Креативный «пятый альфа» - Ирина Ивановна Асеева

новое видео вышло. Расширение кругозора важнее, чем маленький эпизод мировой истории. Я решил, что, как обычно, воспользуюсь правилами беспалевного ученика.

Вы их знаете? Вот они. Первое: никогда не смотри на учителя – лучше в тетрадь или учебник. Второе: не делай резких движений – это привлекает внимание. Третье: не бойся – они чувствуют страх! Четвёртое: в крайнем случае притворись мебелью.

Алёна Николаевна заболела, её снова замещал Николай Васильевич – учитель, похожий на старшеклассника, с вечно лохматой головой и тонкими усиками. С ним правила точно должны были сработать. Вот только Жанка подсела ко мне, а она привлекает внимание, даже если это делать не собирается.

– Кто нам расскажет про Англию после Нормандского завоевания? Есть желающие? – спросил Николай Васильевич, глядя в электронный дневник.

Я, как джедай, разлил внутри организма спокойствие и мысленно слился со стулом. Взгляд Николая Васильевича скользнул по мне, перешёл на Жанкину чёлку, затем перепрыгнул на ёршик Бориса. Я расслабился.

– Парапланов хочет ответить! – заорала Жанка.

Я сделал вид, что Парапланов – это не я. Николай Васильевич, молодец такой, не обратил внимания на Жанкин вопль и вызвал к доске Мишу. Я его даже зауважал. Не обращать внимания на вопли Жанки могут только самые мужественные люди.

Миша тараторил про Вильгельма Нормандского, а я тихо шуршал страницами, пытаясь за три минуты вместить в себя остаток параграфа. Я заталкивал параграф в голову, но он вылезал через уши.

Я всё-таки увлёкся Великой хартией вольности и не заметил, как Миша закончил. Оказывается, история – это интересно, если её читать. Очнулся я от очередного вопля Жанки:

– Спросите Диму, он очень хочет к доске!

На самом деле мне хотелось раствориться, как сахар в горячем чае, стать невидимкой или хотя бы стукнуть Жанку хорошенько. Но первое невозможно, над вторым я работаю, а третьему сопротивляться было всё труднее с каждой минутой.

Николай Васильевич вздохнул:

– Жанна, отстань от Димы. У него тоже язык есть.

– Он им пользоваться не умеет, – хихикнула Жанка. – Стесняется. Я ему помогаю.

И посмотрела на класс, словно ей за это уже медаль на серый пиджак повесили, и все на эту медаль полюбоваться хотят.

Я в этот момент мечтал превратиться в мышонка, забраться на Жанкин нос и укусить его хорошенько, чтобы каждый раз, когда ей заорать захочется, укус чесался и напоминал, что молчание – золото.

Николай Васильевич посмотрел на меня, съёжившегося до размеров карандаша, перевёл взгляд на довольную Жанку и сказал:

– Сделаем так: каждый раз, когда ты будешь кричать, что Парапланов хочет ответить, я буду спрашивать тебя. Ответишь на «четыре» и выше – оценку получит Дима. Ниже – поставлю тебе. Раз уж ты так ему помочь хочешь.

Я улыбнулся, представив полчища «пятёрок» в своём электронном дневнике. Жанка нахмурилась, обдумывая, насколько нечестный вариант предложил Николай Васильевич и почему она сама не может предложить прямо сейчас что-нибудь такое же нечестное.

«Пятёрку» по истории я в тот день так и не получил. Случилось чудо: Жанка целый урок молчала. В конце урока она стащила лягушку в красной каске из моего пенала со словами: «Это моральная компенсация за мои мучения».

Жанка проявила редкое упорство с идеей моего перевоспитания. Мы с ней заключили договор. Если я на уроке руку поднимаю и отвечаю, она отдаёт мне одну фигурку из коллекции липучек, если Жанка молчит целый урок, я отдаю ей.

У нас пока ничья. Коллекция из рук в руки переходит. Каждый раз, когда лягушка в красном шлеме оказывается у меня, на Жанку молчанка нападает. А если лягушка переходит к Жанке, мне отвечать приходится. Жанка её из вредности всегда отдаёт в последнюю очередь.

И знаете что? Моей черепашке в лабиринте памяти словно моторчик приделали. Маленький, правда: ей ещё далеко до скорости ягуара, но верные ответы в памяти она быстрее находит. И отвечать мне уже не так страшно. Особенно если дома учил. Только вы Жанке это не говорите, иначе она что-нибудь ещё придумает.

Радости жизни

– Мама, я тебя обрадую, – сказал я.

– Радуй, – разрешила мама.

– У меня за самостоятельную по математике «два».

– И чему я должна радоваться? – удивилась мама.

– Тому, что все ошибки – по невнимательности. Я всё-всё понимаю.

Мама вздохнула, и я огорчился. Не умеет мама правильно смотреть на жизнь. Она открыла на телефоне электронный дневник, нахмурилась и спросила:

– А твоим оценкам по английскому мне тоже радоваться?

– Конечно.

– Они тоже из-за невнимательности?

– Нет.

– Ты там что-то не понимаешь?

– Мама, я ещё не понял, что именно я не понимаю. Я просто не успел всё сделать. Там целых два листа надо было прочитать, перевести и на вопросы ответить. Я же не гугл-переводчик!

– А все остальные в классе – гугл-переводчики? – уточнила мама.

– Нет, не все, – признался я. – Только Жанка, Семёнова и Григорий. А все остальные – как я. Один человек даже хуже.

Мама снова вздохнула, и я пожалел, что хуже меня по английскому только один человек. Лучше бы два. Может, маме легче бы от этого было.

– Может, я для тебя чай заварю? – спросил я. Дело не в том, что я люблю заваривать чай.

Я совсем не люблю. Даже сам пью только соки и воду. Просто не выношу, когда мама огорчается.

Мама покачала головой. Надо всё-таки учить её радоваться самому главному в жизни. Я вчера передачу смотрел, там психолог говорила, что надо уметь замечать приятные мелочи.

Вот, например, у тебя всё на работе плохо, и ваза любимая разбилась, и коленкой больно стукнулся. А ты купил мороженое, и лижешь его, и сидишь довольный.

И тогда я спросил у мамы:

– А может, за мороженым?

Самый большой подарок

На подоконниках нашего кабинета сверкали золотые и серебряные банты. Я старался думать про математику, но смотрел почему-то на яркие обёртки.

Я только смотрел, а Жанка на каждой перемене подходила – водила накрашенным ногтем по разноцветной бумаге и крутила коробки. Ей никто не говорил, что принёс. Хотя она всем растрещала, что в её маленьком красном пакетике лежит.

Наша школа самая лучшая, поэтому литературу у нас сегодня вела Красная Шапочка. Она вызвала к доске самурая, и он, гремя катанами, вышел. Наполнил глаза древнерусской тоской и с чувством прочитал стихотворение Есенина про белую берёзу. Вместо того чтобы эту берёзу в щепки порубить, как ему положено.

Самый большой подарок появился на подоконнике в последний день, его принесла Вика. Жанка перестала трясти остальные