Игра Саида. Единственная (СИ) - Кучер Ая

Дамир не полезет в новую заворошку.

А Эмин тут как тут. Загребет всё, над чем я трудился столько времени. Потом и кровью выбивал своё место, выгрызал каждую поставку и клочок территории, где можно безопасно дела проворачивать.

Сука.

Я с него лично шкуру спущу, когда найду. Кусок за куском срезать буду, потому что закон семьи больше не действует. Племянник первым за оружие взялся, а мне нужно лишь ответить.

Узнать, с кем именно он связался, кто ему поддержку оказывает. Я всегда держал Эмина подальше от криминала, незачем пацану туда лезть. В одиночку ему такое не провернуть было. А значит – нашел связи, кому-то пообещал долю после моей кончины.

– Эмин жив?

Ника повторяет мои слова. Глазеет, не двигается даже. А я пытаюсь уличить в её словах правду или ложь. Не знала? Или всё это время водила меня за нос?

Не была же дрянью, когда впервые её увидел. Нежная, скромная, тихая. Искренняя в своих реакциях, в том, как ресницами хлопала и рот приоткрывала, слушая мои слова.

Но семь лет – долгий срок. Многому могла научиться, вызубрить, как играть нужно. Чтобы я, как дебил последний, повелся. Не заметил угрозу под боком, в свой дом впустил.

Спиной, блядь, поворачивался. И не думал, что Ника со всей дури ударит. Предаст так, как только женщина может. Тихо, незаметно, но с улыбкой и нож несколько раз проворачивая.

И это её приговором станет.

Можно многое простить. Но если твоя женщина тебя предает, то ей больше нет места рядом.

– Саид, - выдыхает мое имя так, словно ничего не знала. Давай, пташка, ещё немного. Мне, блядь, нужна эта уверенность. – Ты сказал, что он умер. И до того времени я думала, что он жив. Что он мне помогал. Но ты сказал, и я поверила. Что Эмина больше нет.

– А теперь он снова жив.

– Я ничего об этом не знаю. Не знаю, почему он притворился мертвым, зачем устраивал покушения на тебя.

Говорит медленно, вкрадчиво. Касается пальцами моей руки, которой тонкую шею сжимаю. Решаю: свернуть или нет. Отправить подальше, пока ребенка моего носит, или возле себя оставить.

Только слова Ники сильнее заводят. Заставляют встряхнуть её, сильнее пальцы сжать. Вдавить в себя, наслаждаясь страхом на девичьем лице. Упиваясь пониманием, что ей никуда не деться.

– Снова лажаешь, пташка.

– Что? В каком плане?

– Я ничего не говорил о том, что Эмин меня пытался убрать. Откуда ты это знаешь?

Дрянь.

Редкостная, красивая дрянь.

Прокручиваю в голове варианты, что делать дальше. Знаю, чего от меня требуют порядки, но пока о предательстве знают три человека. Я, Ника и Эмин, которому она помогала. Лютый не станет лезть, ему это не интересно.

И у меня есть время самому решить, что делать с девчонкой.

– А разве… - она запинается, становится бледной, как мел. – Разве это не подразумевалось? Зачем ещё притворяться мертвым?

– Поздно, пташка, выкрутиться не получится.

– Саид, я никогда не участвовала в каких-то заговорах против тебя. Я бы никогда не стала!

– И почему же?

Если сейчас пташка начнет петь про любовь или благодарность, то на этом всё закончится. Я и так шанс за шансом даю, на горло принципам наступаю. Даю возможность обмануть себя, правильные фразы подобрать.

Рассказать о заговоре, блядь. Нашла же такое слово, чтобы развеселить. Терпеливо жду, что ещё Ника придумает. Не умеет врать, сама себе могилу роет. И выдает то, что я хотел знать.

– Почему? Потому что я не идиотка! – сжимает пальцами мое запястье, старается освободиться от моих касаний. – Может, не знаю всего о вашем мире, порядков и прочее, но это каждому понятно! Идти против тебя… Какой бы безумной я не была, на такое никогда бы не решилась.

– Видимо, решилась.

– Ты… Ты серьезно? Посмотри на меня, Саид. Я – беременна. Черт, у тебя дома Адам теперь. Разве я стала бы рисковать детьми? Представь, что я предательница…

И представлять не нужно. Ника никогда настолько разговорчивой не была. Молчала, запиралась в себе. Боялась лишнее слово сказать, тихая и смирная. А сейчас пташка в соловья превращается.

