Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Сидя в таком кресле, бороться с трудностями было, несомненно, комфортнее. Показательно, что в 1763 году, отвечая на циркулярный запрос Берг-коллегии заводчикам, не имеют ли они «каких по заводам тягостей», Прокофий ничего по существу вопроса не сказал, лишь сообщил: последний раз был на Урале во время описи, порученной Томилову, а «после того даже и поныне в тамошних заводах быть мне не случилось, и за тем, какие оные заводы имеет тягости и какое к тому вспо-мощество потребно, ныне я показать не могу». А.С. Черкасова выдвинула довольно убедительное объяснение тому, что Прокофий в данном случае предпочел отмолчаться[914] (хотя, заметим, другие заводчики на свои трудности жаловались по поводу и без повода то и дело). Но, слукавив в отношении своей информированности, Прокофий не стал бы врать в отношении поездок — слишком легко было бы его уличить, слишком бесцельна была бы эта ложь[915].

Долгие годы стремившийся стать заводчиком, обзаведясь заводами, Прокофий уже не рвался физически к ним прикоснуться. В конце концов он их продал: в 1769 году уральские, три года спустя — нижегородские[916].

Примеряя наряд чудака

Не следует думать, что наследство было единственной серьезной заботой Акинфиевичей. Хотя одной из важнейших — несомненно. Существовали, однако, и другие, в своем роде тоже важные заботы и связанные с ними цели. Читателю этой книги не нужно напоминать, что братья родились в более «низком» сословии и в разные годы испытали сословное «преображение». И если Никита скорее всего превращения даже не заметил (он стал дворянином в возрасте двух лет), то родившийся казенным кузнецом и остававшийся им до шестнадцати лет Прокофий становился дворянином болезненно и долго—в некотором смысле всю жизнь. Ощутив, как в августе 1745 года с него в одночасье спали цепи отцовской воли (которой он сопротивлялся, но не настолько успешно, чтобы не замечать), Прокофий несомненно почувствовал облегчение. Но оставались иные путы, которые сами собой исчезнуть не могли, — путы сословных норм и сословных предубеждений. Их власть давила не менее болезненно, и он противился ей не менее яростно, чем власти отцовской.

В этой борьбе смерть отца не была ключевым событием, хотя предшествующие отношения с ним определенную роль для ее (борьбы) хода и исхода, полагаем, сыграли. Чтобы понять ситуацию, перенесемся в более раннее время — самое начало дворянской биографии Прокофия.

Культурная его интеграция в новую сословную среду проходила непросто. Чисто умозрительно можно представить три сценария событий, следующих за актом формального одворянивания.

Вариант первый. «Новый» дворянин принимает и усваивает новые социальные функции и присущую статусу новую социальную роль. Как результат — подтверждает изменение социального статуса, растворяясь (в культурном плане) в новом для него сословии. Из заводчиков таковы Гончаровы, некоторые из Демидовых. К описанию этого сценария можно приложить идеи Джорджа Герберта Мида о том, как индивид, инте-грируясь, стремится преодолеть мозаичность внутреннего «я».

Второй сценарий. Кое-как справившись с усвоением социальной функции, пассажир межсословного лифта в полной мере так и не вживается в новую социальную роль, оказывается неадекватен ей и застревает на обочине сословия. Такие тоже существовали. Из известных заводчиков именно таким был, возможно, пионер промышленного освоения Северного Урала М.М. Походяшин.

Особенностью третьего варианта является то, что герой, влившись в сословие (первый сценарий), позднее в некоторых сферах социального бытия (особенно в частной, приватной жизни) совершает обратное движение: возвращается к формам и нормам оставленной им материнской среды. Можно предложить несколько объяснений такого развития личности. Оно может быть истолковано как культурный регресс. Трудность, возникающая при таком объяснении, — часто неясно, что считать снижением культурного уровня. Его можно описать и как результат разбалансировки ролевого набора (совокупности задающих программы поведения социальных ролей), порожденной неопределенностью представления индивида о его сословной идентичности. Наконец, при определенных условиях этот сценарий может быть сведен к комбинации двух предыдущих. Неочевидность интерпретации делает этот случай особенно интересным.

Эволюция личности Прокофия Демидова, как нам кажется, является примером практической реализации именно такого сценария.

Одна из составляющих характерной для молодых его лет негомогенности личности — двойственность в самоидентификации. Насколько об этом позволяет судить последующее поведение, преодолена она им не была. Прокофий прожил долгую (76 лет) жизнь и не исключено, что за эти годы продвинулся в интеграции дальше, чем можно заключить из отрывочных свидетельств этого движения. Однако, продвигаясь, постепенно в движении затормаживался и, наконец, остановился.

Полностью вписаться в новый социальный статус невозможно, не преодолев социально-психологические барьеры. Но внутренняя переработка личности — еще половина дела. Пребывание в социальной группе — это непрерывный диалог с ней. Допустим, первые барьеры преодолены и в действиях новичка ясно читается установка на интеграцию. Но захочет ли общество принять посылаемый им сигнал? Депутаты екатерининской Комиссии о сочинении нового Уложения жарко спорили по поводу расширения сословия за счет выходцев извне. Многие дворянские представители были категорически против него[917]. Уровень сословной самооценки дворян был высоким и в петровское время — последовательное, даже в условиях реформ, сохранение за ними права не платить подать и других прав, воспринимавшихся как привилегии, давало для этого достаточные основания. Пока «перебежчик» не интегрировался полностью, дворянское «общество» в принципе не может относиться к нему как к равному — оно предъявляет к нему требования, существенно отличные от требований к «своим». К новичку предвзято приглядываются: придирчиво отслеживают, с одной стороны, качество исполнения им новой социальной роли, с другой — отсутствие в его поведении следов прежних ролей. И не стесняются указывать на ошибки.

Но Прокофий не принадлежал к тем, кому подобное, замешанное на высокомерии наблюдение помогало отшлифовывать новую роль. Одной из присущих ему с юных лет черт характера было упрямство, только закалявшееся в столкновениях с родителем. Нам кажется, что это качество отразилось и на интеграции: с какого-то времени в его личности начинает набирать силу противостоящее ей движение. Трудно сказать, были ли причиной тому лишенная теплоты встреча новой средой, «родимые пятна», оставленные прежней жизнью (так и не достигшее баланса сочетание ролей внутри их набора), индивидуальные ли черты характера, что-то иное или, наконец, все вместе. Вектор эволюции личности, а с ним и сам Прокофий, доселе перемещавшийся из одной субкультуры в другую, в своем движении постепенно разворачиваются. Но в одну реку дважды не войти. Незамкнутая петля рождает химеру: Прокофий, сохраняя присущее новому социальному статусу понимание социальной функции (прав и обязанностей, соединенных со статусом), в части социальной роли застревает в сумеречной зоне причудливых смешений несовместимого. Становится тем, кого в то время именовали чудаками.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});