляла глазками в сторону Тимашевской, щебетавшей без умолку о прочитанных французских романах. Краснов, называвший себя старым Гумбертом, хвастался приобретенным в Италии альбомом фотографий девочек-подростков, снятых так, что… куда уж там…

В конце вечера Паоло, прозванный доном Альбертинелли, схватил загребущими итальянскими лапами Андрея за пиджак — фирменный пиджак из «пик-а-пик», ткани, называемой «акульей кожей» — и закричал:

— Listen me, Andrew…

«Listen» он произносил на итальянский манер, тщательно выговаривая букву «t».

— Listen me, guy! Where are your fucking sales?!

Всем было весело, потому что все знали, что план по продажам в Волгограде перевыполнен на 20 %, а в той же Самаре, например, недобрали процентов сорок.

— The sales are going on, — отвечал Андрей.

Вывернув борт, Паоло посмотрел на бирку. После этого он повернул галстук обратной стороной к себе, и навёл резкость ещё и на этот label.

— O, vafanculo! It’s too expensive shit! How much did you pay?

— No more expensive, than fucking money.