Vox Humana: Собрание стихотворений - Лидия Аверьянова

5. ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ

Еще Суворов шел, походным будням рад.Был чист альпийский снег – листок для русских правил.Держался на воде, как лебедь, Приорат.Испанию кляня, иезуит лукавил. –

Он – Первым был. И он, как вехи, троны ставилВ помоях. Вечный принц, он правил невпопад.Во сне он муштровал запоротых солдат, –Палач и мистик, царь и раб Господень – Павел.

История на нем мальтийский ставит крест.Отверг он, петушась, свой гатчинский насест:Он зодчих торопил кирпичный гроб закончить.

В короне набекрень, почти сдержав кинжалВрагов, не по себе ль он траур надевал.Позируя, в сердцах, для самоучки – Тончи?

1935

6. АННА ИОАННОВНА

Упорна, в младших, к прошлому любовь.Перебираю имена былые:Екатерина, Анна, Анна вновь –Три Парки, прявшие судьбу России.

По-царски средней бунтовала кровь:Шли конюхам все почести людские.В ярме опалы стерты бычьи выиКурляндцев: так заколосилась новь…

Пал в тронном зале сумрак голубой.Здесь ночью встретилась сама с собойИ умерла Императрица Анна.

Он явлен, двух эпох великий стык,Войной гражданской раздвоенный лик:И тучная Россия бездыханна.

1935

7. ТРИ АЛЕКСЕЯ

Кровавым снегом мы занесены,И кровь избрала знаменем Расея.Тишайшему, должно быть, были сныО гибели второго Алексея.

Как рябь отлива, отступала Свея.Был Петр велик, и горек хлеб страны,И в каземате, у сырой стены,Царевич слег, о прошлом сон лелея.

Отечество! Где сыщем в мире целомЕще в утробе тронутых расстрелом,Абортом остановленных детей?

Им дан в цари ребенок незабвенный,Что Дмитрию подобен, убиенный:Блаженный отрок, третий Алексей.

1935

8. СОФЬЯ АЛЕКСЕЕВНА

Сестра в несчастьи, разве вместе с кровьюК тебе любовь изымут из меня!Стрелецкий бунт ревел в столбах огня.Но – Петр велик. И забывали Софью.

Москва ль не соты черному злословью!Бразды правленья в нежный миг кляня,Литовский всадник к славе гнал коня:К Голицыну горела ты любовью.

Разлуки русской необъятен снег,И монастырь тебе стал вдовий дом,И плачем выжжены глаза сухие.

Могла б и я в тиши дожить свой век,Горюя о Голицыне моем:Но больше нет монастырей в России.

1935

9. ЛЕДЯНОЙ ДОМ

С прозрачных стен уют последний сполот,И гаснет факел в Доме Ледяном.Как первый снег, был смех царицы молодИ сух, над коченеющим шутом.

Из всех дверей повеял смертный холод –И вздрогнули, входившие с царем…Со всей России лед былого сколот.Ипатьевых давно проветрен дом.

Прости, Господь, и немощь Иоанна,И Софьи скорбь, и гордый ум Петра,И Анны блажь, и Павла крест бесовский —

За семь венцов, той мукой осиянных,За росный дым июльского утра,За глушь подвала, за костер Свердловска.

1935-1937

10. СОСЕД ГОСПОДЬ

Du Nachbar Gott, wenn ich…

Rilke

Чистейшие да узрят сердцем Бога.Господень взгляд – живому телу смерть.Весь мир – лишь глаз Господних поволока.Так как же мне в Его лицо смотреть?

И как от Лика луч найду я впредьВ своих страстях – сухих травинках стога?Часы идут. Я подожду немного.Есть час, в который можно умереть.

Тепло живых – в ковчег Господень двери.Вся наша кровь – цена за откровенье.Кратчайшую себе дав рифму: плоть,

Прости меня, что неуч в детской вере,Проулком лжи, задворками мышленьяЯ обхожу Тебя, сосед Господь.

