О вечном: о любви, о воровстве, о пьянстве... - Анатолий Трушкин

Богатый оглянулся – а охрана чего-то обедать ушла, – спрашивает:

– Ты кто такая?

Она:

– Я – твоя смерть. – И ждет, что он начнет ногами петлять, на колени упадет.

А он ей:

– Ты хоть знаешь, дура страшная, к кому ты попала? Иди отсюда, и чтобы я тебя никогда больше здесь не видел. Со ста миллионами и умереть мне? Ну не идиотка ты?

Смерть:

– Да плевать, передо мной все равны.

Он говорит:

– Я тебе сейчас устрою такое – ты всю жизнь будешь ходить с протянутой рукой!

Смерть косу достает:

– Ну, поболтали и будет, – размахивается.

Богатый кричит:

– Все деньги отдаю на здравоохранение!

И Смерть замерла. Он-то в шутку сказал, что все деньги отдаст на здравоохранение. Конечно, ни рубля он не даст. Никто не дает, он с чего даст? Для смеха сказал.

Но Смерть и так плохо соображает, что делает, а тут напугалась, говорит:

– Позвольте, однако...

Богатый:

– Вон отсюда, стерва поганая! – И нехорошими словами на нее, прямо матерными.

И она ушла.

Конечно, перед смертью все равны, но десять рублей и сто миллионов – вещи разные.

Граждане, не тратьте деньги на ерунду, лучше отдайте на здравоохранение!

* * *

Радости

На улице встретились два пожилых человека, Петр Сергеевич и Николай Иванович. У Петра Сергеевича на лбу в двух местах налеплены пластыри, Николай Иванович держит руку на перевязи и слегка прихрамывает.

– Далеко ли? – спрашивает Петр Сергеевич.

– В домоуправление, – отвечает Николай Иванович. – Батареи текут. Внук играл, молотком стучал.

– Да, господи, сейчас батареи-то делают! – сочувствует Петр Сергеевич.

– Нет, нет, у нас старого еще образца.

– Ах, старого... Да, раньше батареи-то делали, – неуверенно говорит Петр Сергеевич. – Внуку сколько лет?

– Три года.

– Самый, я тебе скажу, прелестный возраст. – Петр Сергеевич оживляется, проверяет пластыри. – Самая сейчас радость от них.

– Да, – устало улыбается Николай Иванович и поправляет руку на перевязи. – Самая, самая радость. Всё хотят знать, везде лезут. У нас, не поверишь, сам стул поставил на стол, когда никого не было, забрался и молотком как даст по люстре!

– Сам?! – удивляется Петр Сергеевич.

– Сам... по хрустальной... в большой комнате... потом в маленькой... А твоей внучке сколько уже?

– Два и три месяца. – Петр Сергеевич светится изнутри. – Минуты на месте не посидит. Минуты! Всё играй с ней. Прямо юла какая-то. Прячется, я ее ищу. Так спрячется – ни за что не найдешь! Третьего дня в стиральную машину залезла, еле вытащили.

– В стиральную?! – поражается Николай Иванович.

– В стиральную.

– Да как же туда можно залезть?

– Вот залезла! Хорошо, не включили.

– Да-а... Ну это прямо талант какой-то. – Николай Иванович долго удивленно мотает головой. – А у нас стиральную машину не включишь. Так молотком дал по крышке – ни один ремонт не берет... Это еще ему только три года.

– А наша вчера в холодильник залезла.

– Ну уж! – не верит Николай Иванович.

– Да. Искали, искали, бегали, бегали. Я вот поскользнулся и лбом о стену... два раза – так спряталась.

– Вот я и говорю, – Николай Иванович смотрит куда-то в сторону, – много радости. Нашли?

– Нашли. Сейчас выключили холодильник, не дай бог что.

– Это да... А у нас не включишь.

– Почему?

– Не работает.

– Молотком?

– Да.

– Инженером станет, – уверяет приятеля Петр Сергеевич.

– Скорее всего. А твоя – разведчицей.

Петр Сергеевич пожимает плечами:

– Утром вот спряталась – не можем найти. Родители приехали, уже два часа ищут, все в слезах.

– Где же она?

– А кто ее знает. Вызвали милицию с собакой. Может, собака найдет.

– Да-а, – тянет Николай Иванович, – столько радости от них.

– Да, – соглашается Петр Сергеевич, – много. С рукой-то что у тебя?

– Да так, пустяки.

– Внук?

– Внук.

– Молотком?

– Не-ет! Ты что?! Мы с ним друзья не разлей вода... Нечаянно он... дверью прищемил.

– Ну это ерунда. Это бывает.

Они прощаются. Петр Сергеевич проверяет пластыри на лбу и идет в одну сторону, а Николай Иванович поправляет поврежденную руку на перевязи и хромает в другую.

* * *

Уровень жизни

Нас на пятьдесят восьмое место поставили по уровню жизни. Слышал, да?.. На пятьдесят восьмое!.. Нас!!! На пятьдесят седьмом какие-то кочующие племена.

Мы должны быть на пятьдесят седьмом!.. Но сравнить нельзя, те кочуют постоянно. Где их искать?.. Пустыня же! Там одни миражи. Смотришь – дворец, подходишь – хрен тебе, а не дворец. У нас смотришь – дворец... и хрен тебе, даже близко не подойдешь.

И мы на пятьдесят восьмом месте?.. Эти в пустыне без воды, без лекарств – на пятьдесят седьмом!.. У нас лекарство легко можно достать. Может, не то что нужно, это другое дело. Но лекарства есть!

И смотри еще. Раньше у нас выражение было «краше в гроб кладут», так люди плохо жили. Сейчас одинаково выглядим, что при жизни, что в гробу. Так хорошо жить стали!.. Они нас на пятьдесят восьмое место. Собаки!

Плохо, с племенами нельзя сравнить. Где их искать?.. Ни дорог, ни указателей. Жара такая – гады в песок зарываются. Сорок пять градусов!.. Там тени нет! У нас тень! В лесах! Встал за дерево – тебя вообще не видно. У нас на Дальнем Востоке тайга – сейчас пригляделись, в ней двадцать миллионов китайцев!.. А племена где?.. И у них там, в пустыне, дышать нечем. У нас одно дерево – ученые подсчитали, не поленились – может обеспечить кислородом на всю жизнь двух-трех человек... или пять-шесть китайцев.

Они нас на пятьдесят восьмое место!.. Гниды!.. Это – провокация. Они нам мстят за то, что семьдесят лет боялись нас.

Мы давно уже на пятьдесят седьмом месте. МЫ НА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМОМ МЕСТЕ!.. Я нарочно громко – пусть слышат.

Культуру возьми. Тоже она показывает уровень жизни. У тех танцы вокруг костра, когда мышь поймают на ужин... одну на всех. Дикость такая – глаза на лоб лезут. У нас «фабрик звезд» больше, чем у них мышей! И мы на пятьдесят восьмом месте!.. Хорьки вонючие.

Эти кочуют и кочуют, кочуют и кочуют – и на пятьдесят седьмом.

Они взятку дали! Точно говорю: взятку дали. Только чем? У нас хоть золотой запас страны есть! Всем нам на черный день. Не когда у тебя черный день или у меня, а когда у всех. Когда уже ни хлеба, ни соли, ни лука не останется, каждому дадут вот по ТАКОМУ куску золота.

Золото надежно спрятано, хранится в слитках. Слиток – это... как тебе сказать?.. Как маленький гробик. Вот если из всего золотого запаса сделать один большой слиток, его будет видно из любой точки страны. Сколько ни есть нас, а утром все встают и каждый видит перед собой гроб. Такой запас у нас!..

Они нас на пятьдесят восьмое место!

Просили наши хороших специалистов с пятьдесят шестого места: найдите этих, которые на пятьдесят седьмом. Где они ходят? Черт их знает.

Так эти с пятьдесят шестого даже при их высочайшем уровне жизни отказались. Сказали: черт их знает, где они ходят.

Пустыня. Жара шестьдесят градусов! Птица яйцо снесла, оно тут же вкрутую. Тут же!.. Семьдесят градусов жары!.. Пот градом с тебя! Как в парилке. В парилке полчаса просидишь от силы. Даже с водкой – полчаса, не больше – и готов. Этих два года никто не видел.

Может, их вообще уже нет. Так, какой-то мусор остался: кости домашних животных, наконечники стрел... Трогать ничего нельзя! Все заражено: СПИД, бешенство... наркомания, проституция, коррупция. Это наше законное место – пятьдесят седьмое.

Они нас на пятьдесят восьмое!.. Ну не суки?.. Что-то здесь не так. Серьезно говорю: что-то здесь не так.

* * *

Призрак

Вчера с женой поругались слегка. Даже не поругались, просто я ей сказал:

– Дура ты, готовить не умеешь, и смотреть на тебя страшно.

А она мне сказала:

– И зарплата у тебя небольшая, и умишко... и всё остальное.

Я расстроился, лег спать и, конечно, сразу заснул мертвым сном, поэтому проснулся рано– сумерки, тишина. Смотрю – по комнате ходит кто-то... Призрак! Говорю:

– Кыш отсюда, нечистая сила!

Он мне:

– Не кричи, гаденыш, жену разбудишь.

Ну и разговорились с ним. Он из параллельного мира, живет в нашей же квартире, даже фамилии у нас похожи, обе птицемолочные, он – Куродоев, я – Яйцебыков.

Но самое главное что? Оказывается, наши миры влияют друг на друга. Скажем, у нас всплеск воровства – у них тут же неурожай. Почему так, неизвестно, но всегда так, такая связь.

У них уже лет пятнадцать сильный неурожай... дикий просто неурожай. Собственно, у них лет пятнадцать ничего уже не растет.

А раз неурожай, то люди у них недоедают. А когда у них голод – у нас холод, такая тоже связь.

– Но сейчас, – он сказал, – вы экологическую свою программу обворовали и граница между мирами помутнела, связь искривилась.

Короче, если он не врет, теперь у нас всплеск воровства – у них дождь накрапывает... Не знают они уже, куда им деться от дождя: льет и льет и ночью, и днем, сухого места не осталось. Есть районы – залило по горло.