О вечном: о любви, о воровстве, о пьянстве... - Анатолий Трушкин

– Я тебе сейчас, сволочь, устрою! Ты у меня ни в Красную армию... никуда!

Полчаса так. Уже кто-то стал возмущаться. Потом смотрим – он спит. То есть у нас многие уже во сне стали матом ругаться. До чего дошло!

Бывает, красиво ругаются. Бог талант дал! Это – искусство! Встреча с прекрасным! Сразу у всех уши торчком, чтобы не пропустить ни слова. Тут, кроме спасибо, ничего не скажешь. Слушал и слушал бы всю жизнь. О-о-о! Такое выведут!.. Соловьи, бёныть! И то – соловьи-то только весной, а эти круглый год.

Одним словом, милые дамы и уважаемые господа, надо нам кончать с матом. Уже мы отравились им.

Девушки такое лепят! А им детей рожать. Но нам надо всем вместе! А то, я смотрю, бёныть, я один здесь бьюсь, а вы, вашу мать, как-то с прохладцей.

А надо, бёныть, чтобы и интеллигенция, ее мать, и пролетариат, его гегемона мать, и правительство, трижды их и отца и мать.

То есть как бы, бёныть, сказать... всем обществом, ёптыть!

* * *

Этюды

Указ

В связи с несгибаемой верой россиян во всё, что скажут, ввести для особо отличившихся на поприще веры дополнительные чины, звания и знаки отличия.

За веру в то, что некоторых чиновников можно все-таки пускать в государственный огород, награждать медалью «КОЗЕЛ» четвертой степени.

За веру в то, что терпение и труд все перетрут, – медалью «КОЗЕЛ» третьей степени.

За веру в то, что правда в огне не горит, в воде не тонет, – медалью «КОЗЕЛ» второй степени.

За веру в то, что хуже уже не будет, – медалью «КОЗЕЛ» первой степени.

За веру в то, что козлы первой, второй, третьей, четвертой степеней когда-нибудь переведутся, присваивается звание «ЗАСЛУЖЕННЫЙ КОЗЕЛ РОССИИ».

Обычная история

Жил-был один человек, бе-едный, скро-омный... даже не очень скромный, даже временами нахальный. Очень честный... как он сам считал, хотя при случае мог соврать, не моргнув глазом.

Если со стороны смотреть, дохловатый, сутуловатый, кривоватый, мешковатый, но себе казался ловким красавцем. Дурковатый, коли на чистоту... да и жена так полагала в минуты прозрения. Трусоватый по большому счету, жадноватый, что скрывать, бледноватый, грустноватый, сероватый.

Надоело, да?.. Скучно?.. Что такое?! Всем рассказывай про богатых, красивых, успешных. Про жизнь, про себя никто слушать не хочет.

Обычная история.

* * *

Нет ли какого-то указующего перста, какой-то взаимосвязи в том, что только два кодекса у нас не оправдали себя: Уголовный и строителя коммунизма?

* * *

В молодости снились львы. Когда начал работать и здорово уставать, начали сниться лошади... потом верблюды. С ростом преступности все чаще стала сниться моль, за которой все остервенело гоняются... Вчера приснился осел.

* * *

Раньше могли посадить за что угодно. Сейчас твори, что хочешь, – останешься на свободе.

* * *

Ветер – пар – электричество – атомная энергия. Попроще пример. Колун – гильотина – безопасное лезвие – электробритва. Человек меняет мир.

Что странно – сам как был колун, так и остался.

* * *

Хорошо, что мы сумели из своих ошибок сделать правильные выводы и теперь знаем, что виновата не партия, а в отдельные периоды отдельные люди... то есть евреи.

* * *

Талант

Я – артист, Коля – художник. Живем на одной лестничной площадке.

Мы работали в детском театре. Я играл волков, Коля делал маски – от его волков не то что люди, собаки шарахались.

Нас обоих выгнали из театра за профнепригодность. На самом деле директор рынка – приятель директора театра – на наши места устроил двух своих племянников.

Короче, сидим с Колей без работы. Жены молчат, потом моя говорит: «Что это вообще за профессия – волков играть?» А Колина говорит: «Вон сосед – хорошо получает, не пьет, не курит, матом не ругается. А ваши таланты никому не нужны».

Мы терпели, терпели насчет того, что наши таланты никому не нужны, потом я говорю Коле:

– А сделай маску соседа.

Коля сделал. Я надел. Выпил для куража, закурил, позвонил в наши квартиры. Жены вышли. Говорю:

– Здорово, курицы!

Они стоят, насупились. Коля мне:

– Что вы себе позволяете, мерзавец?! Извинитесь сейчас же перед дамами!

Я ему говорю:

– Ты, придурок, сперва на работу устройся, потом вякай.

И покрыл его матом... пять раз.

Вечером жены устроили нам с Колей на последние копейки праздничный ужин. Нормально посидели.

