Мартовскіе дни 1917 года - Сергей Мельгунов

VI. В поисках базы.

1. Внѣсовѣтская общественность.

Достаточно знаменательно, что среди всѣх политических группировок того времени лишь одна небольшая партія народных соціалистов открыто и рѣшительно выступила на своей первой конференціи в Москвѣ 23 марта с осужденіем попыток, знаменующих установленіе "двоевластія" и подрывающих авторитет Временнаго Правительства. Не отрицая общественнаго контроля над революціонным правительством, партія говорила о необходимости в період разрушенія старых и созданія новых форм полнтическаго и соціальнаго общежитія... единой и сильной власти, обладающей дѣйствительной, а не призрачной полнотой власти[535]. Дѣло было не в той проходящей "анархіи" на мѣстах, характеризовавшей собою первоначальный, эмбріональный этап революціи, а в наличіи тенденціи культивировать обособленность конкурирующих с властью демократических классовых политических группировок, механически возникших на революціонной поверхности по традиціи из 1905 года, т. е. "своеобразіе" бытовое превращать в своеобразіе теоретическое. Не надо было быть ни историком, ни обладать прозорливым предвидѣніем для того, чтобы учесть опасность, которая крылась в замѣнѣ нормальных политических отношеній идеологических групп, преслѣдующих пусть даже узко партійныя цѣли, сурогатами внутренне аморфных совѣтских организацій. Здѣсь открывалось широкое поле демагогіи, на которой базировался неестественный в наступательном процессѣ шумный внѣшній эффект соціалистических партій и который выдвигал на авансцену "соціалистическую улицу"... Впослѣдствіи лидером этих партій было сказано не мало не то горьких, не то обличительных слов по адресу народных масс, не доросших по своему культурному развитію до воспріятія новых идей организованной демократіи. Красная митинговая фраза Керенскаго о "взбунтовавшихся рабах" превращалась почти в соціологическую формулу[536].

Подобныя жалобы на своего рода разрыв интеллигенціи с народом выносили, однако, лишь обвинительный приговор роковой, непредусмотрительной и пагубной тактикѣ, производившей неизбѣжно взамѣн зрѣлаго плода недоносок.

Послѣ переворота страну охватила неутолимая жажда просвѣщенія. Из глухих деревенских углов несутся крики: книг, книг, — отмѣчали наблюдатели из числа уполномоченных Временнаго Комитета. Вначалѣ этих книг было мало, и "Россія вернулась к апостольским временам": по деревням ходили люди и проповѣдывали "новыя начала". Потом этого книжнаго "просвѣщенія", пожалуй, стало слишком уже много. Пропагандисты очень скоро нарядились в узкіе партійные мундиры. Каждый "начетчик" до извѣстной степени фанатик. Скороспѣлое "политическое просвѣщеніе" стояло на грани политическаго развращенія масс, посколько просвѣтители руководились завѣтом протопопа Аввакума: "разѣвай рот шире, само царство небесное валится" (так нѣкогда охарактеризовывалась пропаганда Троцкаго в одном из перлюстрованных политической полиціей писем). Приходится ли удивляться, что "сознательность" пасовала перед "стихіей" и "соціализм сознательнаго пролетаріата" затеривался в мірѣ "охлоса". Это творила "жизнь", но исторія не может снять отвѣтственность и с тѣх, кто создал внѣшнія формы, в которых выражалась эта жизнь. Послѣдующая исторія революціи зарегистрирует безконечно длинную вереницу фактов, показывающих, что стихію из "нѣдр революціи" вызывали часто, очень часто, и тѣ, кто по своей идеологіи, казалось, были далеки от большевицких концепцій радикальнаго переустройства міра единым революціонным взмахом. Они становились невольными и безсознательными попутчиками тѣх, кто разрушал демократическій революціонный фронт. Извѣстный "правый" с.-р. Брушвит, вѣроятно, совершенно не отдавал себѣ отчета в том, что он бросает зажженную спичку в пороховую бочку, взрыв которой может уничтожить не только коалиціонное правительство, не только Учред. Собраніе, но и демократію в Россіи, когда в состояніи ораторскаго самозабвенія неосторожно на майском крестьянском съѣздѣ в Самарской губ. бросил в массу демагогическіе призывы от имени арміи: "Мы не выпустим ружей из рук даже и послѣ войны — не выпустим до тѣх пор, пока знамя "Земля и Воля" не будет знаменем государства. Во время Учр. Собр. мы будем держать ружья на-караул, но помните, что послѣ этой команды есть другая — "на изготовку"...