1935

Дополнение к книге «Серебряная Рака. Стихи о Петербурге. 1925–1937»

КОЛОКОЛ СВ. САМПСОНИЯ

Он был подобен темной сливеВ прозрачной зелени стены.Петровский зодчий мудро вывелПять арок с каждой стороны.И ветер слушать хор улегся,И дождь был, верно, вспрыснуть радБольшие вязы, плиты, флоксыИ церковь – Божий вертоград.Пусть спит Хрущев, еще не тронут –В честь современников моихУж сбита тяжкая корона,Смотри, с герба Еропкиных…Раскрыта в сад двойная рама:На площади (полулуной)Чугунный Петр – хранитель храма –Впервые пост оставил свой…За город свой, за это зданьеМолилась я, меж слов и дел,И, онемевший в ожиданьи,Неснятый колокол чернел.

1937

«У костюмерной мастерской…»

У костюмерной мастерской,Где куклы, маски, моль в витринах,За три квадрата от МорскойКанал идет, как черный инок.

Он неопрятен, крив и сир,Ему бы вечно здесь трепаться,Где банк велик и кругл, как цирк –Арена сложных операций;

Где, тени надломив едваВ осях чугунных полукругов,Четыре злых крылатых льваПлюют со скуки друг на друга.

Где искони и навсегда –Так встала Кана в Божьем слове –Канала смешана водаС гранитным сгустком чермной крови.

1937

СОНЕТ

Люблю под шрифтом легшие леса,И реки вспять, в наследство поколеньям,И землю ту: что Божья ей роса? –Вся наша кровь ей будет удобреньем.

Моим глазам седьмые небеса,Большая ниша всем моим моленьям,Тебя я пью – с каким сердцебиеньем! –С тех пор, как в узел собрана коса.

Благословляю, русская земля,Кольцо границ, что нам с тобой – петля:Вся жизнь моя – одно с тобой свиданье.

Казнь за тебя – невелика деньга,Но в смертный час, тащась издалека,Я не приму тебя, как подаянье.

1937

«Превыше всех меня любил…»

Превыше всех меня любилГосподь. Страна – мой зоркий Орлик.Мне голос дан, чтоб голос былДо самой смерти замкнут в горле.

Элизиум теней чужих,Куда уходят дорогие? –Когда ты вспомнишь о своих,Странноприимица – Россия!

Как на седьмом, живут, без слов,На сиром галилейском небе:На толпы делят пять хлебовИ об одеждах мечут жребий…

Но тише, помыслы мои.Слепой, горбатой, сумасшедшейИль русской родилась – терпи:Всю жизнь ты будешь только вещью.

1934–1937

«Россия. Нет такого слова…»

Россия. Нет такого словаНа мертвом русском языке.И всё же в гроб я лечь готоваС комком земли ее в руке.

Каких небес Мария-деваСудьбою ведает твоей?Как б…., спьяна качнувшись влево,Ты бьешь покорных сыновей.

Не будет, не было покояТому, кто смел тебя понять.Да, знаем мы, что ты такое:Сам черт с тобой, ….. мать!

1934–1937

Из стихотворений, посвященных Л.Л. Ракову

«Ты Август мой! Тебя дала мне осень…»

Ты Август мой! Тебя дала мне осень,Как яблоко богине. Берегись!Сквозь всех снегов предательскую просиньВоспет был Рим и камень римских риз.

Ты Цезарь мой! Но что тебе поэты!Неверен ритм любых любовных слов:Разбита жизнь уже второе летоЦезурою твоих больших шагов.

И статуи с залегшей в тогах тенью,Безглазые, как вся моя любовь,Как в зеркале, в твоем отображеньеЖивой свой облик обретают вновь.

Ручным ли зверем станет это имяДля губ моих, забывших все слова?Слепой Овидий – я пою о Риме,Моя звезда взошла в созвездьи Льва!

<1935>

«Не услышу твой нежный смех…»