Авалон:Хроники бессмертных - Антон Ермаков

Но Машу уже было не остановить:

— Эта война — бессмысленна. Флавиус и Сильфида всегда говорили нам, что мы созваны в Авалон для того, чтобы в урочный час выйти на битву с Великим Злом, а вместо этого мы собачимся друг с другом, как дети, не поделившие песочницу!

— По-твоему, Евгений не тянет на роль Воплощения Зла?

— Он лишь марионетка в игре Темных и Светлых сил, — ответила Маша. — Но в одном ты, безусловно, права: он переполнен ощущением собственной исключительности. Эта лживая битва развязана лишь во имя оправдания, чтобы доказать не только себе, но и другим — мол, смотрите, насколько могущественна моя магия! Иначе — если бы он действительно жаждал правды — он бы узнал её сразу, выведал до последней капли. И сегодняшнее театрализованное представление, названное переговорами, было бы посвящено не тому, каким образом передать ему Настю, а совсем иным вещам. Если, разумеется, Настасья ничего от нас не скрыла.

— Если ты не веришь мне, можешь спросить у Антона, — Настя встала из-за стола, собираясь уйти. — Полагаю, он с удовольствием ответит на все твои вопросы!

— Девочки, не ссорьтесь! — запаниковала Таня. — Мы все на нервах. Нам нужно просто успокоиться.

Настасья уже сделала пару шагов к двери, и тогда Малиновская тихо, но достаточно отчетливо произнесла:

— И Евгений, вместо того, чтобы спросить себя, что же такого есть в Антоне, чего нет в нём, какие качества души являются более ценными для Насти, он, не задавая вопросов самому себе, потому что убежден, что в мире существует лишь его правота и лишь его — единственно верная — точка зрения, ввергает всё то, что мы знаем и любим, в пучину войны, хаоса и разрушения, добиваясь эффекта совершенно обратного: он приводит Настасью в такой ужас, так глубоко падает в её глазах, что она уже больше никогда не вернётся к нему. И Черная Армия, собранная под его знаменами, не поможет ему тоже! Потому что Настасья давно любит другого!

— Замолчи! — крикнула ей Настя, внезапно развернувшись, и множество дварфов, перестав заниматься своими кухонными хлопотами, уставились на них. — Ты спятила! У нас ничего не было с Антоном! Он — мой друг!

Но Машу уже было не остановить, и она, не подумав, всплеснула руками и ляпнула:

— Вся эта дурацкая войнушка развязана лишь из-за того, что два ключа не смогли поделить одну замочную скважину!

На секунду на кухне повисла тишина, а потом, не успел никто толком опомниться, как Настасья, изменившись в лице до неузнаваемости, выкрикнула что-то нечленораздельное и в два прыжка достигла Малиновской, повалив её на пол и вцепившись той в волосы. И всё вокруг потонуло в звуках возни, девчачьем визге и громких Таниных воплях, умоляющих их остановиться…

* * *

Широкая открытая галерея с тонкими резными колоннами одним изящно выгнутым пролетом перекинулась на головокружительной высоте и образовывала переход от одной башни к другой, минуя центр замка и позволяя быстро перемещаться между их каменными цилиндрами, если возникнет такая необходимость. Ныряя в узкий проход под козырьком башни, можно было выйти на крепостную стену, а ещё чуть дальше — прямо на мощную арку ворот над подвесным мостом. Именно здесь и стояли двое — Антон и Алексис. Оба внимательно разглядывали быстро тонущий в ночном сумраке лес, старались уловить возможное движение на равнине, — но пока что всё вокруг оставалось относительно спокойным и безмолвным.

— Страшно? — спросил Алексис.

— Да, есть немного, — честно ответил Антон.

— Боишься умереть? — Алексис внимательно посмотрел на него.

— Смерть не имеет значения. Важно лишь то, во имя чего ты умрешь.

— Мне нравится ход твоих мыслей, — Алексис ухмыльнулся. — Но чего же тогда ты боишься?

— Боли. Если мне суждено сегодня погибнуть, то пусть это будет быстро.

— Сегодня?

— Да. Я чувствую. Это начнется сегодня.

Порыв ночного ветра налетел на них, принявшись трепать волосы Антона и тонкую шнуровку на плечах Алексиса.

— А тебе страшно? — вдруг спросил Антон.

Алексис помотал головой.

— Я не понимаю, — неуверенно произнёс Антон. — Как можно абсолютно не бояться? Любому человеку свойственно испытывать страх.

— Просто я всегда верю в то, что за ночью наступит белый рассвет, — ответил Алексис.

— И всё-таки неизвестность пугает. Интересно, а умирать — это больно?

— Ничуть. Несколько секунд неприятных ощущений — и всё кончено. А тот, кто, умирая, отдает свою жизнь ради другого человека, на самом деле не умирает никогда. Он живёт… вечно.

— Откуда же ты можешь это знать? — Антон с некоторым сомнением посмотрел на своего собеседника.

Алексис глубоко задумался. Словно тень далекой боли пробежала вдруг по его мужественному лицу. Наступившее молчание длилось и длилось, прерываемое лишь неровными вздохами ветра, а затем он заговорил:

— Я помню… Как будто сейчас… Был прекрасный солнечный день. Птицы пели. Теперь они не поют уже так. Я шел домой. Мне оставалось пройти каких-то два квартала. Я остановился на переходе. Рядом со мною стояли девочка лет четырех и её мама. Я первым увидел это. Несущийся на огромной скорости неуправляемый автомобиль. Они не смотрели в ту сторону и не видели его. А когда обернулись на звук — было слишком поздно. Несколько секунд пронеслись быстрее, чем один миг. Я успел оттолкнуть их. Они спаслись. А я — нет.

Он снова замолчал. Предложения в его монологе были краткими, четкими, убийственно правдивыми, и оттого ещё более невыносимо разрывали душу.

Глаза Антона расширились:

— Но… Как же ты… — произнёс он, запинаясь.

— Все стало светлым вокруг меня. Белее, чем зимнее утро. Чем первый снег. И тогда я предстал пред Ним. Он поблагодарил меня, но сказал, что мой путь ещё не окончен. Я был послан назад. С тех пор я всё несу свою службу в стенах Вечной Крепости, чтобы, когда наступит Последний День, я мог выйти на битву вместе со всеми. Умирать — не больно и не страшно, — повторил Алексис. — Тот, кто умирает ради другого, будет жить вечно. Он бессмертен. И это единственное бессмертие, мне известное…

Алексис отвернулся, облокотившись на один из зубцов крепостной стены, и молча смотрел вдаль.

«Рассказывал ли он эту историю хоть одной живой душе?» — подумал Антон. — «Наверное, нет… И тем печальнее прозвучала она».

— Это ужасно, — вслух сказал он.

— Ужасно — это когда люди перед лицом опасности отказываются от своих слов и убеждений. Все остальное ещё можно исправить. — Алексис хлопнул Антона по плечу и ушёл с галереи обратно в замок.

Немного позже, когда Антон, спустившись вниз, заглянул на кухню, он застал там странную картину: Маша и Настя, обнявшись, дружно ревели как две белуги; Таня, стоя рядом, тоже промокала свои влажные глаза салфеткой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});