Партія народных соціалистов, представлявшая собой в значительной степени интеллигентскую группировку, в цѣлом этого грѣха в революціонные дни не воспріяла на себя[537], ибо ея основной практическій лозунг органически был связан с девизом, начерченном на ея политическом знамени: "все для народа, все через народ" — то было утвержденіе не только народовластія, но и до извѣстной степени проповѣдь осуществленія в жизни постулатов, освоенных народным сознаніем и клавшим преграду "революціонному правотворчеству" массовой стихіи. Идеологи "народнаго соціализма" никогда не обольщались "безсознательным соціализмом", сдѣлавшимся столь модным лозунгом в мартовскіе дни, что даже демонстрація дворников в Москвѣ в маѣ происходила под знаменем: "да здравствует соціализм". "Соціалистов" стало слишком много. Народным массам главенствующія соціалистическія партіи внушали тлетворную мысль, что подлинная демократія заключена в бытовых соединеніях соціальных категорій, представленных рабочими и крестьянами. Количественный принцип совершенно устранял естественное раздѣленіе. Роковым образом исчезала категорія трудовой интеллигенціи, имѣвшаяся в программѣ теоретических построеній соціалистов-революціонеров[538]. Реальныя отношенія, созданныя характером революціоннаго переворота, заставили революціонных идеологов ввести третью категорію "демократіи" — солдат, при всеобщей воинской повинности, не говоря уже об условіях войны, никакой особой соціальной группы не представлявших. Соціальная логика при этом нарушалась. Ленин был болѣе послѣдователен, когда в своих начальных построеніях, игнорируя "солдатских депутатов", выдвигал лозунг — "рабочих, крестьянских и батрацких" совѣтов. Посколько. совѣты могли разсматриваться, как революціонные клубы sui generis, постолько лишь в схемѣ революціоннаго строительства могли быть законно признанными совѣты солдатских депутатов, которые в первый момент рѣшительно первенствовали в предводительствуемых революціонной демократіей организаціях и накладывали на них свой не классовой и тѣм самым скорѣе политическій отпечаток.

Для характеристики просовѣтской позиціи революціонной демократіи символистичным является выступленіе "заложника демократіи" в правительствѣ на Всероссійском Совѣщаніи Совѣтов, когда он вырвался из правительственных тенет, чтобы "хоть немного подышать воздухом той среды", из которой вышел. Передавая "низкій поклон всей демократіи от имени Правительства" Совѣщанію, Керенскій разъяснял (дважды) и формулу "всей демократіи" — "рабочим, солдатам и крестьянам", незамѣтно демагогически триединая формула становилась в устах соціалистических дѣятелей адекватной понятію демократіи, и они, дѣйствительно, сами, быть может, и "помимо собственнаго сознанія", по выраженію Плеханова, уравнивали дорогу, ведшую к ленинским воротам. Не отдавая себѣ отчета впослѣдствіи лидер меньшевиков Церетелли (его называли "мозгом революціи") будет квалифицировать первый офиціальный съѣзд совѣтов (в іюнѣ) "полномочным парламентом революціонной демократіи", а лидер соц.-рев. Чернов пойдет дальше и назовет съѣзд совѣтской демократіи "нашим учредительным собраніем".

Народные соціалисты были чужды этому своего рода "совѣтскому психозу" и не потому, что представители радикальной интеллигенціи, вошедшіе в партію, как пытается утверждать автор "рожденія революціонной Россіи", принадлежали к группѣ "промежуточной между буржуазной и соціалистической" — идеологически послѣдовательные соціалисты (правда, не по формулѣ Интернаціонала), обосновывавшіе свою догму не на стихійной борьбѣ классов и выдвигавшіе интересы человѣческой личности на первый план, вожди партіи видѣли в совѣтском принципѣ нарушеніе демократических завѣтов, угрожающее народовластію и органу его выражающему, т. е. Учредительному Собранію. И не только грядущему Учр. Собранію, но и стоявшему в ближайшей очереди демократическому общественному самоуправленію (своим параллелизмом). Поэтому, не игнорируя совѣты, как революціонныя организаціи, стихійно созданныя жизнью, партія оставалась к ним хладной и относилась с осторожностью: когда сконструировали окончательно Петербургскій Исп. Комитет, в нем не оказалось представителей народных соціалистов — Станкевич (тогда трудовик) отмѣчает, что Мякотин и Пѣшехонов, т. е. признанные вожди партіи, "старательно подчеркивали свою чужеродность". Это ставило партію как бы внѣ совѣтской общественности. Вѣроятно, такую позицію надо признать тактической ошибкой, ибо партія лишалась возможности своей интелектуальной силой оказывать непосредственное вліяніе. Но болѣе серьезной тактической ошибкой являлся отказ возглавить иниціативу возрожденія в серединѣ марта стараго крестьянскаго союза — наслѣдія того же 1905 года. Отказ мотивировался нежеланіем дробить революціонныя силы. Произошло как раз обратное тому, что разсказывает в своих воспоминаніях Суханов о "попыткѣ" захватить Крестьянскій Союз группой радикальной интеллигенціи, руководившей Союзом в 1905 г. и не желавшей теперь контакта с Совѣтом Крестьян. Деп.. Крестьянскій Союз должен был возникнуть, как постоянная организація, а не по типу временных соединеній для "политико-революціонной борьбы" в схемѣ совѣтской организаціи. Он всетаки возник, попал в руки людей болѣе или менѣе случайных и неопредѣленных по своей общественной позиціи, и не получил широкаго распространенія. Между тѣм при болѣе авторитетном руководительствѣ он мог не только имѣть умѣряющее значеніе в противовѣс крестьянским совѣтам, попавшим в орбиту партіи с.-р.[539], но и сыграть самостоятельную, значительную роль при выборах в Учр. Собраніе.