Заливает ложь в уши, старается выгородить себя. Только лимит доверия исчерпан, закончилось. Никогда кредитом не выдавал, а Ника – получила. При первой встрече, изначально. То доверие, которые остальные зубами себе вырывали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но сейчас…

Сейчас девчонке придется потрудиться, чтобы убедить меня в своей правоте. Чтобы я хоть на секунду перестал искать в её словах подвох. Тогда, может, всё получится.

– И что? Я бы предала тебя, рискнула своими близкими? Ради чего, Саид? Ради чего мне предавать тебя?

– Ради бабок?

– Ты… Черт, ты же серьезно!

В этой ситуации я должен злиться. Но девчонка взрывается гневом. Отталкивает меня, сама отскакивает на шаг назад. Встряхивает головой, смотрит так, будто я её пса пристрелил.

Напоминает вспышку, как была сегодня на дороге. Либо беременность так интересно влияет, либо Ника начинает показывать зубки. И если первое можно понять, то второе – дурной знак. Очередной гвоздь в крышку гроба моей веры.

– Блядь, - ругается слишком не привычно. Даже я себе подобного не позволял при ней. – Не могу поверить. Ты думаешь, что я ради денег тебя предаю и в сговоре с кем-то? Да, конечно. Семь лет бегать было частью плана, чтобы побольше с тебя содрать.

– Не с меня. А с Эмина, с которым ты работаешь.

– Ты псих, Хаджиев. Я могла бы просто спать с тобой и просить деньги. Ты бы дал, не так ли? Так зачем мне было столько времени бегать, подвергать риску себя и мою мать? Пошел ты с такими обвинениями!

– Следи за языком, пташка.

– Ты тоже!

Выплевывает, когда ловлю за талию. Впечатываю в себя, пока девчонка отбивается. Одна короткая подсечка, удачный расчет. И мы падаем на диван, прижимаю Нику собой.

– Ты меня… Ты шлюхой меня назвал, пусть и завуалированно, - отвечает сдавленно, отворачивается. А губы дрожат от обиды. – Поэтому иди к черту. Встань с меня, оставь.

– Меня и так вполне устраивает. Тебе похитили или ты сама сбежала, пташка? Правдивый ответ.

– Похитили.

– И кто?

– Я не знаю.

– Неправильный ответ.

Усмехаюсь и тяну платье девчонки вверх. Если не хочет сама признаваться, а угрозы не действуют… То есть ещё один способ, которым можно воспользоваться.

И он пиздец как мне понравится.

– Саид!

Упирается ладошками в мои плечи, надавливает. Пытается оттолкнуть, избавиться от меня. Хотя совсем недавно радо отвечала на все касания. Сама тянулась, прижималась. Кончала на моем члене.

А сейчас снова недотрогу включает.

И мозг сигнализирует, что плохая затея. Нехрен в постель тащить, если с другим не разобрались. Но член своей жизнью живет. Хочет пташку, пиздец как. Всего пару дней, а истосковался по ней.

По громким стонам, широко распахнутым губам. Как смотрит, касается, выгибается навстречу. Что угодно может болтать, но отвечала. И кончала, и больше требовала.

А теперь возвращается к тому, что было в самом начале.

– Саид! – вскрикивает, стоит оголить стройные ножки. – Прекрати.

– Что именно прекратить? Это? – провожу по нежной коже, касаюсь края белья. – Или это? – сильнее наваливаюсь, прижимая. – Уточняй, пташка.

– Хватит. Ты ведешь себя, как дикарь. Что тебе нужно, на самом деле?

Ты, пташка.

Пиздец, как прозаично. Семь лет побегов должны были подсказать Нике, чего именно я хочу. Замкуло или просто сожгло мозги к чертям собачьим – все ещё не уверен.

И если бы не новые обстоятельства, то всё стабильно было бы. Занимался бы делами, а Ника рядом была. Пташка, которая никуда бы улететь не смогла. Хорошо же было, притерлись, девчонка шарахаться перестала. И нужно было ей всё испортить.

Никаким сомнений, что Эмин свою руку приложил. Предатель, который власти захотел вкусить. Малолетка, а всё туда же лезет, подвиги нашей семьи пытается повторить. В его возрасте все уже место свое нашли, отвоевали. Вцепились так, что никто не скинул бы.