Утром пошли с ним на рынок. В магазине картошка по двадцать рублей, на рынке – по пятнадцать, мы хотели найти по пять... не нашли. Я говорю Коле:

– А сделай маску директора рынка!

Он сделал. Я надел, выпил для куража и на рынок.

Коля идет с двумя пустыми корзинами, рядом – «директор рынка». Набрали всего бесплатно!.. Через день еще... Еще через день взяли четыре корзины, идем – навстречу директор рынка... Ну что?.. Я сказал ему:

– Здравствуй, брат.

Пока он соображал, откуда у него брат, мы с Колей утекли. А директор стал обходить рынок каждый день по пять раз.

Через три дня идет – навстречу ему Коля с тремя пустыми корзинами и рядом с ним Юрий Михайлович Лужков.

Директор перепугался, потом обрадовался. Юрий Михайлович нигде ни у кого никогда ничего не брал, а у него взял... в подарок три большие корзины с мясом, колбасой, сырами, фруктами, вином.

Пресса писала, что Лужков бывает в одно время в двух разных местах. Как это ему удается? Когда он спит?

Директор рынка потом каждые полчаса звонил в мэрию: где Лужков?

Мы с Колей решили на рынок больше не ходить, но жены привыкли уже: где вино, где фрукты, где ножки Буша?

Я говорю Коле:

– А сделай маску Буша.

Он сделал, я надел. Выпил для куража виски, чтобы водка не выдала, и на рынок.

Идем с Колей, за нами толпа. Директор выскакивает, звонит в мэрию – Лужков на месте, а в Вашингтон – у него номера нет.

Обидно немного было, потому что Бушу положили больше, чем Лужкову. Всё мы заискиваем перед Америкой. Потом, правда, жены сказали, что половину положили порченого.

Но Буш не обиделся и прямо повадился ходить на наш рынок. И я сказал Коле:

– Нехорошо, что Буш, чужой человек, работает на нас.

И Коля сделал маску Путина, я надел, пить не стал, сразу к директору... детского театра.

Нас с Колей восстановили с повышением оклада, при театре открыли секцию дзюдо и горнолыжную секцию.

Я это все к тому, что таланты надо оценивать вовремя, тогда и неприятностей у всех будет меньше и таланты не будут заниматься всякой ерундой.

* * *

Робин гуд

Вчера звонок в дверь. Открываю – Робин Гуд, английский разбойник. Говорит:

– Возьми деньги, я у богатых отнимаю, бедным отдаю.

Я растерялся, говорю:

– Всё у вас за границей как-то... через эту... через пень-колоду. У нас у бедных отнимают, богатым отдают. Но вообще это очень хорошо, что ты богатых англичан грабишь и нам отдаешь.

Он говорит:

– Нет, я не богатых англичан граблю, я ваших богатых граблю, вашим бедным отдаю.

– Наших?!

– Ваших.

Я бросился к нему, говорю:

– Я тебя ни за что не отпущу! Зайди хоть чая стакан выпей, на улице сыро, можно гриппом заболеть.

Он:

– Не могу, не успеваю грабить.

Я ему:

– Прошу от имени всех, у кого зарплата ниже прожиточного минимума.

Он зашел. Я сразу кинулся к соседу за заваркой. Вызвал от него милицию. Они тут же приехали, повязали Робина Гуда.

Народ сбежался на шум. Робин Гуд плачет стоит – он же всю жизнь неуловимый был. Мы ему говорим:

– Не плачь, разбойник, и зла на нас не держи, просто у нас богатые, если потеряют копейку, тут же такие цены назначают, что нам никак не выжить даже с твоими добавками. А ты их, видно, грабил каждый день. Уезжай-ка лучше, милый друг, подобру-поздорову к себе в Англию.

И он уехал.

Я раньше грешил на правительство насчет цен, на Госдуму, на Совет Федерации... даже на Администрацию президента, а оказалось, что это всем нам так здорово вредил Робин Гуд.

Но всё, слава богу, позади, теперь должны зажить хорошо.

* * *

Общественное мнение

Вчера сижу в центре города... отдыхаю, просто наблюдаю за птицами, за прохожими... В самом центре сижу, рядом с туалетными кабинками.

Смотрю – бежит мужчина, руку вытянул с десятью рублями, чтобы получилось без сдачи, без задержки.

Подбегает, протягивает деньги. Чиновница при кабинках говорит:

– Еще рубль.

Мужчина:

– За что?.. Какой рубль?.. Это вымогательство! Я буду жаловаться! Я Лужкова знаю.

Чиновница молчит внаглую, только дышит, и всё.

Тогда мужчина начинает озираться – может, кто поддержит. То есть он как бы обращается за помощью к общественному мнению.

А общественного мнения у нас пока еще нет, он не знал, наверное. Кому не надо в кабинки, те делают вид, что ничего не видят, не слышат.

Минут через двадцать у кабинок уже очередь и все галдят: