Живой Журнал. Публикации 2008 - Владимир Сергеевич Березин

покрытые инеем ели.

Площадь была заполнена автомобилями. Два потока их, поблескивая лаком и никелем, безостановочно неслись вдоль площади, уходя на продолжающие её просторные прямые магистрали.

"Туговато здесь приходится пешеходу", сокрушённо подумал Иван Артемьевич.

Впрочем, на площади не было видно ни единого пешехода. Иван Артемьевич заметил под небольшим навесом два бесшумно движущихся широких эскалатора. Один из них беспрерывно выбрасывал пешеходов на тротуар, другой уносил их под землю, чтобы доставить на противоположную сторону площади.

На тёмном фоне зимнего неба ярко горели бесчисленные световые рекламы: "Лучший подарок — двухместный спортивный самолет "Воздушная блоха". "Управление гражданского воздушного флота сообщает: с 1 марта воздушные экспрессы Москва — Лондон — Нью-Йорк и Москва — Сан-Франциско отправляются два раза в сутки: в 10 часов 15 минут и в 23 часа 30 минут".

Слева забавно гримасничала весёлая физиономия клоуна. Из широко открытого рта его струилась по небу надпись: "Иван Иванович Неунывающий приглашает всех московских ребят на детский карнавал на льду Химкинского водоёма".

Следуя указанию светящейся стрелки, Иван Артемьевич направился к стоянке такси и уселся рядом с шофером в новенькой машине "ЗИС-117":

— Магистраль Север — Юг, угол Добрынинской и Люсиновской.

Иван Артемьевич скоро заметил, что шофер везет его не по улице Кирова, как он ожидал, а по какой-то новой, значительно более широкой улице. Над воротами одного из домов Иван Артемьевич прочел: "Новокировская". Это была новая улица, прорубленная сквозь сутолоку старых домов.

Машина подошла к Садовой-Спасской. По ней в несколько рядов нескончаемым потоком неслись машины. Но "ЗИС-117" не остановился у светофора, потому что светофора не было.

За несколько десятков метров до Садовой "ЗИС-117" немного замедлил ход и очутился в открытой пологой выемке. Опустившись метров на шесть, машина нырнула в ярко освещённый тоннель и проехав под Садовой-Спасской, вышла на такую же плавно подымающуюся открытую выемку по другую сторону Садовой: в новой Москве оживленные магистрали пересекались в разных уровнях…

"ЗИС-117" нёсся по площади Дзержинского, и первое, что бросилось в глаза — это её небесно-голубой цвет: прощадь была залита цветным асфальтом.

Перед зданием Народного комиссариата внутренних дел стоял гигантский памятник, поднятый на высоту пятиэтажного дома. В тонкой лепке лица сразу узнавался Феликс Эдмундович Дзержинский.

Справа от памятника стояло величественное четырнадцатиэтажное здание. Высоко поднятая арка соединяла его с таким же громадным соседним зданием. А по другую сторону площади начиналась новая, широкая, прямая, как стрела, улица, прорубленная сквозь Китай-город. В конце её виднелись мавзолей, зубчатые стены древнего Кремля и полощущийся по ветру красный флаг над зданием правительства.

Спускаясь по Театральному проезду, "ЗИС-117" свернул налево и неожиданно опять нырнул в тоннель, ловко обогнав перед въездом в него огромный двухэтажный автобус.

Тоннель казался бесконечным: он шёл под всем Китай-городом, и длина его превышала километр. Через полторы минуты машина вышла на Красную площадь, позади храма Василия Блаженного. Вдаль тянулась дуга Москворецкого моста, залитого ярким светом молочно-белых фонарей. У въезда на мост, по сторонам, стояли две громадные скульптурные группы из нержавеющей стали. В одной из них во главе бешено мчащейся лавины конников нёсся Чапаев. В другой — окружённый своими боевыми товарищами, на приступ вражеских окопов шёл Щорс.

