Вызволение сути - Михаил Израилевич Армалинский

с теми, кто приглашает, и в то же время не приглашать самой. Уж как не захотеть изнасиловать эдакую царицу?

Неизменяющееся фарисейство людского муравейника видно и через отношение к проституции. Общество благородно обременило себя борьбой с проституцией, борьбой, которая в различные эпохи то надевала личину трогательной заботы о проститутках (создание организаций, помогающих желающим покончить со своим ремеслом и в то же время судебное преследование тех, кто ещё не пришёл к такому мудрому решению), то борьбой, которая применяла огонь и меч. Теперь во времена разглагольствований о различных свободах, общество не осмеливается уничтожать проституток, а лишь подленько притесняет их, не разрешая им появляться на улицах и загоняя их в сауны и массажные кабинеты. Общество не желает замечать, что многие женщины становятся проститутками по призванию.

Чтобы придать своим действиям облик возвышенный и справедливый, общество с помощью наукоподобных выкладок и подтасованной статистики утверждает, что разврат рождает преступление. В качестве неопровержимых доказательств приводится деятельность сутенёров, которые заставляют женщин заниматься проституцией, а непослушных – убивают. Пользуясь невежеством большинства, демагогия применяет известный ложный логический ход: раз после, значит вследствие. Но на любом явлении возникают паразитирующие события, и чтобы бороться с ними не нужно уничтожать само явление. И если на сахар слетаются мухи, то для того, чтобы прогнать мух, не надо его выбрасывать, а нужно его прикрыть, и мух уничтожить спреем.

Приравнивание разврата и преступления (в его худшем проявлении – убийстве) неверно прежде всего в своей основе, ибо они исходят из диаметрально противоположных тенденций. Разврат вырос из желания размножения, продолжения жизни, тогда как преступление – из желания уничтожить её. Убийство, которое часто следует за изнасилованием, происходит потому, что общество уравняло наказания за изнасилование и убийство и тем самым провоцирует насильника на убийство. Желая избежать наказания за изнасилование, насильник убивает свидетельницу преступления, что даёт ему шанс на безнаказанность, а если преступление раскроется, то разница в наказании за просто изнасилование или изнасилование и убийство будет непринципиальна. Человек, решившийся на изнасилование, перешел закон, а следовательно находится в таком психологическом состоянии, когда сделать ещё один шаг – убийство – не так трудно. Общество умышленно пренебрегает различными истоками этих шагов и, толкая человека в состояние аффекта, лишает его возможности различать свои шаги в побеге от кары, одинаково разящей за каждый шаг.

Следовательно, убийство и изнасилование должны оцениваться по-разному: к убийству должно применяться осуждение на наказание, а к изнасилованию – суждение о качестве его исполнения.

Уродливые формы, которые принимает худосочное желание прослыть сексреволюционером, чётко обозначились в семейных нудистских клубах. Нет ничего нуднее этих нудистов-мудистов. Они мнят из себя героев, когда снимают штаны. Штаны-то снимают, но тут же оговариваются – никакого секса. Их девиз, мол, человеческая нагота не является постыдной, а напротив – естественной. Прекрасно! Но разве влечение к нагому телу не естественно? А совокупление, уж коли обнажён и влеком, не нормально? Борются, пыжась, за естественность, и тут же ставят ей предел. Потому-то эти нудисты чувствуют себя ещё более закрепощённо, так как боятся не только обняться, а и прикоснуться-то друг к другу – как бы не подумали, что нарушается их кодекс. Женщины, пользуясь своим природным строением, штаны-то сняли, а всё равно необозримы, ибо ног во что бы то ни стало стараются не разводить. А мужчины увлечённо играют в волейбол, подпрыгивают и их гениталии бессильно и бесполезно болтаются во все стороны, кроме единственно нужной. Краем глаза голые родители следят за нравственностью резвящихся детей. Ах, как хороша свобода!

Лишая человека возможности быть искренним в своих желаниях, общество окружило каждого таким одиночеством, что он рвётся уйти от него, поверив в любое обещание близости, которая его спасет от невыносимости оставаться наедине с самим собой. Единственной легальной альтернативой всем сексуальным проявлениям, была консервативная семья. Псевдоучёные, пытающиеся найти причины образования семьи в глубокой истории, которой они не знают и знать не могут, ибо никаких свидетельств, кроме наскальных рисунков, не имеется, приходят к угодным обществу выводам, что семья образовалась якобы для удобства выращивания детей. Однако мотивы для женитьбы совершенно иные, так как в большинстве своём у брачующейся пары детей ещё нет и влечёт их лишь удобство и легальность регулярного удовлетворения похоти с человеком, который кажется из-за этой перспективы ещё и приемлемым вне постели. Всё это происходит на фоне симпатии, общих интересов и прочих удобств, необходимых для совместного проживания. Дети – это побочный продукт женитьбы. То, что дети для супругов – это нечто вторичное доказывает огромное количество разводов. Пресыщаясь друг другом, супруги расстаются, не думая о детях, так как главным мотивом для совместного проживания является влечение друг к другу, а вовсе не любовь к детям. Прекрасно понимая это, общество учредило алименты, сделало развод сложной и дорогой процедурой, чтобы привлечь родительское внимание к детям. Но тщетно – семья теряет всякую стабильность. И то, что из последних сил скрепляет отталкивающуюся в пресыщении парочку -это страх одиночества и знание о трудных препятствиях на пути к чужим людям. Но безразличие, отвращение, усталость друг от друга вырастают настолько, что затмевают все остальные чувства.

И вот – разрыв, разлука, одиночество (буквальное ли, в кругу ли безразличных тебе – неважно). Начинаются традиционные муки любви, которые тем больше, чем глубже одиночество. Эта закономерность подталкивает к очевидному решению: страдания любви прекращаются тотчас после того, как вместо исчезнувшего партнёра появляется такой же или лучше. Ведь мы тоскуем не по исчезнувшим возлюбленным, а по чувствам, которые мы испытывали при их помощи. Чувства эти остались в нас, и мы так же или лучше отреагируем на существо, сумеющее их вызвать вновь. Эта идеальная, теоретическая постановка вопроса осложняется практическим его преломлением. Прежде всего, система взаимоотношений между людьми построена так, чтобы максимально ограничить и усложнить контакты между ними. Если обществу не удаётся ограничить контакты по количеству, то оно берёт реванш и ограничивает их по глубине. Люди, имеющие максимальные возможности для достойной замены -это молодые, красивые, здоровые, богатые люди с открытым характером, находящиеся в обществе себе подобных. Потому-то завистливая молва и пытается утверждать, что в таком обществе нет "глубоких чувств." Да, там должно быть меньше любовных страданий, но зато больше любовных восторгов. Неужто глубина восторгов менее притягательна, чем глубина страданий?

Многие разлученные умышленно обрекают себя на одиночество: они знают, что вероятность найти достойную замену мала, и не находят в себе сил на борьбу с теорией вероятности. Не так уж сильно желание одиночества, как оскорбительны неизбежные и долгие подготовительные ходы для завязывания новых отношений. Если бы девушке, страдающей по потерянному