А позади всё огромное пространство Красной площади было залито бледнорозовым асфальтом, и на месте тяжеловесного здания Верхних торговых рядов раскинулись высокие, обрамленные колоннадой трибуны, растянувшиеся во всю длину площади…

Машина шла по Москворецкому мосту. Навстречу ей бесшумно пронёсся двухэтажный трамвай. В большом зеркальном окне вагона мелькнули двое военных, склонившихся над шахматной доской…

Проехали Чугунный мост. Машина остановилась у подъезда десятиэтажного здания на углу Люсиновской и Добрынинской площади. Оранжевая площадь была обрамлена тёмносиними тротуарами. В морозном воздухе мелькали хлопья пушистого снега. Но на площади не было заметно ни единой снежинки: при первом же прикосновении к асфальту они мгновенно таяли.

Расплачиваясь с шофером, Иван Артемьевич почувствовал под ногой тепло тротуара: под асфальтом была скрыта густая сеть теплофикационных труб.

Иван Артемьевич вошел в просторный вестибюль. Но не успел он сделать и двух-трех шагов, как неожиданное прикосновение заставило его опустить глаза: выскочившие неведомо откуда две пушистые щетки быстро проехались по его сапогам и исчезли так же внезапно, как появились.

Мягкий отраженный свет лился с потолка. Широкая пологая лестница была покрыта ковровой дорожкой. На мраморной стене сияла неоновая надпись "Лифт". На площадке шестого этажа лифт остановился На двери Иван Артемьевич увидал эмалированную дощечку "Доктор медицинских наук С. И. Герасимов".

Сына дома не оказалось. Ивана Артемьевича встретил внук Юрий, десятилетний пионер. Он усадил деда в мягкое кресло у письменного стола и предупредительно осведомился, не курит ли дедушка.

Потянувшись за папиросой, Иван Артемьевич отодвинул маленький чёрный ящик. Но как только он коснулся его полированной крышки, из глубины ящика раздался укоризненный женский голос:

— Серёжа, опять подвёл! А я ждала… Разве можно так обманывать жену!

Три глухих гудка, и из ящика загрохотал весёлый баритон:

— Сергей, говорит Михаил! Всякой волоките есть предел! Твой буер беру я. Едем с Павлом в Каширу.

Снова три гудка, и ящик официальным тоном сообщил:

— Товарищ Герасимов, ваш доклад "Итоги десятилетней работы над продлением человеческой жизни" назначается на двадцать пятое марта, в конференц-зале университета.

Говорящий ящик не на шутку смутил Ивана Артемьевича Но Юрий обстоятельно разъяснил, что это не ящик, а телеграфон, что папе звонили, но его не было дома, и телеграфон записал, а дедушка неловко нажал кнопку, и телеграфон передал ему свои звуковые записи.

Потом Юрий серьезно спросил, какой климат предпочитает дедушка. Иван Артемьевич, думая о другом, опрометчиво ответил, что, мол, почти всю свою жизнь он прожил на Урале и потому предпочитает северный климат.

Юрий бросился в угол и с полминуты возился у какого-то аппарата, вделанного в стену.

Через некоторое время в комнате стало холодновато. Иван Артемьевич ежился, потирал руки и наконец осведомился, не открыто ли окошко в соседней комнате. И снова мальчик обстоятельно объяснил дедушке, что у них в квартире, как и почти во всех новых московских домах, работает кондиционная установка, что он, Юрий, заведует погодой и, желая удружить деду, устроил ему уральский климат. Но если дедушка недоволен, он тотчас же переведёт стрелку на более умеренный…

В половине восьмого Иван Артемьевич заторопился. Вместе с внуком он спустился в вестибюль.

На голубом мраморе стены было расположено несколько кнопок. Над каждой кнопкой — две крошечные, величиной с горошину, электрические лампочки. Выше — матовый экран. И лампочки и экран были темны.

Юрий нажал одну из кнопок —